Купленная. Доминация

* * *

…Кроме папки с отчетом о контрактах на закупку стройматериалов и идеально подбитой сметы возложенного на мой отдел проекта, как обычно пришлось прихватить с собой целую туеву хучу первостепенно ценных вещей. Так и знал, что что-то забуду. Гребаную барсетку. Телефон, ключи от машины (отдавать их для парковки на десять минут местному служке — не видел смысла, как и позволять кому-то управлять моей машиной, пусть даже на пару минут), еще один "рабочий" телефон на всякий случай, бумажник (хотя, на кой мне там сейчас бумажник, так и не понял, проевшая плешь привычка, мать ее) и ультратонкий айпод с клавиатурой в кожаной планшетке. Тоже на всякий случай, а то мало ли. Вдруг распечаток окажется недостаточно. Незнакомое лицо новенького администратора за стойкой ресепшена мне сразу не понравилось. На благо, всего через несколько секунд после моего появления в вестибюле отеля, из кабинета дежурных менеджеров выскочил Егор Вальц — местный и хорошо знающий меня в лицо топчик. Значит, видеонаблюдение работает на ура и без простоев. Я даже рефлекторно поднял свой взгляд к мозаичному панно из цветных зеркал, украшавшего за массивной стойкой администраторов чуть ли не всю стену. Глаз безошибочно определил местонахождение одной из многих здесь видеокамер. Разве что, улыбаться не стал в нацеленный на меня объектив.

— Какой приятный сюрприз, Кирилл Глебович. Вот уж не ожидали вас здесь сегодня увидеть. Давненько вы к нам не заглядывали. — а на вид парнишке не больше моего (высокий, гибкий, идеально выбритый и в неизменной форме топ-менеджера темно-бордового цвета). Боюсь, его страстная любовь к давно вышедшей из моды литературе русских классиков однажды до добра не доведет. Хотя продолжаю грешить на маменьку. Без ее личной протекции тут дело точно не обошлось.

— Вроде бы не далее, как пару недель назад. Если ничего не путаю. — иногда, чисто от скуки ради, я тоже подключался к столь неформатному стилю изложения, каким любил грешить Вальц. Но мне хотя бы простительно, как одному из владельцев данного гостиничного комплекса.

— Точно. Вы тогда снимали пентхаус для празднования дня рождения вашего друга, насколько мне не изменяет моя память.

— Она у тебя безупречна, как и твоя прическа. Файлик к файлику, как и волосок к волоску. — каюсь, есть у меня такая вредная черта, говорить то, что думаю без излишних прикрас. — И да, меня опять-таки волнует нынешняя судьба пентхауса. Насколько мне не изменяет мой личный информатор, он сегодня находится во временном пользовании у Стрельникова-старшего. Я прав или я прав?

То, как резко вспыхнули чуть оттопыренные уши Вальца предательски алым и такого же оттенка поползли по его шее и щекам пятна Роршаха, могло говорить только об одном — я оказался прав.

— Боюсь, я не располагаю нужными правами о распространении административных сведений касательно постояльцев нашего отеля кому бы то ни было. Если, конечно, это не представители правоохранительных органов.

— Сделаем вид, будто я ничего из этого не слышал, а ты — не говорил. — произносить перед Егором одну из излюбленных фраз отца и следить за последующей на нее реакцией — дорого стоит. — Боже, Вальц, да расслабься ты уже. Я с ним только что говорил по телефону, и он меня там ждет. Можешь, конечно, проверить и позвонить ему в номер, но… Сам понимаешь, насколько это будет выглядеть странным — твои ничем необоснованные попытки меня задержать почти на пороге отеля. Единственного сына владельцев данного места. К тому же, я дико спешу. И любое промедление меня жутко нервирует. Ты же в этом месяце надеешься получить премиальные за переработку?

— Я, так понимаю, вам нужен запасной ключ. — какой сообразительный мальчик, но слишком уж выслужливый. Никогда такие не нравились. Особенно нервируют, когда их так картинно разрывает на части извечной дилеммой быть или забить. Либо выполнять беспрекословно все распоряжения главного хозяина гостиницы, либо, как сейчас, поджать хвост и пойти на попятную перед сыночком очень требовательного работодателя. Все-таки сын, хочешь не хочешь, а не какой-то там посторонний с улицы человек. Не стану же я говорить Вальцу, какие у нас в семье на редкость странные с друг другом отношения, что даже родной папенька назначает официальные и неофициальные встречи со мной только через своих секретарей и Коршунова.

— Единственное, чем ты мне действительно нравишься, Вальц, так это своей понятливостью. — и опять приношу свои дичайшие извинения за возможность высказаться от всей души. Но делать кому-то незаслуженные комплименты совершенно не люблю. Людей, в подавляющей их численности, кстати, тоже.

