Куноичи

Немного придя в себя, она поняла, что машина летит. Решив ничему не удивляться, Такахаши нащупала ремень безопасности и кое-как пристегнулась. Если Роджеркоп вдруг решит лихачить в воздухе, она хотя бы не начнёт кувыркаться по всему салону.

Хорошо ещё, что ремень проходил не через раненное правое, а через левое плечо. Повезло хоть в чём-то.

Лоб у Тен-Тен был весь мокрый из-за испарины. Кровь всё ещё немного вытекала из раны, но в целом почти остановилась благодаря забившемуся в дыру кардигану. Шерсть… будь здесь обычный мир, Тен-Тен бы первым делом сняла накидку, но при наличии Чудесного Исцеления такие мелочи становились незначительными.

Девушку охватил озноб. То ли она потеряла слишком много крови, то ли перенервничала — неясно, да и неважно. Даже когда на крышу летающей машины приземлились супергерои, Тен-Тен не отреагировала. Она сжимала и разжимала кулак здоровой руки, пытаясь восстановить контакт с травмированным телом.

Чудесных смело с чудо-машины, едва Роджер сделал бочку. Тен-Тен взвизгнула, когда ремень безопасности впился в тело и потревожил рану. Боль застилала Такахаши глаза, и все силы девушки шли на то, чтобы просто оставаться в сознании.

Хотя обморок был предпочтительнее, если говорить откровенно.

Едва машина долетела до ратуши, как Роджеркоп выскочил из автомобиля. Тен-Тен, может, поспешила бы за ним… если бы она не была так измотана ранением.

Не прошло и минуты, как одержимый вернулся за ней. Роджеркоп открыл дверцу, отстегнул ремень и вытащил Тен-Тен из машины. В ратушу он занёс Такахаши, закинув несопротивляющееся тело на плечо. Медленно он вошёл в здание, поднялся по ступеням и, не напрягаясь, выломал дверь в кабинет Андрэ.

Затем он скинул Тен-Тен на пол и приставил к её голове пистолет.

— Если ты не капитулируешь, то я убью твою дочь.

Тен-Тен подняла голову и посмотрела на отца Хлои. Андрэ был напуган до мокрых штанов, но в выражении его лица Такахаши видела протест. Хотя губы у Буржуа дрожали и были белее лица гейши, он всё равно решительно встал из-за стола и скрестил руки на груди.

— Ледибаг способна восстановить всё, кроме моей репутации. Капитуляции не будет!

После сегодняшнего, хотела бы сказать Тен-Тен, твоей «репутации» просто нет. Так что не зря ты за себя боишься, Андрэ, ох уж не зря.

Стальной Ветер лично проследит за тем, чтобы от тебя не осталось и упоминания.

Роджеркоп отнял пистолет от головы Тен-Тен и направил дуло на Андрэ.

— В таком случае приговор будет исполнен немедленно.

Вместо ожидаемой пули пистолет выдал ярко-голубой луч. Едва тот попал в грудь Андрэ, как тело мэра стало усыхать на глазах, пока не осыпалось на пол прахом.

Роджеркоп довольно кивнул и обратил внимание на Хлою.

— Ты. Согласно праву наследования, теперь ты являешься мэром.

Он усадил Тен-Тен на шикарный стул Андрэ, прямо в сухую кучку тёмно-серого праха, и пододвинул пустой лист.

— Пиши.

— Что?

— Приказ. Пиши приказ, чтобы я навсегда остался главой полиции в этом городе.

Это было нелогично, но Тен-Тен не стала спорить с чокнутым одержимым. Ведущая рука у неё была подстрелена, так что почерк вышел неровным и дрожащим. Пачкая бумагу кровью, Тен-Тен поставила пододвинутые Роджеркопом печати.

Потом акума отошёл от неё. Бумагу он убрал куда-то под костюм, на мгновение обнажив вполне человеческое тело; шарниры на шее заскрипели, словно готовы были рассыпаться в то же мгновение. На лице у Роджеркопа появилась знакомая голограмма бабочки, и Тен-Тен поняла, что у неё есть несколько минут.

Торопясь, она пододвинула к себе новый лист бумаги и принялась печатными буквами выводить своё желание. Она не хотела зависеть от Андрэ. Значит, ей нужно стать эмансипированной.

Заявления об эмансипации рассматривали органы опеки или же, в особых случаях, высшие органы власти. Тен-Тен нужно было всего лишь несколько печатей, чтобы Андрэ больше не имел над ней власти.

Она успела поставить их на бумагу и засунуть документ в карман джинсов, прежде чем окно за её спиной разбилось, и в кабинет завалились Чудесные.

Роджеркоп не смог отреагировать мгновенно из-за мысленного разговора с Бражником, так что Ледибаг удалось выбить пистолет из рук одержимого. Тен-Тен нырнула под стол, чтобы не мешаться во время боя: пользы от неё будет меньше, чем от тонущего котёнка.

Пистолет по счастливой случайности отлетел прямо к столу. Тен-Тен смогла дотянуться до оружия и подобрать. Руки дрожали, и целиться было невозможно: сразу начинало болеть плечо.

Чудесные оказались собраны и серьёзны, как никогда. Тен-Тен могла видеть, что движения супергероев наконец наполнены силой и решимостью: Нуар больше не сомневался, когда бил акуму шестом; Ледибаг не щадила одержимого, метая йо-йо. И всё-таки, несмотря на изменение сознания, они проигрывали.

— Бабочка в свистке! — крикнула Ледибаг.

— Он под костюмом, — прорычал в ответ Кот.

— Значит, надо заставить его раздеться!

— Предпочитаю, чтобы передо мной раздевались девушки, а не!..

Роджеркоп был, пожалуй, первым акумой, который умел сражаться. Хоть как-то. И он точно был первым из одержимых, которому приходилось убивать — пусть и по долгу службы. Это прослеживалось в том, куда и как он бьёт.

Вот Нуар получил сильнейший пинок в висок и отлетел к стене. Человек бы от такого умер на месте; Коту потребовалась лишь пара секунд, чтобы прийти в себя. Вот Ледибаг не справилась с йо-йо, и Роджеркоп схватил её оружие, лишая девушку манёвренности.

Однако и сам он стал заложником положения. Тен-Тен облизнула сухие губы и подняла руки, зашипев от пронзительной боли в ране. Девушка села на полу и подтянула ноги к груди, чтобы умостить руки на коленях — так пистолет не дрожал.

Прицела на оружии не было, но Тен-Тен он и не требовался. Она точно знала, как стрелять; на таком расстоянии она и с ужасной раной могла без проблем подстрелить белку. Что уж говорить про Роджера.

В его костюме всё-таки было слабое место; как ему не быть? Шарниры на шее, которые постоянно скрипели. Они были его уязвимой точкой, на них держался шлем. И если они будут повреждены, то Чудесные смогут без проблем добраться до проклятой вещи.

А значит — победа.

Тен-Тен прицелилась. Лицо её треснуло от злой ядовитой улыбки, сухие глаза жгло от ярости. Она получала невиданное удовольствие от одной только мысли, что она подстрелит этого ублюдка. Урода, из-за которого она испытала такую боль, какую не знала в жизни, полной боёв и сражений.

Боль, которую она бы предпочла не знать вообще. Так пусть жрёт то, чем угостил её.

— Jigoku de moyasu, ikimono…

<Гори в аду, тварь…>