Купите девочку

– Ты ее видел?

– Да.

– Это была ошибка с твоей стороны?

– Да. Вы что-нибудь уже знаете?

– Ничего, кроме того, что эти фокусники – чреватая публика. Я прав?

– Они засекли телефон, с которого я звонил, установили, где этот телефон находится, кому принадлежит. И когда я пришел в назначенный час в назначенное место, меня встретили два амбала, оглушили, доставили в какой-то особняк...

– Ты сможешь его узнать?

– Смогу. Я кое-что запомнил. Это какая-то тихая улица в районе рынка. Железные ворота, кирпичный дом, зеленая крыша... Суть не в этом... Я не должен был оттуда выйти живым. Тем более что мое удостоверение подтверждало их худшие опасения – там стоит штамп прокуратуры.

– Но ты выжил?

– Да, я выжил, – Андрей невольно выделил короткое словечко «я». – Хотя до сих пор в этом сомневаюсь.

– Но выжили не все?

– Думаю, не все. Один амбал наверняка... – Андрей помолчал, обгоняя слишком уж назойливого «жигуленка» с немытыми стеклами. – Один амбал, думаю, ушел.

– Куда?

– Далеко. Допрашивал меня некий Анатолий Матвеевич.

– Бевзлин? – невольно крякнул Пафнутьев. – Это круто.

– Они тоже сделали одну ошибку... Сняли с меня наручники.

– И выпустили на волю восточного тигра? – усмехнулся Пафнутьев.

– Примерно. Бевзлина я оставил обесчещенным.

– Как?! – ужаснулся Пафнутьев. – Ты его... Это самое... Да?

– Ему в штаны выдавил почти литр кетчупа. Хорошего, острого, мексиканского соуса. Этот кетчуп, наверное, до сих пор лезет изо всех щелей его одежды, из ушей, ноздрей, из всех его дыр. А его белый «Мерседес» я утопил в говне.

– Белый «шестисотый» «Мерседес»?! – ужаснулся Пафнутьев. – Где же ты взял столько говна?

– А! – усмехнулся Андрей собственной шалости. – Знаете, по улице Луначарского уже неделю течет... По Луначарского вечно что-то течет... На этот раз там трубу городского значения прорвало... Весна, – произнес Андрей, словно одно это слово все объясняло. – Вырыли какой-то котлован, там все это и собралось... Я раскрыл двери и столкнул «Мерседес» с горки... Он быстро наполнился, прямо на глазах. Думаю, все жильцы сейчас настолько счастливы, что забыли о запахе, которым дышат уже вторую неделю.

– Почему ты так думаешь?

– Люди всегда радуются, когда что-то случается с «шестисотыми» «Мерседесами».

– В этом что-то есть, – согласился Пафнутьев. – Андрей... Но это... Это называется объявлением войны.

– Ну что ж... К этому шло. Мне кажется, всегда лучше самому объявить войну, чем ждать, пока войну объявят тебе. Как сейчас говорят... Хорошо смеется тот, кто стреляет первым.

– Правильно говорят, – кивнул Пафнутьев.

– Там, в бардачке, посмотрите... То, что мне удалось изъять у бесчувственного тела Бевзлина.

Пафнутьев глянул на Андрея, осторожно открыл ящичек и вынул оттуда сверток в целлофановом пакете. Внимательно пролистнул блокнотик с телефонами, адресами, именами. Блокнотик был маленький, но заморская отделка, тонкая тисненая кожа, похрустывающая бумага подтверждали, что блокнотик этот не для общего пользования, сюда заносились сведения действительно важные. Какие-то карточки, сложенные листки, бумаги Пафнутьев просмотрел бегло и наспех, отложив все это до того момента, когда он вернется в кабинет. Но толстая пачка новых уже долларов его озадачила.

– А с этим что делать? – спросил он у Андрея.

– Поделим, – тот передернул плечами.

