Купола, дворцы, ДК. Судьбы и смыслы архитектуры России

Разумеется, это все не мешает нам говорить, что русская (английская, армянская, китайская) архитектура существует. Просто не стоит искать в ней какие-то неизменные качества на протяжении всей истории. При этом в каждый конкретный период архитектура определенного региона имеет свои совершенно узнаваемые черты. Пишу здесь именно «регион», поскольку он может совпадать с государством или с территорией обитания носителей какого-либо языка – а может не совпадать. Для Центральной Азии XVI–XIX веков совершенно бессмысленно делить архитектуру на, скажем, узбекскую, таджикскую и туркменскую, так как население было смешанным и жило на территории трех разных государств. А для Персии (Ирана) того же времени можно говорить о персидской (иранской) архитектуре, поскольку она существовала в рамках централизованного государства с одним доминирующим народом и отличным от соседей вариантом ислама (шиитским).

В этой книге, называя архитектуру русской, армянской, бурятской и т. п., я буду иметь в виду ту архитектуру, которая имеет устойчивые узнаваемые формы на отрезке времени минимум в полстолетия (чтобы могла произойти передача традиции между двумя поколениями) и которая развивается на территории, где большинство населения принадлежит к данной нации (народу, этносу и т. п.). Соответственно, география такой архитектуры не идентична территории какого-либо государства, автономии или региона. Обязательность создания ее произведений представителями народа, чье имя она носит, не предполагается.

Имперское и колониальное в архитектуре

Моим принципиальным решением стал отказ от привычной концепции русской архитектуры. Мне важно посмотреть на архитектуру России, не сводя ее только к русской архитектуре.

Задумывалась эта книга давно, едва ли не десять лет назад, как более привычная «история русской архитектуры», где между русской архитектурой и архитектурой России стоял знак равенства. По стечению обстоятельств я начал писать эту книгу в апреле 2022 года. Разворачивающаяся трагедия сделала для меня очевидной необходимость затронуть всю сложность взаимоотношений русского и нерусского внутри империи, историю колониальных практик в архитектуре и ответов колонизованных на возникшие вызовы. Все эта проблематика изучена пока мало и очень фрагментарно. Соответствующие части моей книги я вижу как исследовательский эксперимент, в процессе которого имперские и колониальные архитектурные практики впервые осмысляются на всей территории России, а не по отдельности. Крайняя скудость литературы в сочетании с обширностью материалов делает мои рассуждения в этой сфере очень гипотетичными, а выводы – эскизными. И тем не менее разговор о колониализме в архитектуре именно сейчас кажется мне столь необходимым, что я позволил себе уделить ему существенную часть текста.

Основное место в книге будет занимать русская архитектура – в силу ее абсолютного количественного и статусного доминирования в России на протяжении всей ее истории. Остальные архитектурные традиции, развивавшиеся на территории России, будут рассматриваться на том хронологическом отрезке, на котором они оказывались в ее политических границах: с конца XV века до современности. В подобном вынужденно кратком обзоре мне важнее всего показать их опыт в рамках российского государства. Я рассмотрю разные варианты развития национальных архитектур в колониальной ситуации: продолжение существующей местной (национальной, региональной, этно-конфессиональной) традиции, трансформация под влиянием России и часто идущей через нее европеизации, насаждение колониальных построек (в первую очередь православных храмов), наконец, конструирование новых национальных традиций в позднеимперское и позднесоветское время. Таким образом, речь идет не о присвоении нерусских архитектур, а об осознании их как самостоятельных явлений через исследование взаимодействия и часто противостояния с имперской архитектурой. Разумеется, очень немногие из этих архитектур развивались на протяжении всей своей истории в пределах России (как, например, бурятская); для большинства из них российский период был лишь одним из периодов, в ряде случаев коротким эпизодом.

В целом, изучение истории нерусских архитектурных традиций на территории России представляется мне крайне актуальным. Историки уже довольно давно и весьма плодотворно используют постколониальный подход для исследований России, но в области архитектуры эти вопросы ставились пока крайне редко.

Важность большого нарратива

А нужно ли вообще писать в наши дни обобщающий текст? Мы живем в эпоху сверхкоротких заметок в смартфоне. В эпоху осознания уникальности каждого момента, человека, явления. Не будут ли обобщения, собранные в длинный последовательный текст, слишком грубыми, поверхностными, игнорирующими всякого рода разнообразие? Уверен, что нет. На мой взгляд, обобщения более чем уместны. Во-первых, существует много людей, которых обобщения с присущими им минусами не смущают. Во-вторых, в эпоху колоссального изобилия частных историй и личных опытов систематизация нужна как никогда – чтобы хоть как-то сориентироваться в мире, где все бесконечно уникальны. Если такие обобщения не будут создавать исследователи, этим займутся непрофессионалы (с историей архитектуры часто так и происходит).

