Купание голышом
Шрифт:
– Можно тебя кое о чем попросить? Подожди пару дней, а?
Рикка улыбнулась:
– Так ты вправду его шантажируешь.
– Еще лучше, – ответил Странахэн. – Но ты поосторожнее. Чаз будет настаивать на встрече. Умолять, рыдать, а может, даже обещать тебе златые горы за молчание.
– После чего попытается убить меня еще раз.
– Именно. Но я дам тебе телефонный номер. Обязательно позвони, прежде чем встретиться с Чазом.
Странахэн нацарапал номер на обороте молитвенной карточки. Рикка не узнала ни имя, ни номер, но засунула карточку в сумочку.
– Это был очень тяжелый день для многих из нас, – сказал он, покосившись на ризницу. – Что касается меня, я до сих пор не могу поверить, что моей сестры больше нет. Мне все кажется, что лишь сегодня утром она смеялась над моими фермерскими башмаками и аборигенской прической.
Все захихикали, но только Странахэн понял скрытую шутку. Джои безжалостно подкалывала брата, когда тот одевался для церемонии.
– Спасибо вам всем, что пришли сегодня и поделились своими воспоминаниями. Джои была бы очень тронута, – в заключение сказал Корбетт. – Я знаю, что многие из вас хотели бы выразить сочувствие ее мужу, Чазу. Он будет ждать вас у входа.
– Чудесно, – пропела Рикка.
– Тише едешь – дальше будешь, – предупредил ее Странахэн.
Чарльз Перроне больше всех был ошеломлен тем, что будет на выходе из церкви Святого Конана лично общаться со скорбящими. Он канючил, что слишком слаб и вне себя от горя, но брат Джои схватил его за локоть и приказал взять себя в руки. Тул даже не попытался вступиться за Чаза – вместо этого он остановился у алтаря и уставился на фотографию покойной жены доктора. Тул впервые видел портрет Джои Перроне, и она кого-то ему напоминала.
Вот только кого? Тул не помнил. Таков один из недостатков наркотических пластырей – временами путают память.
Он вышел на улицу и нашел себе тенистое местечко под баньяном. Он улегся поддеревом, опершись головой о ствол. Наблюдая, как Чаз пожимает руки и обнимается на ступенях церкви, Тул снова подумал о фото миссис Перроне. Как такую симпатичную, сообразительную на вид девушку угораздило клюнуть на такого дерьмового проныру? Никакой справедливости в этом мире – это уж к гадалке не ходи.
Тул рассердился, когда какой-то человек приблизился легкими шагами и уселся рядом.
– Помнишь меня? – спросил человек.
– Еще бы. – Парень, который ударил его по горлу в ту ночь дома у Чаза. Шантажист.
Глаза Тула сузились:
– Тебе повезло, что мы не одни.
– Ничего удивительного, что ты злишься. Я тебе здорово врезал.
– В следующий раз посмотрим, приятель.
– Об этом я и хочу поговорить. – Шантажист понизил голос. – О передаче денег.
– Чё это?
– Шантаж. Заплатить.
– А, ну да. – Тул неловко поерзал. Его зад неудачно ткнулся аккурат в нарост на корне баньяна, и тот впился прямо во вросшую пулю.
– У меня такое ощущение, – сказал мужчина, – будто Чаз собирается выкинуть некую несусветную глупость. Это повредит и ему, и мистеру Хаммернату.
– Не волнуйся. Пока я тут, ничё он не выкинет.
– Рад слышать. – Шантажист указал на двери церкви. – Узнаешь вон тех двоих?
Тул прищурился:
– Один – коп.
Верно, детектив Ролвааг. А темноволосая леди
на костылях?Может, и узнаю. – Тул сунул руку в комбинезон и очесал промежность.
Шантажист сказал, что женщину зовут Рикка Спиллман.
– Твой подопечный тут недавно среди ночи пытался ее кокнуть.
– Серьезно? – спросил Тул, хотя сам знал, что это правда. Еще он знал, что должен рассказать Реду, потому что это серьезно. Доктор пошел и застрелил девчонку, которая, вместо того чтобы тихо помереть, сейчас болтает с копом. Тул поднялся и помассировал ягодицы. Старая винтовочная пуля натирала копчик.
Шантажист тоже встал.
– Я пока предпочел бы не пересекаться с Ролваагом, – сказал он, – так что пойду-ка я отсюда.
Тул пожал плечами. Он заметил, что к женщине на костылях подходит брат миссис Перроне, овцевод. «Час от часу не легче», – подумал Тул.
Шантажист сказал:
– Как бы там ни было, я сожалею насчет того, что произошло на прошлой неделе в доме.
– Мы с тобой еще не закончили, – произнес Тул.
– Я так и понял.
– Слушай, а где твоя подружка? Та, которая была во Фламинго?
– Дома, пулеметы чистит.
Тул не разобрал, шутит ли парень. И тут, как гром среди ясного неба, его озарило: так вот на кого похожа фотография на алтаре – на подружку шантажиста! Ночью в доках было темно, но, насколько он смог разглядеть ее лицо, она сильно напоминала мертвую женщину на фотографии. Черт, может, они родня? Может, шантаж – это на самом деле месть?
– Мистер, мож я вас спрошу? – сказал Тул.
– Неа, – ответил шантажист и отчалил.
В некотором роде Чаза Перроне утешало, что Корбетт Уилер стоит рядом и разделяет бремя сердечности. Тяжело быть вежливым и участливым, а уж притворяться – тем более. Чаз выдерживал не более двенадцати секунд искреннего сострадания от каждого желающего, а затем передавал его дальше, как мешок с песком. По встревоженным лицам он заключил, что выглядит, должно быть, страхолюдно – озноб, мокрая верхняя губа, гноящиеся москитные укусы. Но в его роли ему это все на руку – скорбящий муж распадается на части.
Рукопожатие и объятие.
Рукопожатие и объятие.
Чаз Перроне старался сохранять приличествующую маску скорби, но ощутил, как губы сложились в уродливый оскал, когда очередь дошла до шантажиста. Тот вложил конверт Чазу в руки, наклонился ближе и, подделываясь под Чарлтона Хестона, произнес:
– Я слышу вертолеты, Чаззи.
Чаз невольно глянул вверх, но увидел только самолетик, который летел к берегу, волоча за собой рекламу «Будвайзера».
– Увидимся завтра вечером, – пообещал шантажист и ушел.
У Чаза не было времени психовать: он увидел, как Рикка демонстративно болтает с Ролваагом бог его знает о чем. Детектив казался радушным и непринужденным – вряд ли ему только что сообщили о попытке убийства в Локсахатчи. Чазу только и оставалось психовать, чтобы не рвануть в кусты, как заяц.
Чаз пал во влажные объятия миссис Рагузо, зареванной и смутно попахивающей моцареллой, и в ужасе услышал, как Корбетт Уилер извиняется и отходит. Пришпиленный к груди миссис Рагузо, Чаз безутешно наблюдал через ее плечо, как брат Джои фланирует к Рикке и завязывает разговор.