Купчиха. Трилогия
Шрифт:
Глава 18
Ульрих повёл Виолу с Тео к замку по Высокой улице и по дороге вкратце изложил, как от чёрного хода добраться до покоев госпожи Гедвиги, до комнат, которые раньше занимали братцы, и до башни, в которой жил он сам. Попутно выяснилось, что, кроме его комнаты, в башне располагались лаборатория и жилое помещение придворного мага. Вильку это известие напрягло, но Ули поспешил успокоить девушку. Придворным магом при Гедвиге служил дряхлый старичок, из тех, кто лишний раз с кровати не встанет. Конечно, как опытный маг он смог бы противодействовать любому волшебству, творимому юным графом, но вряд ли способен заметить его вовремя.
Тео при этих объяснениях сморщился. Но промолчал. Он любил, чтобы
Но иметь дело приходится не с идеалом, а с тем, что есть. Так что ориентироваться и принимать решение придётся на месте.
Поэтому, когда из-за угла внезапно появились стражники, он сделал шаг назад и слился с тенью на стене. Если захватят Виолу, он сумеет её освободить, но только при условии, что сам останется на свободе. Есть шанс, что стража узнает в лицо своего господина и подчинится его приказам, но Тео почему-то не верил в такой исход.
Им не повезло. Будь это простые стражники, они не смогли бы нарушить принесённую графу присягу. Но ими руководил Хельмут, а он слушался только графиню, поскольку являлся её правой рукой. Он сразу узнал и графа, и Виолу, но сделал вид, что перед ним неизвестные нарушители. Сделал знак своим людям и те скрутили чужаков: графа осторожно, а Виолу от всей души, не обращая внимания, что перед ними женщина.
Хельмут поначалу и Теодора заметил, но тот сумел так спрятаться, что вояке показалось: он ошибся. Не было в переулке троих, только двое. Двоих он захватил, а значит, достоин благодарности графини.
Так как до замка было недалеко, то очень скоро Ульрих оказался запертым в бывшей комнате своего брата, а Виола — в подземной темнице. Надо отдать должное графине: никакой особой жестокости по отношению к пленнице никто не проявил. Каземат ей достался сухой, сумку с вещами отнимать не стали, да тюремщик добавил пару грубых шерстяных одеял, чтобы женщина не мёрзла. Поначалу Виола ожидала, что Ули выполнит свой план: усыпит всех в замке и вызволит её, но время шло, а ничего не происходило.
Ули же сидел в запертой комнате с решётками на окнах и казнился. Не спохватился сразу, не усыпил стражу, а теперь глупо было бы нагонять на всех сон: кто тогда выпустит его из комнаты? Там же такие охранки наверчены, что не каждый совладает. Он как-то упустил из виду возможность ударить сырой силой, которую никаким охранным заклинаниям не сдержать. Вынесет дверь вместе с косяком и точка.
Но те качества характера, которые в своё время привели Виолу в его объятья, сейчас мешали ему принять правильное, спасительное решение и он медлил. Где-то подспудно он ожидал встречи с Гедвигой, желал высказать старой стерве в лицо всё, что он о ней думает. То, что после такого разговора сохранить удобное для него положение вещей не удастся, он в целом понимал, но старался об этом не думать.
Но Гедвига не торопилась повидаться с пасынком. Она знала за ним нерешительность и прекрасно осознавала, что чем дольше мальчишка просидит в неведении, тем легче будет с ним управиться. Она уже послала королю сообщение о нежелании нынешнего графа заниматься делами домена, о нашедшемся трёхлетнем наследнике и ждала, что ей пришлют рескрипт, признающий малыша новым графом, а её — опекуншей и воспитательницей. После получения такой бумаги она могла не бояться даже нового пришествия драконов. Взрослый граф и полученные от него полномочия — это всегда неуверенность. Их можно как дать, так и отобрать назад. А вот опекунство над маленьким — совсем другое дело. Пока ещё трёхлетка вырастет.
