Курение мака

– Была бы розетка, можно теле…

Телевизор? И это говорю я? Конечно, я покажу вам и ток-шоу, и программу для садоводов-любителей, и мыльную оперу, и мягкое порно, и вручение призов беспроигрышной лотереи, и церемонию награждения, и… Одним словом, я покажу вам все блага нашей цивилизации. Так, что вам тошно станет.

Я чуть было все это не выпалил, но вовремя сдержался. Уж лучше подсесть на тяжелые наркотики, чем на эту дрянь. Мог ли Кьем читать мои мысли? Он улыбался, глядя на меня. Потом шепнул что-то Джеку, и Джек сказал:

– Он говорит, что колдовали вы неправильно, но с Повелителем Генераторов справились.

Кьем снова улыбнулся своим беззубым, розовым ртом, и я решил, что в общем он мне симпатичен.

Когда я вернулся в хижину, Мик сидел, а ведьма – старая наркоманка – кормила его с ложки супом. Чарли спала. Фил тоже дремал, пережидая полуденный зной под крышей. Похоже, в нашей компании я был единственным ходоком. Старуха без умолку что-то лопотала, а Мик ошалело на нее смотрел.

– Как ты думаешь, – спросил он меня слабым голосом, – она вдова?

– Тебе лучше?

Он почесал затылок:

– Да, такое чувство, будто со мной позабавился весь боевой расчет с нашего эсминца.

Что ж, ему было лучше. Старуха так и не замолчала. Глаза у нее блестели, и, казалось, наши голоса ей нравились.

– Ну а ты опять накурилась? – спросил я ее громко.

– Бууу! – ответила она и захохотала, сунув Мику в рот последнюю ложку. Потом слезла с табуретки и стала шарить в складках юбки.

– Эй, – сказал Мик. – Вот этого не надо. Старуха вытащила два маленьких зеленых пакетика, один из которых дала мне. Это был свернутый лист, от пальмы наверное. Она стала шамкать губами, расхаживая по хижине и при этом старательно показывая, что нужно не глотать, а жевать.

– Опять дурь какая-то? – возмутился я.

Она дала второй пакетик Мику и снова зажевала. Мик посмотрел на меня с сомнением.

– Интересно, где она это прятала?

Возможно, она почувствовала его намек, захихикала, подхватила полы юбки и пустилась в пляс. Ей, наверно, было лет девяносто, но танцевала она как заводная. Свой листок я отложил и вместо него потянулся за бутылкой. Но не успел глотнуть, как она остановилась, стала что-то возбужденно говорить и с отвращением замахала руками на виски. «Май! Май!» – закричала она, особенно раздраженная тем, что я предпочел виски ее пакетику. Прихрамывая, она вышла из хижины.

– Похоже, – сказал Мик, жуя свой листочек, – ты здорово ее обидел.

– Ты ведь не знаешь, что она тебе подсунула.

– Она меня кормила. Вряд ли у нее что плохое на уме, верно?

Думаю, он был прав, но я промолчал.

Мик хотел знать последние новости. Я рассказал ему про Джека, Чарли, генератор и про мой план сделать носилки. А он признался, что чувствует себя слабым, как котенок. Я не стал доводить до его сведения, что мы не знали точно, где находимся, и что нам скорее всего не удастся получить помощь ни от Джека, ни от жителей деревни.

Пока Мик жевал, я обратил внимание, что слюна у него стала темно-фиолетового цвета.

И тут он спросил:

– А тех ты видел?

– Кого?

– Ну тех, что к нам в хижину заходили?

Пока ребята отдыхали, мне было совершенно нечем заняться. Я не так сильно беспокоился о Мике, который все-таки пошел на поправку. А Чарли, похоже, могла спать по восемнадцать часов в сутки. Хоть по временам она и приходила в себя, но я понимал, что по джунглям нам придется ее нести, так что перспектива нашего путешествия откладывалась на несколько дней. Мик без посторонней помощи еле-еле мог дойти до туалета.

