Купите бублики

Лаура кивает.

— Вот. А он девочку убил.

— Пустой разговор. Прости меня, что ли. Он даже тебе не муж. — Лаура вздыхает.

Мне не интересно. Я терплю ее как алиби, потому что не знаю языка. И ничего не хочу объяснять. В комнате мягко урчит кондиционер. Хорошо. Желудок требует похмелья. Мозг просит пустоты. Постепенно я выполню желания своего организма. Мне жаль. Опять ничего не вышло. Марку в конечном итоге тоже все равно, кого любить. Но так или иначе задание партии выполнено. Я звоню Игорю Львовичу. Лаура с ужасом взирает на мой стремительно пустеющий кошелек.

— Игорь Львович, здравствуйте, Марк пропал. Наверное, утонул. Точные сведения получить невозможно. Вы рады?

Лаура думает, что я тронулась. А тронулась как раз не я. Нормально все, я киваю и улыбаюсь. Трубка упорно молчит.

— У тебя все в порядке? — Игорь, кажется, с трудом выговаривает слова.

— Да, спасибо. Наш договор остается в силе?

— Завтра прилетит Като. Встреть ее.

Слово «Като» воспринимается мною как очень мягкое и напоминает живот Лауры.

— Игорь Львович, вы поменяли ориентацию? В смысле, мечту? — Мне правда интересно. Из нас всех можно сделать чудную программу: «События недели: хроника, факты, комментарии». В роли хроника — я.

— Можешь не встречать, — отчеканивает он.

— Неужели у вас в Арабии партнеры? Ни за что не поверю. — Я хамею от зависти.

— Ты знаешь, Катя, — говорит он спокойно, — я понял, что все люди, неудачно пошутившие на эту тему, заканчивают так, как Марк. Понятно?

— Встречу. А деньги она привезет?

— Дома. — Игорь кладет трубку.

Мне грустно. Не дают насладиться даже трупом Марка. Ну почему я Не-та-Катя? Потому что, чтобы так любить, нужно быть богатой. А чтобы продавать — бедной. У меня психология революционерки. Я умнею. Со страшной силой.

— Давай займемся любовью, — я щипаю Лауру за ляжку. Она вскрикивает и пятится к двери. — Пошутила, наливай. — Мы пьем, пьем и еще пьем по одной.

Утром я встречаю Като в аэропорту. Она удивляет меня и таможенника отсутствием багажа. В гостинице она берет напрокат машину и едет в участок. Я следую за ней. Как привязанная. Мне сейчас нужно за кем-нибудь следовать. Като пахнет степью и арбузом. Чем-то средним между Андреем и Марком. Я уеду из Эмиратов и вернусь на работу. Мне будет лучше. Два укола в три приема. Не забудьте тапочки, полотенце и пищу. Мы едем к русскому пляжу. Я узнаю дорогу по светофорам и мостам. Я сижу сзади, и Като разглядывает меня в зеркало. Я молчу.

— Перепил и утонул? — спрашивает она.

— Не знаю. И не там же. Ему не нравились бесплатные пирожные. — Во всяком случае, он так говорил. Я не уверена, я уже ни в чем не уверена.

— Раньше не нравились, — утверждает Като, — ну, я думаю, ты обо всем наслышана. — Она поправляет пепельную челку, в которой сверкает седина. Ранняя, но навсегда.

— Я знаю о нем только то, что хочу знать. — Я резко выговариваю слова и пытаюсь ненавидеть Като. Надо же — примчалась. А был бы жив — убила бы, интересно? Меня бы в долю позвала? Дулечки. Ни за что.

— Ты говорила ему об этом? — Като мягко улыбается.

— Нет. Мы мало разговаривали.

Это правда. Река Уяк впадает в озеро Издык. А что еще?

— Напрасно, это надо было сказать. Ему надо было. И тебе — на всякий случай, — Като продолжает улыбаться. На машине как на коне.

— Зачем ты приехала? — спрашиваю я зло.

