Кураж

Мальчишки обрадовались.

– Доброе утро, Флич!
– крикнул Павел.

– Как здоровье зонтика?
– спросил Петр.

– Благодарю, он отлично выспался, - сказал Флич и шевельнул кустиками бровей.
– Даже богатырский храп Мишеля не потревожил его волшебных снов. А снился ему горячий кофе. Доброе утром, мадам, - поклонился Флич дежурной.
– У вас чудо-брошь!

– Вам нравится?
– спросила дежурная и заулыбалась.

– Вопрос! Если бы я носил брошь, я бы носил именно такую.
– Флич взмахнул рукой, и в пальцах его появилась алая гвоздика. Он протянул ее дежурной.
– Прошу!

– Спасибо, - потупилась дежурная, и лицо ее порозовело.

– Эта гвоздичка пристала ко мне еще в Ташкенте. И всю дорогу шептала: подари меня в гостинице дежурной по этажу, у которой будет удивительная брошь.

Дежурная засмеялась.

– У вас все такие веселые?

– Все, - сказал Флич.
– Но самый веселый - мой друг Михаил Васильевич, - он широким жестом указал на темную блузу.

Дежурная взглянула на Михаила Васильевича, на его голову без единого волоска, гладкую и блестящую, на его блеклые, выцветшие глаза в припухлых мешочках из дряблой кожи, на опущенные уголки рта и совсем зашлась от смеха.

– Конфиденциально, - произнес Флич, склоняясь над дежурной.
– Нужен кипяток. Мой друг Михаил Васильевич не может без кофе. Уснет на ходу. И вместо двери пройдет сквозь стену. Останется дырка. Даже дыра.

Дежурная всхлипнула и утерла глаза носовым платком.

– Это… Это м-можно… У нас… у нас… есть… есть… титан.

– Яков, - нахмурился дядя Миша.

– Все в порядке, Мишель. Ты пошел за кипятком. Тебя долго не было. Я тебя знаю. Ты постеснялся спросить кипятку. Ты увлекся дамой.

– Яков!
– дядя Миша внезапно наклонился и снял с ноги шлепанец.

– Мишель!
– Флич отшатнулся и закрыл лицо руками, всем своим видом показывая, как он ужасно напуган. И зашептал торопливо, с присвистом: - Где титан? Где титан? У него невыносимо тяжелые шлепанцы!

– Сейчас я принесу кипяток, - - дежурная поднялась со стула.
– Может, вам еще чего надо?

– Надо, - решительно сказал Флич.
– Сахару и синюю птицу.

– Сахар найдется, а птицу поймайте сами.

– Будет кипяток и сахар - поймаем. Непременно поймаем синюю птицу счастья. На всех!

Дежурная величественно удалилась.

Павел и Петр, наблюдавшие эту веселую сцену со стороны, подошли.

– Вы еще не завтракали?
– удивился Павел.

– Не завтракали?… Мы еще не ужинали, - вздохнул Флич.

– А завтра утром прибывают животные.

Прибывают животные, значит, начнется работа. В номере Лужиных участвуют лошади.

Дежурная принесла чайник с кипятком и пачку сахара.

– Нет-нет, не стоит беспокоиться. Мы сами. Спасибо вам.
– Дядя Миша отобрал у нее чайник и сахар и пошел к себе.

– Мерси!
– раскланялся Флич и пошел следом.

А дежурная села за свой стол, поставила чуть привядшую гвоздику в стакан с водой и еще долго-долго улыбалась.

3

Солнечным днем город выглядел симпатичным, куда симпатичней, чем ночью. И дома вовсе не мрачные, наоборот, веселые - белые, желтые, голубые. Окна в затейливых занавесках, цветы за намытыми стеклами.

Людей на улицах много. Неистово гудят грузовики. Перезваниваются трамваи, на поворотах издают странные протяжные звуки, будто открывают несмазанную дверь или кто-то неумело дует в духовой инструмент. Шумно, а движение неторопливое. Никто не спешит: ни прохожие, ни грузовики, ни трамваи.

Павел и Петр тоже неторопливо шли вслед за Фличем и дядей Мишей. Флич и дядя Миша в этом городе не впервые, идут себе потихоньку, разговаривают о своем. А Павлу и Петру все в новинку, все интересно. Глазеют по сторонам. Ведь города, как и люди, не похожи один на другой: у каждого свое лицо, свой цвет, свой характер, свой запах.

В сквере, на площадке за свежекрашеной зеленой решеткой, возводился цирк.

У ограды толпились зеваки, день был воскресный.

Флич остановился в проходе возле старика сторожа, сидевшего на табурете.

– Здравствуйте.

В клетчатом пиджаке, с "кис-кис" на шее, Флич был таким нездешним, что старик встал и пристукнул деревянной ногой.

– Здравия желаю!

– Сторож?
– спросил Флич.

– Не сумлевайтесь, - строго ответил старик.

– Ну-ну, мы не сумлеваемся, - улыбнулся Флич.
– Пошли.

И все четверо двинулись за ограду, сопровождаемые завистливыми взглядами мальчишек.

Стук и грохот стояли на площадке.

В центре уже высились четыре опорные мачты, словно поддерживали голубое небо. Мачты были связаны между собой, и от каждой тянулись по три троса-растяжки, будто гигантский паук сплел здесь паутину. В стороне лежали штабелями деревянные щиты, а рядом - металлические козлы.

Между мачт, возле вбитого в землю Ломика, стоял неприметный мужчина в ватнике и танкистском шлеме. Шлем плотно облегал круглое веснушчатое лицо. Оно казалось неподвижным, сонным из-за век, которые опускались на глаза, прикрывали их. Это был шапитмейстер Сергей Сергеевич, царь и бог на площадке. Униформисты, рабочие, присланные на помощь саперы - все подчинялись ему мгновенно и беспрекословно. Вот он постучал скрюченным пальцем по ломику, и тотчас один из униформистов накинул на ломик веревочную петлю.

Сергей Сергеевич махнул рукой, и униформист побежал в ту сторону, куда он махнул, быстро разматывая закрепленную на ломе веревку. И когда та натянулась струной, Сергей Сергеевич пошел вдоль нее, придирчиво осматривая, словно то была не простая веревка и от нее можно ожидать невесть чего.

– Осевую протянул, - сказал Флич.

А Сергей Сергеевич дошел до конца веревки, огляделся и топнул ногой.

– Козлы!
– крикнул униформист.
– Самые низкие!

Саперы подтащили металлические козлы и стали устанавливать их полукругом. А Сергей Сергеевич ощупывал козлы и даже тряс.

– Сергей Сергеевичу!
– громко крикнул Флич.

Тот, не отрываясь от дела, только поднял руку.

Павлик и Петр встали в сторонке, близко подходить не решились. Сергей Сергеевич терпеть не мог, когда посторонние появлялись на площадке. Вообще-то человек добрейший, в такие минуты он свирепел и шугал даже самого директора Григория Евсеевича.

Поставить брезентовый дом - цирк-шапито - дело не простое, ответственное. А люди на площадке неопытные. Ну что, скажем, понимают в цирке саперы? А ведь чуть что не так закрепят, трос какой-нибудь недотянут или перетянут - недалеко и до беды!