Еще меня беспокоило, что я обидел старуху, которая все же по-человечески к нам относилась. Она ухаживала за Чарли, а теперь взялась за Мика со всеми этими своими травами и снадобьями.

Когда я уходил, губы у Мика были фиолетовыми, но мне он сказал, что эта трава очень его взбодрила. Советовал попробовать, но я все равно предпочел виски. Может быть, по большому счету и нет никакой разницы, чем себя взбадривать, но я знаю, что виски хорошо на меня действует. И на желудок, и на нервы.

Может, старуха приносила Чарли опиум и от этого у нее была такая слабость? А у Мика все еще держалась высокая температура, и он иногда бредил. Спрашивал про людей в хижине. Жаловался, что как-то раз открыл глаза, а вокруг толпится полно народу, будто на вечеринку собрались, только в темноте не разобрать, кто пришел. Я сказал ему, что это у него жар, бред, вот и мерещатся всякие розовые слоны.

Я решил наладить отношения со старухой. Поскольку большинство крестьян работало на маковых полях, ее было несложно найти. Сидя на корточках у своей хижины рядом с пустырем, где стоял генератор, она курила.

Это я так говорю: «курила»; на самом деле она пыхтела бамбуковой трубкой длиной метра в полтора. Голубые облака дыма окутывали ее фигуру.

– Опиум? – спросил я, показав на трубку.

– Та-бак, – ответила она. – Та-бак.

Я присел рядом с ней и постучал себя по груди:

– Я Дэнни, Дэн-ни.

Она поняла и, указав на себя, произнесла: «Набао», – хотя моим произношением так и не удовлетворилась. Отложив свою трубку, она повела меня в хижину.

Внутри царил образцовый порядок: земляной пол чисто выметен, мебель – табуретки, столы – сработана грубо и незатейливо, но попадались и другие вещи, резко выделявшиеся на общем фоне, например совсем не старый сборный платяной шкаф. Диковинно смотрелись пластмассовые часы на стене, все еще в полиэтиленовой упаковке, но показывающие верное время.

Набао взяла со стола тряпочку и повязала мне на левое запястье. Не переставая тараторить, она подсунула под нее маленький металлический диск и проверила узелок. Не развязался ли? Мне показалось, это было что-то вроде амулета.

Под столом я разглядел провод с лампочкой, подсоединенный к автомобильному аккумулятору. Я решил, что аккумулятор сел, и постучал по нему:

– Не работает?

Набао потерла ладонями друг о друга и развела руки, имея в виду, что перезаряжать выйдет себе дороже. Я решил дать ей денег, чтобы кто-нибудь заменил ей аккумулятор, но потом мне пришла в голову идея получше. Позади ее хижины проходил кабель от радиоприемника, и я вспомнил, что рядом с коробками «Калпола» видел бухту провода. Мне бы ничего не стоило кинуть времянку, так что аккумулятор ей может и не понадобится.

Через двадцать минут у нас был свет. Мне пришлось ненадолго отключить мотор, но когда я снова его запустил и вернулся к ней в хижину, Набао вскрикивала и подпрыгивала, как подросток. Она пожала мне руку, потрепала по щеке и стукнула себя по коленкам. Вот бы кто так у нас дома порадовался электрической лампочке!

Это было лучшее из всего, что я натворил в той деревне, правда, за это я и поплатился.

28

Вы наверняка заметили, что в моем повествовании отсутствуют некоторые детали, касающиеся обычаев того горного племени, с которым мы провели эти несколько дней. Но я нарочно не все рассказываю. Пока мы там жили, крестьяне начинали нравиться мне все больше, и на многое я стал смотреть другими глазами. Меня и сейчас беспокоит судьба жителей поселка, и рассказывать, где стоит деревня и как до нее добраться, я не хочу. Так что и в описание костюмов я добавил несколько выдуманных деталей, и в конструкцию хижин. Кое у кого могут оказаться другие имена.