Купчино.Трилогия
Шрифт:
Эдуард Михайлович, осознав произошедшее, даже затосковал и начал всерьёз задумываться о самоубийстве, мол: - "Восемь лет без секса с малолетками - невыносимая и зверская пытка...". Но, вот, и трёх с половиной лет не прошло, а его выпустили.
Почему - выпустили? Конкина, честно говоря, этот вопрос мало волновал. И совсем не интересовал. В том плане, что ни капельки. То ли вышла очередная предпраздничная амнистия. То ли российский Премьер-министр (идейный поборник либеральных принципов-устоев и известный любитель сэкономить бюджетные деньги), распорядился - срочно сократить в два раза количество заключённых.... Какая, собственно, разница?
"Ох, уж, эти либеральные мероприятия", - недовольно покачав головой, подумал Эдуард.
– "Не, с одной-то стороны, это просто замечательно, когда сроки "отсидки" сокращают. Но, пардон, с другой? Вот, выходит вчерашний "зэк" (из простого и бедного народа), на волю. Что его там ждёт?
Он, свернув в безымянный проезд для грузового автотранспорта, дошагал до Бухарестской улицы, по "зелёному" сигналу светофора перешёл через неё и оказался в Шипкинском переулке.
"Богат наш славный и великий Санкт-Петербург на всякие странности и контрасты", - мысленно усмехнулся Конкин.
– "Вот, взять, к примеру, Купчино и Гражданку. Купчино - южная окраина города. Гражданка - северная. Если следовать топорной логике, то эти "неформальные" районы должны быть похожи друг на друга - мол, раз окраины одного и того же города. Но ничего подобного не наблюдается: и дома совершенно разные, и магазины, и кафешки, и вообще, так сказать, жизненный ритм.... В Купчино, как правило, всегда достаточно многолюдно. Вот и сейчас по Шипкинскому переулку шествуют - в противоположных направлениях - многочисленные прохожие разных полов и возрастов. Очень неудобное и беспокойное, на мой частный вкус, местечко. Даже пописать незаметно не получится, не говоря уже о более серьёзных вещах.... То ли дело - родимая Гражданка. Там в это время многие улицы пустынны. Да и в течение дня наблюдаются такие же безлюдные "промежутки". Почему так получается? Может, все обитатели и обитательницы Гражданки с самого раннего утра уезжают на работу. Или же, наоборот, сладко дрыхнут. Не знаю, честно говоря. В том плане, что я, не считая, конечно, ранней юности, постоянной работой себя никогда не утруждал.... Короче говоря, на Гражданке детишки частенько остаются без присмотра взрослых и слоняются - и компаниями, и поодиночке - по пустынным улочкам. Удобная такая ситуация, ничего не скажешь.... Ладно, "покувыркаюсь" пару-тройку суток с Пухлым и деньгами у него - на первое время - разживусь. А после этого отправлюсь домой. Отосплюсь по полной программе, а после этого и делом займусь. Не-не, рядом с домом - ничего такого: опасно. По ближайшим пригородным поселениям проедусь: Лесколово, Матокса, Васкелово, другие посёлки и деревушки. Там сейчас, как говорили недавно "севшие" пацаны, проживает достаточно много нелегальных переселенцев из республик бывшего СССР: из Узбекистана, Таджикистана, Киргизии, Украины и Молдавии. Плохо живут - нищенствуют, голодают и перебиваются случайными заработками. Да и полностью бесправные - потому как нелегалы с просроченными и поддельными разрешениями на работу. Такие и жаловаться лишний раз не будут. А многие из этих переселенцев - с семьями:
Эдуард Михайлович, задрав голову, остановился возле знаменитой "купчинской Пизанской башни". Ну, чтобы проверить - есть ли наклон? Или же всё врут люди?
– Кха-кха!
– требовательно кашлянули рядом.
– А, что?
– оглянулся Конкин и, сорвав с головы старенькую кепку, залебезил: - Да я так, ничего такого. Просто любопытствую.... Уже ухожу. Ухожу...
Эдуард, вернув кепку на прежнее место, торопливо свернул за ближайший угол "свечки".
Почему - залебезил и торопливо свернул?
Просто человек, стоявший возле шикарного тёмно-синего автомобиля, был очень-очень серьёзным: возрастом лет тридцати, но с очень внимательными, цепкими и жёсткими глазами. А ещё и с извилистым тёмно-багровым шрамом на правой щеке.
