Купленная. Игра вслепую

Наверное, это стало куда большим открытием именно для меня, кто до сих не имел никакого представления, что же это такое на самом деле и каких пределов собственные к кому-то чувства могут однажды достичь. А может и не достичь, а всего лишь слегка обозначить свои первые границы. Но трясло меня от данного просветления, как смертника на электрическом стуле. Возможно, и чувствовал то же самое, если бы не держал тебя в своих руках и не держался за бредовую мысль, что скорее убью любого, кто посмеет или попробует отобрать тебя у меня. И собственного отца в первую очередь.

— Не смей. Слышишь? Больше никогда не смей во мне сомневаться и тем более верить этому старому хрычу, — наконец-то я смог это сделать, прижать тебя к своему сердцу, ревностно обхватив руками, как единственную в этой жизни редчайшую ценность — мою драгоценную девочку. Зарыться пальцам и губами в ее мягчайший шелк волос, наполняя легкие ее умопомрачительным ароматом, самым исключительным и неповторимым, от которого у меня так резко мутнело в голове, шумело и которым одурманивало похлеще любого сверхубойного наркотика.

У меня просто в мозгах не укладывалось, как ты могла поверить в эти бредни про Шевцову? При чем буквально с ходу.

— Ты же ей так там… улыбался… и пошел сразу к ней… — твой жалобный, моментально стихший голосочек со звонкими нотками инфантильной обиды задел вместе с горячим дыханием (а может и слезами) мою кожу сквозь ткань пиджака и рубашки обжигающим оттиском, коснувшегося более сладкой отдачей прямо по сердцу. Я сам чуть было не застонал в голос, не зная, как на такое реагировать — то ли плакать, то ли истерично хохотать.

— Господи, да я ее не перевариваю с первых дней нашего с ней знакомства. Я бы и не торчал с ней весь вечер рядом, если бы отец не приказал не отходить от нее ни на шаг. А лыбился, потому что она битый час рассказывала мне старые анекдоты, вычитанные ею в интернете, пока она полдня до приема сидела в салоне красоты. Единственное, что еще можно было терпеть из ее уст, не желая при этом сигануть с крыши. Хотя больше половины шуток она жутко переврала.

— Так вы что… даже не…

Меня все-таки затрясло от бесконтрольного смеха и дичайшего желания задушить эту наивную дурочку в еще больше задрожавших от резкого послабления руках. Казалось, с моих плеч только что схлынула тяжесть всего мира, и не упал я на подкосившихся ногах только благодаря Алине.

— Боже, нет конечно. Ты что, издеваешься? Я и Аринка?.. Да меня каждый раз от таких мыслей нереально корежит и передергивает, как не знаю кого. Еще предложи мне поцеловать лягушку. Хотя, я скорее лягушку поцелую, чем ее.

— Сам ты дурак, — вот тебе и здрасьте. Что называется приехали. Она еще и уткнулась, как маленькая девочка, лбом и чуть ли не всем лицом в мою грудь, пробурчав прямо мне в рубашку приглушенным голосочком. А потом еще и ударила кулачком по предплечью, шумно всхлипнув и еще крепче в меня вцепившись. — Не мог раньше рассказать, что тебя пытаются с ней свести?..

— А что про нее рассказывать? Она мне никто и никогда ничем меня не интересовала. Откуда я мог знать, что отцу взбредет в голову такое учудить? И как ты вообще могла ему поверить? Это ему с матерью хочется меня на ней женить, что они и пытаются провернуть уже более пяти лет, с завидным упрямством подсовывая мне эту лицемерную куклу везде, где только можно и неможно.

— Так ты точно… не собираешься на ней жениться? Это все было ложью?

Я заставил ее поднять голову и снова взглянуть мне в лицо, чуть было не задохнувшись от вида чуть припухших черт и губок моей заплаканной девочки, такой другой и не похожей на себя прежнюю… Такой уязвимой и беспомощной, не способной выдержать ни чужого предательства, ни столь откровенного насилия над ее верой в людей. Сколько же ей еще только предстоит сделать в своей жизни куда более ужасающих открытий. И как мне до одури хотелось защитить ее от всего этого. Спрятать от мира, от людей и в первую очередь от отца, не побрезговавшего всадить ей в спину один из своих отравленных ножичков. Убийца останется убийцей до конца своих дней и не изменит своим приобретенным инстинктам ни на йоту, какими бы благородными мотивами он не был преисполнен изначально.