Но как выстроить такой нарратив? Какой принцип повествования выбрать? Недостижимым идеалом мне видится книга Жана-Луи Коэна «Будущее архитектуры. С 1889 года. Всемирная история». Это огромный текст, в котором, с одной стороны, представлено разнообразие подходов к осмыслению архитектуры, а с другой – проанализировано огромное количество объектов из большинства стран мира, что формирует панораму, близкую к исчерпывающей. Моя книга во втором отношении похожа на коэновскую. В меньшей степени мне удалось детально показать панораму разных подходов к исследованию архитектуры, поскольку меня интересуют не все аспекты ее изучения. К тому же мой охват по времени намного больше, а книга по объему – намного меньше, так что я не могу позволить себе рассматривать памятники одних и тех же десятилетий под разными углами. Однако по мере сил я стараюсь менять оптики. Особенно эта разница в подходах будет заметна по хронологии. В древнерусской части очень важен археологический материал и типология. В рассказе об архитектуре Московского царства – типология и иконография. В барокко и классицизме – вопросы ордера и авторской манеры. В XIX и XX веках – политический и национальный контекст.

Объективное изложение основ или субъективное исследование?

Эта книга – первое авторское исследование, которое охватывает всю архитектуру России. При советской власти в «Историях русской архитектуры» освещался только период до 1917 года, так как потом, с общепринятой тогда точки зрения, начиналась совершенно необыкновенная и якобы не имевшая ничего общего с прошлым советская архитектура. Кроме того, даже подобные издания давно не появлялись: последними были учебник Пилявского – Тица – Ушакова (несколько раз выходил с изменениями и без) и книга Иконникова «Тысяча лет русской архитектуры». Таким образом, уже более 30 лет не выходило никаких обобщающих трудов по истории архитектуры России, и еще не было такого, который соединил бы русскую архитектуру с советской и постсоветской. Правда, если говорить о коллективных трудах, то с 2007 года в Государственном институте искусствознания в Москве составляется и понемногу издается грандиозная «История русского искусства». Однако из двадцати двух томов за более чем 15 лет вышло только семь, так что полным рассказом о русской архитектуре это собрание станет, увы, очень и очень нескоро.

При этом за тридцать лет свободного исследования архитектуры России вышло много великолепных трудов, которые существенно меняли представления ученых об отдельных периодах ее развития, а также о механизмах архитектурного процесса. Одна из важных задач, которые я ставлю перед собой, заключается в кратком и структурированном изложении наиболее значимых аспектов накопленных на сегодняшний день знаний и подходов, разработанных специалистами по истории архитектуры России за последние 30 лет.

Начнем с того, что в последние десятилетия на архитектуру стали принципиально чаще смотреть через социальную и политическую оптики. Любое здание возникает на пересечении возможностей и желаний заказчика, идей и навыков архитектора и мастеров, конкретной социальной, политической и религиозной ситуации. Сегодня архитектор далеко не всегда воспринимается абсолютным и единственным творцом здания, каким он предстает в огромном большинстве старых текстов, особенно до середины ХХ века. Для периода до XVIII века гораздо более плодотворным оказалось изучение строительства «по образцу», коллективного творчества артелей, роли заказчика и архитектурной иконографии. В исследовании архитектуры последних двух столетий особое внимание уделяется теперь роли институций и коллективов, их взаимодействию с государством и его представителями.

Падение железного занавеса существенно расширило представления всех российских историков архитектуры о зарубежном контексте – и через книги, и через осмотр памятников. На смену преобладавшей в советское время парадигме приоритета и автохтонности отечественного постепенно пришло осознание тесной взаимосвязи России с мировой архитектурой и огромной роли заимствований из зарубежных источников.

Громадный, не побоюсь этого слова, шаг был сделан в изучении российских регионов, которые еще полвека назад были абсолютной terra incognita. Появилось большое количество исследований по отдельным узким темам, а также обобщающие каталоги – подробный в описаниях, но пока совсем не полный «Свод памятников» (с 1998 года вышло около 20 томов по 6 областям), а также почти исчерпывающие по подбору объектов интернет-ресурсы temples.ru и sobory.ru.

В последнее десятилетие много внимания уделяется изучению советской архитектуры. Основной корпус старых текстов о ней писали активные участники архитектурного процесса того времени, что имело как плюсы, так и огромные минусы. В целом сейчас, по сравнению с тем, как это было еще лет десять назад, советская архитектура видится более связанной с дореволюционной и менее изолированной от мировых процессов.

Итак, эта книга – некое обобщение всего главного, в чем сходятся коллеги, то есть повествование, которое претендует на объективность в максимально возможной степени (если в гуманитарной науке вообще что-либо может на нее претендовать). К этому я добавляю мнения по тем темам, в которых историки архитектуры не согласны друг с другом. Выбор определенного мнения с моей стороны, конечно, субъективен. Наконец, я включаю в текст и собственные размышления, прежде всего по колониальным сюжетам.

Моя главная задача – создать целостную картину, показывающую развитие архитектуры России. Такая картина может быть только субъективной. При этом мне важна цельность концепции. Я смотрю на все с единых мировоззренческих позиций и излагаю точки зрения, которые не противоречат друг другу. Я использую наиболее обоснованные датировки и интерпретации. Они иногда расходятся с общепринятыми, которые на самом деле взяты из давно устаревшей литературы и тиражируются в ненаучных текстах и интернете. Несмотря на то что моя книга научно-популярная, она прошла серьезное рецензирование. Несколько друзей-коллег, известных специалистов по разным периодам истории архитектуры, любезно откликнулись на мою просьбу и тщательнейшим образом изучили соответствующие разделы книги, сформулировав замечания и предложения. Я убежден, что цель любого исследования – обнаружение истины. Если ее нельзя достичь, то к ней необходимо стремиться. Как говорил Бродский, «не в том суть жизни, что в ней есть, но в вере в то, что в ней должно быть».