"Правильно, что ушёл. Молодец", - оказавшись за домом, похвалил сам себя Конкин.
– "Связываться с такими харизматичными и суровыми типами - себе дороже. Голову откусят, проглотят и даже справки об освобождении не спросят.... Опаньки! А это ещё что такое? Вернее, кто?".
Справа, за высоким "сетчатым" забором (в котором, впрочем, имелась парочка прорех), располагалась недостроенная семиэтажка с почерневшими оконными рамами и сорванной - местами - крышей. А между двумя корпусами "долгостроя", рядом с высокой кучей светло-жёлтого песка, играла, опустившись на корточки, маленькая худенькая девочка - лет семи-восьми от роду, светленькая, кудрявая, с задорными косичками, милыми белыми бантиками в крупный тёмно-синий "горошек" и доверчивыми небесно-голубыми глазами...
– Не иначе, подарок Судьбы, - жадно сглатывая похотливую слюну и старательно оглядываясь-озираясь по сторонам, тихонько пробормотал Эдуард Михайлович.
– Вокруг - ни души.... А тело потом можно будет спрятать. Например, в подвале этого "долгостроя". Или же по-простому закидать строительным мусором, которого здесь в избытке.... Привет, малышка!
– громко поздоровался, подпустив в голос медовой патоки.
– Играешь? А не скучно-то - одной?
– Скучновато, - приподняв кудрявую голову и лукаво улыбнувшись, согласилась девчушка.
– А можно - и мне с тобой?
– Можно. Вон - дырка в заборе. Пролезай, дяденька...
Через полторы минуты Конкин оказался на территории недостроенного жилого комплекса: подошёл к песчаному холмику, ещё раз огляделся по сторонам, а после этого вкрадчиво поинтересовался:
– Как тебя зовут, пигалица?
– Шуа, - странным образом прошелестело в его ушах.
– Как-как?
– Шу-а-а-а...
– Словно зимняя вьюга пропела...
– Ага, похоже, - согласилась девчонка.
– Словно вьюга, метель или пороша. Или же все они - общим хором.... Так мы будем играть?
– Обязательно будем.... Только как - без совочков и...э-э-э, формочек для куличиков?
– У меня всё есть. Там, - мотнула в сторону своими симпатичными бантиками-косичками Шуа.
– Пойдём, дяденька в кепочке, поможешь мне принести.
– Конечно, пойдём...
Эдуард - на ватных ногах - шагал вслед за худенькой девчушкой, а в его непутёвой голове бились жаркие и возбуждённо-бестолковые мысли: - "Ох, уж, эти бантики "в горошек"! Ничего более завлекательного не видел в своей жизни. Готов идти за ними куда угодно: хоть на край Земли, хоть к сковородкам Адским...".
Шуа повернула за угол "долгостроя" и, не оборачиваясь, проследовала за приоткрытую ржавую металлическую дверь, ведущую, судя по короткой бетонной лестнице, в подвальное помещение.
"Это - Судьба!", - монотонно застучало в голове.
– "Судьба, Судьба, Судьба, Судьба...".
В подвале царил вязкий сизо-лиловый полусумрак.
"Плохой и страшный цвет", - внутренне передёрнулся Эдуард Михайлович.
– "Нездешний и потусторонний какой-то. Словно бы сама Госпожа Смерть ненавязчиво бродит где-то совсем рядом.... Сзади что-то стукнуло-щёлкнуло. Это дверь захлопнулась. То бишь, закрылась на замок.... О-па! Вокруг стало светло-светло. Только откуда идёт этот мягкий светло-жёлтый свет - непонятно...".
Шуа, скрестив тоненькие ручонки на груди, стояла у противоположной бетонной стены: стояла, смотрела на него и улыбалась. Только глаза теперь у девчонки были не светло-голубыми и доверчивыми, а угольно-чёрными, неподвижными и равнодушными. Да и её злую насмешливую улыбку никак не тянуло называть - "детской".
– Гав-в!
– раздалось где-то рядом.
Конкин заинтересованно повернул голову на звук и недовольно поморщился: возле кучи битого кирпича сидел и добродушно таращился на него низкорослый чёрный скотч-терьер.