– Но это же грабеж!

– Конечно.

– Нехорошо.

– Почему?

– Мы не должны опускаться до такого уровня, – произнес Пафнутьев без большой уверенности.

– Если мы не можем опуститься до их уровня, давайте до их уровня поднимемся, – усмехнулся Андрей. – И потом, Павел Николаевич, нам все равно придется как-то уравнивать наши уровни. Иначе как мы сможем приблизиться к ним, как выйдем на них и вступим с ними в контакт? А не вступив в контакт, как мы сможем положить их на лопатки?

– Ладно, разберемся, – Пафнутьев принял, кажется, единственно верное решение. – Документы я забираю, деньги оставляю. Пусть здесь пока полежат, в бардачке.

– Пусть полежат, – усмехнулся Андрей. – Приехали, Павел Николаевич.

– Вижу, – проворчал Пафнутьев, выбираясь из машины.

Каждый раз с приближением развязки Пафнутьев становился сумрачным, даже ворчливым, старался подольше побыть один. Все, что можно было узнать, он уже знал, и оставалось лишь связать разрозненные показания, свидетельства, подозрения, чтобы получить картину полную и ясную. Сейчас он был хмур и сосредоточен. И Андрей вывалил на него кучу совершенно свежих сведений, неожиданных и чреватых, и Овсов вдруг вспомнил о нем. Все это настораживало и требовало времени, чтобы разобраться, понять происходящее и найти собственное место во всех этих событиях.

Слишком уж быстро взбежав на третий этаж, Пафнутьев почувствовал, что дыхание его сбилось, сделалось тяжелым, и он замедлил шаги, чтобы в кабинет к Овсову войти спокойно и достойно.

– Здравствуй, Овсов, – сказал он. – Вот и я.

– Здравствуй, Паша... А это Валя. Как видишь, она если и изменилась, то только в лучшую сторону.

– Изменилась – это хорошо, – разулыбался Пафнутьев, увидев красавицу на кушетке у Овсова. – Лишь бы не изменила.

– Ох, Паша, – простонал Овсов и больше ничего не добавил, а Пафнутьев понял, что предложенная им тема не совсем удачна здесь. – Валя от нас ушла. Теперь она работает в роддоме.

– Роддом – это прекрасно! – с подъемом воскликнул Пафнутьев и опять почувствовал, что его восторги неуместны. – Кстати, а как наша младеница? Она проснулась наконец?

– Прекрасно себя чувствует и передает тебе привет.

– Выжила, значит? – уточнил Пафнутьев.

– Пока да. В реанимации.

Валя сидела на кушетке, забросив ногу на ногу, и ее округлые коленки выглядели вызывающе и дерзко. Куда бы ни смотрел Пафнутьев, как бы он ни вертел головой, но взгляд его неизменно возвращался к ним, спотыкался о них, будто какая-то сила исходила от этих коленок. А впрочем, может быть, и исходила. Посмотрев на Овсова, он усмехнулся, заметив, что и тот находился в таком же смятенном состоянии. Коленки притягивали взоры и лишали, лишали мужичков привычной уверенности. А Валя, видя это, чуть посмеивалась, курила сигаретку, пускала дым к потолку, а отведя руку в сторону, любовалась не то ухоженными пальцами, не то самой сигареткой с золотистым мундштуком.

– Паша, – проговорил наконец Овсов, вынимая из тумбочки бутылку какого-то виски с заковыристыми наклейками и разливая в непонятно как возникшие на столе стаканы. – Есть маленькое предупреждение...

– Внимательно тебя слушаю, – улыбнулся Пафнутьев.

– В уголовном деле, в устных разговорах, в пьяном трепе и интимном шепоте ты должен исключить всякое упоминание о Вале, о том, что ты ее знаешь, разговаривал с ней.

– Валя, вам что-то угрожает? – спросил Пафнутьев.

– Как и всем нам, – ответила девушка.