Когда она отдала приказ доставить к ней в Эгон сына Виолы, она не сомневалась: девица притащится вслед за ребёнком. В Элидиане договориться с ней не удалось, но в Эгоне — другое дело. Гремонское право ставило мать незаконного графского отпрыска в очень невыгодное положение. Если ребёнка признавал отец и его принимали в семью, то родившая его
женщина могла в лучшем случае рассчитывать на небольшую денежную компенсацию, но ни на что более существенное. О браке и речь не могла идти.Гедвига, которая принимала в семью малыша через голову его родного отца, имела полную возможность просто выбросить наглую девицу за дверь. Поэтому она и предупредила Хельмута, который знал Виолу в лицо: как увидит — хватать и тащить в замок, а там сажать в каземат. Она ни в чём не виновата? Ерунда! Пусть посидит, подумает. Не надо лишать её еды и питья, обращаться можно мягко, но отпустит её Гедвига только тогда, когда нахалка подпишет отказ от всех прав на Эдмунда.
Тогда у Гедвиги будут на руках все козыри в игре против короля, которого она вполне обоснованно подозревала в желании выжить её из Эгона и отдать этот жирный кусок своему ставленнику.
Конечно, проклятие ведьмы делало всё очень шатким: оно могло свести её в могилу в очень скором времени. Дори обещала ей помочь и под эту марку втёрлась в доверие, но ничего не сумела сделать. Но Гедвига не отчаивалась. Не сумела эта ведьма — найдётся другая, более знающая. А то и маг какой-нибудь поможет. Она слыхала, что есть среди них такие, которые могут по каким-то признакам высчитать условия снятия даже для неснимаемых предсмертных проклятий. Может, этот самый Мельхиор и разберётся: он не красавчик, но выглядит очень знающим и вызывает доверие. Удача, что он заехал в их графство. Непонятно только, куда его ведьмы увели, но ничего, вернутся. Деваться им всё равно некуда.
Когда Хелльмут пришёл в замок и сообщил, что привёл и молодого графа, и его любовницу, Гедвига почувствовала, что настал её час. Скоро, очень скоро она разберётся со всеми и до самой смерти не будет над ней ничьей власти, а она сможет царить надо всеми. Все нужные распоряжения отданы и остаётся только ждать.
Она сделала всё, что смогла и торопиться ей было некуда. Время есть. Пусть пленники посидят под замком и поволнуются. Сговорчивей будут.
Мельхиор вернулся в замок. Он не пошёл через главный вход, так как совсем недавно через него вышел. Сейчас он был в таком состоянии, что не погнушался бы убить пару-троечку стражников просто для того, чтобы унять боль в груди, которую ощутил, когда увидел ленточку Виолы на кусте. Но смертоубийство не входило в его планы, только освобождение любимой. Остальных — как получится.
Ули не соврал: вход со стороны Высокой улицы, ведший прямиком на кухню, никем не охранялся, если не считать толстого трёхцветного кота прямо-таки гигантских размеров. Животное спало на перилах, а брюхо свешивалось с двух сторон как седельные сумки. При приближении незнакомца кот открыл один глаз, с подозрением осмотрел Мельхиора, видимо, признал в нём мага и счёл опасным. Вскочил и, вместо того, чтобы бежать в дом, стёк с крыльца и просочился в узкое подвальное окошко.
Маг усмехнулся, отворил незапертую дверь и вошёл. Полагал, что в кухню, но для начала он оказался в странном помещении, где никого не было, зато стояло столько всякого съестного добра, что глаза разбегались. Он сообразил, что именно сюда сгружают всё, что привозят поставщики, и только потом повар сортирует продукты и отправляет их куда положено: в кладовую, на ледник или в готовку.
Из сортировочной вело две двери и Мельхиор не сразу сориентировался, какую выбрать. Приоткрыл одну: ему в нос ударил густой, насыщенный аромат жареного мяса. Кухня. За другой дверью пахло нежилым помещением. Он собрался было туда, чтобы миновать поваров и кухарок, но затем переменил решение. О том, как выбраться с кухни, представление он имел, а куда заведёт неизвестный коридорчик, можно было только догадываться.
На всякий случай маг накинул на себя полог незаметного и под его прикрытием проник в жарко натопленную кухню, где на огромной плите одновременно жарилось, варилось, тушилось около десятка разных блюд. Около них вертелись поварята, а повар и две кухарки столпились у небольшого столика, где им составляли компанию дворецкий, три горничных и четверо лакеев. Они громко обсуждали животрепещущую новость: Хельмут поймал двух злоумышленников.