— За всю свою прожитую до этого жизнь я впервые всерьез задумался о женитьбе только после того, как встретил тебя. Даже когда меня ломало и рвало на части, когда я узнал, что ты работаешь в эскорт-агентстве и мой отец купил тебя для себя. Для меня это было чистейшим безумием, но я действительно позволил своим мыслям коснуться этой темы, какой бы болезненной она тогда для меня не выглядела. Меня в жизни так не бомбило и не выворачивало на изнанку. Я и сейчас готов вцепиться зубами в глотку отцу только за то, что он к тебе прикасался… Пожалуйста… Не позволяй ему больше этого делать. — мой голос снова надломился от пережавшей горло асфиксии. — Я постараюсь его найти или завтра, или в понедельник на работе, чтобы серьезно обо всем поговорить. Но только не подпускай его к себе до этого. Иначе я точно не выдержу…

Я прижался губами к ее влажному от легкой испарины лбу, зажурившись что дури, чтобы переждать этот ненормальный приступ с помощью физической близости моей девочки на моих руках и вкусовых рецепторах. Мое хроническое безумие и спасительное от него лекарство, без которого я едва не сдох буквально и без которого едва ли теперь протяну хоть еще одни сутки. Понимала ли она хоть немного, что она для меня значила на самом деле и кем теперь была?

— А сейчас переоденься, сними эти дурацкие побрякушки и поехали ко мне. Не могу тут долго находиться. Все время кажется, что он где-то рядом…

* * *

Честно говоря, не думала я, что после всего того, что нам пришлось пережить, у меня останутся хоть какие-то силы на чтобы то ни было еще. Мне вообще больше не хотелось куда-то отходить от Кира, как и отпускать даже на несколько мгновений. Сама мысль, потерять ощущение живительного жара его тела, поддерживающую опору таких сильных рук (улавливающих абсолютно все происходящие во мне перемены), а, главное, всю его окутывающую с головы до ног физическую близость — казалась в те минуты едва не убийственной. На грани жизни и смерти.

Мне до сих пор не верилось в то, что я тогда от него услышала. Но одно дело, когда что-то внимаешь через слух, пропуская услышанное через скептически упрямый разум, и совсем другое — доверять своим чувствам и не на шутку взволновавшейся интуиции. Хотя, возможно, это было нечто иное. Что-то более сильное, просыпающееся как раз в момент слишком обостренной слабости. Когда хочется довериться именно тому, кого ощущаешь в эти секунды чуть ли единственным во всем белом свете близким для себя человеком. Единственным, кто способен защитить и закрыть собой от любых жизненных невзгод, от сумасшедшей боли и прячущихся за этими стенами жутких монстров. И, возможно, даже от смерти…

Ехать куда-то посреди глубокой ночи — не самая лучшая идея, но оставаться здесь вдвоем, наверное, еще хуже. К тому же, я сейчас в таком состоянии, в котором в принципе невозможно принимать какие бы то ни было здравые решения. Да и не смотря на все мои зашкаливающие страхи с разгулявшимся по телу нервным ознобом, Кир и не думал все это время отходить от меня ни на шаг. Даже помог переодеться, при чем без какого-либо сексуального подтекста. Похоже, нам обоим было сейчас не до того. Но не чувствовать при этом успокаивающих объятий Кирилла было еще труднее. В его руках мой озноб существенно спадал и практически сходил на нет, будто он забирал большую часть моей убийственной слабости себе или просто гасил ее своим защитным коконом. Жаль, что нельзя было просто и сразу там спрятаться, свернувшись на его груди беспомощным котенком и греться до тех пор, пока мое сознание окончательно не разорвет связь с окружающей реальностью, пусть мне и казалось, что я уже не смогу сегодня заснуть вообще.