Уже в лифте в какой-то степени мне удалось более или менее расслабиться. А до сего момента я даже не был уверен, что вообще до него дойду. Вернее, попаду ли так просто в пентхаус. К тому же, до двадцатого этажа путь не близкий, нужно собраться с мыслями, заранее подготовить вступительную речь. Правда, в моем случае самый большой козырь — это эффект неожиданности. В любом случае, у отца не будет другого выхода. А это уже по своей сути весьма редкое, я бы даже сказал, исключительно ценное явление — загнать Стрельникова старшего в безвыходную ситуацию. Иначе на кой вообще было затевать всю эту авантюру?

И почему в этом гребаном отеле, так много зеркал, вашу бабушку? Я, конечно, люблю безмерные пространства, но в этих же, бля, постоянно что-то или кто-то отражается. Видеокамеры, кстати, тоже дико раздражают, если не бесят до белого каления. Мало мне наследственной паранойи, так еще и умудряются ее обострять в подобных местах. Как раз одна такая смотрела на меня своим рыбьим глазом из-под потолка в лифте. И хрена с два отвернешься, потому что увидишь ее отражение в зеркале. Так что, не обессудьте за мою клоунскую импровизацию от пожизненного комедианта. Я всего лишь пользуюсь советами от персонального психиатра моего любимого папеньки — пытаюсь расслабиться такими вот незатейливыми способами, именуемыми в простонародье инфантильным дурачеством. Прижимаюсь лбом к зеркальной стенке лифта, глядя исподлобья в собственные глаза и заодно изучая свой фейс на наличие подозрительных кожных и прочих дефектов. Конечно же их нахожу (куда уж без них), что называется, до фига и больше. Из-за чего, естественно, поджимаю в печали губы, признавая тот факт, что время никого не щадит, даже таких засранцев и красавчиков. Потом обнажаю зубы в зверином оскале и на десерт высовываю почти на всю длину язык, подражая Джиму Симмонсу из группы Кисс. Между прочим, неплохая зарядка для мимических мышц лица, а с языком это вообще практика из йоги, называющаяся симхасаной — рычащим львом. Так что не надо думать, будто с головой у меня не все в порядке. Как раз там у меня все на своих местах. Да и развлечь дежурных из внутренней охраны отеля тоже не помешает. Кто знает, может даже отцу покажут запись. Хотя, едва ли…

А вот снять до конца легкий мандраж у меня так и не получилось. Стоило кабинке лифта остановиться на последнем уровне, а дверям издать знакомый перебор мелодичной композиции, от былой самоуверенности осталось где-то не более двадцати процентов. Все остальное смело под чистую под мощным приливом вскипевшего в крови адреналина. Даже слегка задержался на пару секунд, прежде чем сделать шаг в небольшой холл, а уже оттуда свернуть в центральную гостиную номера. Хер с ним. Была не была. На месте разберемся. Не вечно же мне бегать у него на побегушках, пора уже самому проявлять должную инициативу.

— Прости, что без предупреждения и предварительного звонка, но до тебя дозвониться еще сложнее, чем Осирису в загробный мир. — искать Стрельникова-старшего долго не пришлось.

Отец как раз в это время находился в гостиной, в зоне лаундж-бара и неспешно попивал кофе перед захватывающим дух видом из панорамного окна. Еще одна схожая привычка, при чем двойная — страстная любовь к бескрайним пространствам и крепкому кофе перед завтраком. Хотя увидеть Глеба Стрельникова в нетрадиционном для его делового образа вельветовом халате и… в тапочках, для этого действительно нужно иметь очень крепкие нервы.

— Для этого и существует вспомогательная связь через профессиональных посредников. — он даже не обернулся на мой голос, будто определил мое появление в номере еще до того, как я рискнул с ним заговорить. Не удивлюсь, если так оно и было. — Ты ведь знаешь, как я не люблю подобного рода сюрпризы.

— Откровенно говоря, я не знаю, что ты вообще любишь. А рисковать по жизни — это уже мое извечное пристрастие.

— Надеюсь, данная выходка была у тебя последней. — он наконец-то отвернулся от окна, соизволив обратить свой царский взор переполненный, как обычно, то ли абсолютной апатией, то ли неизлечимой (в его случае) атараксией прямо на меня. Я как раз сокращал последние шаги к его месторасположению. И, надо отметить, изначального волнения за прошедшую минуту не поубавилось ни на йоту. А ведь это он стоял передо мной в этом нелепом халате. Или я просто не привык его видеть в столь естественном для других домашнем виде, или банально уже забыл, когда его видел таким в последний раз. Наверное, в очень далеком детстве. К тому же, сам халат нисколько не портил его презентабельной внешности. Казалось, он и костюм клоуна облагородит собою за нечем делать.

— Ну уж прости за возможность выкрутиться из тройного штопора в процессе акробатического винта, в который ты же меня и попытался загнать, предварительно поставив в позу рака. Спасибо хотя бы за то, что не сделал это со мной на людях.

Всегда восхищался реакцией отца на любые мои (и не только мои) попытки его хоть как-то и чем-то поддеть. Максимум, мог слегка поджать губы, чуть прищурить глаза и повести едва заметным глазу неопределенным жестом головой. И поди разбери, что это было — недовольство или же, наоборот, достойная оценка моим сценическим талантам.