— Убедиться.

Мы сворачиваем на пляж. Подходим к месту, где нашли вещи. Наши соотечественники лежат на домашних подстилках и полотенцах из отелей. Жарко, но не им. Ко мне прибывает ощущение речки. Городского пляжа, усеянного голыми спешащими телами. Здесь тоже все спешат. Окунуться между бизнесом. Очень здорово. Като качает головой.

— Думаешь, нет? — спрашиваю я.

— Если только в знак протеста. Поехали, — говорит она.

Мы снова едем через город и снова к морю. К заливу.

— Куда? — спрашивает Като.

— «Чикаго» — отель. — Это, пожалуй, все, что я запомнила.

Лежаки опять повторяют изгибы тела. Като курит и щурится от солнца. Ветер подымает песок и забрасывает нам в глаза. Зачем?

— А знаешь, — тихо говорит Като, — он звонил.

— Тебя ведь не было?

— Не было, — соглашается она, — я была на совещании. — Като грустно улыбается.

Она красивая. Бледная. Напряженная. Сколько ее помню, она всегда напряженная. Из-за мужа и контрактов.

— На совещании вечером? — я понимающе киваю.

— Да, он разговаривал с Митей.

— Твоего мужа зовут Митя? Вот и познакомились.

Нет, мои мечты действительно сбываются.

— Мой муж — гомосексуалист, — отстраненно сообщает Като.

— Очень остроумно. — Я обижаюсь. Зачем нас, маленьких, дурить?

— Мне так не кажется. Но дело не в этом. Он сказал Марку. О продаже. О покупке. Все сказал. — Като не смотрит на меня. Ей стыдно за Митю. А что плохого он сделал? Ну, сказал. — Марк спросил: «Все знают?», Митя сказал, что все, — Като всматривается в зеленую даль залива. А надо всматриваться в лакеев на пляже. У Марка теперь дорога только туда.

— Подставил меня твой Митя. Я тогда еще не знала. — Мне становится грустно. Почетный неучастник лотереи. Но я ведь выиграла?

— А Марк сказал: «Передай девочкам, чтоб не ссорились» и еще сказал: «Справлюсь» — и засмеялся.

— Ты приехала, чтобы не ссориться? — Мне не жарко. Мне холодно. Мне нужно завернуться в одеяло из верблюжьей шерсти. Где моя преданная Лаура? Кто сейчас поухаживает за девочкой? Теперь я знаю, кто должен да здравствовать — гомосексуалисты всего мира. Мите — орден и разрешение на брак. И на удочерение. Если можно — меня. Спасайся, Марк, ты начал интересовать мужчин.

— У Марка красивая задница, — говорю я.

— Твердая, — кивает Като.

Мы понимаем друг друга и смеемся.

— Митя хотел как лучше. — Я трогаю Като легонько.

Она сбрасывает мою руку и виновато говорит:

— Извини, не люблю прикосновений. Всуе — не люблю. И еще… — Като медлит. — Тебе, Катя, некуда возвращаться.

— Андрей меня все-таки выгнал. — Мне смешно. Что за дурацкое настроение. То истома, то истерика.

— Не совсем так…

— Да что же ты мнешься. Скажи прямо — решила поменять гомосексуалиста на нормального мужика, тем более что я сама дала повод. Като, давай не стесняйся.

Я кричу, и аборигены смотрят на меня настороженно.

— Подожди. — Я поднимаюсь и бегу к бару, оставляя за собой пожар из песка. — Водка, — говорю я громко и отчетливо. Так всегда хочется говорить с иностранцами.

— Ван? Ту? — показывает на пальцах. Это по-нашему. Это — я понимаю.

— Ту. В один стакан, — киваю я.

— Россия? — спрашивает бармен.

Я киваю. Он дает мне в руки стакан и устанавливает палец на середине. Я передвигаю его выше. Палец опускается. Мы с барменом играем в морскую игру. Я побеждаю.