Курильская обойма

Вот это было уже горячее. Он видел надписи «Rise» и сначала не обратил на нее внимания. Ну, рис и рис, что с него взять? Главный продукт сынов Востока. Запаян в пластик, чтобы не отсырел в долгой экспедиции. Очень толково и по-хозяйски рачительно.

Но теперь, когда выяснилась существенная неточность между маркировкой и истинным весом, все приобретало совсем иной смысл. Надписи – для отвода глаз. На самом деле в ящиках содержится нечто другое. Что? Вот, как говаривал один задумчивый датский принц, в чем вопрос.

Роман попытался открыть или распаковать один из ящиков с якобы рисом. Тщетно. Те были заключены в толстую оболочку из пластика, и вскрыть ее можно было только с помощью ножа. Экая досада. Так не хотелось оставлять о себе столь явный след.

Роман покачал ящик с бока на бок, подергал ручки по бокам, даже приложил ухо к холодной пленке.

Нет, никак не понять, что в ларчике.

Правда, и характерного шуршания Роман тоже не уловил. Но ведь это ровным счетом ничего не значило. А вдруг рис упакован вакуумным способом и, наподобие кофе, сбит в твердые брикеты? Оттого и шуршания нет, и ящик так увесист.

Нет, не сходится. Роман еще раз проверил маркировку. Везде стояло «45 Lb» – сорок пять фунтов. А ящик весит сорок кило, не меньше. Не настолько же он обессилел в любовной схватке, чтобы не отличить сорок килограммов от двадцати.

Видно, придется идти на крайний шаг. Не хочется, да уж ничего не попишешь. Как это у нас, у русских: или пан, или пропал. Если внутри действительно невинный рис, то и риску почти никакого. Ка-лам-бурчик. Если же что другое, тогда… А вот тогда и поглядим, что «тогда».

Пока же другого варианта нет.

Роман проковырял ножом неровную дырочку в нижнем углу упаковки и пальцами начал расширять ее, чтобы сымитировать случайный разрыв при транспортировке и складировании. Работа, конечно, грубая, но все лучше, чем аккуратный разрез. Могут и купиться.

Растягивая неподатливый пластик в стороны, он то и дело подсвечивал фонариком, проверяя, не покажется ли какая надпись? Надписи пока не было, но кое-что интересненькое уже обнаружилось. А именно: ящик под пластиковой упаковкой был сделан из металла. Такой переносной мини-сейф. Для чего? Для риса? Хм…

Роман сильнее потянул пленку. Чего там останавливаться на полпути? Залез в амбар – тащи, что видишь. Повел лучом по железному, крашеному боку ящика. Ага, вот и буковки показались. Небольшие, но четкие. Латиница. Роман потянул еще, и, хоть и был к этому готов, похолодел.

Первые пять открывшихся буковок слагались в следующую надпись: «EXPLO…» Рвать дальше не имело смысла – только увеличивать подозрения. Но Роман все-таки надорвал еще немного, оттянул пленку, изогнулся и, светя перед самым своим носом фонариком, дочитал оставшиеся буквы: "…SIVE». Ну, вот и приехали.

«Explosive». Взрывчатка. Теперь все встало на свои места.

Он загладил как мог разрыв, чтобы надпись не так бросалась в глаза, поставил ящики, как были, и подался к задней стенке. Все, что нужно, он узнал, теперь самое время сматывать удочки.

И в этот миг послышался чей-то голос. Роман замер. Кому еще не спится в ночь глухую?

Кто-то подошел к палатке, заговорил с часовым. Разговаривали на японском, негромко, но оживленно. Чиркнули зажигалкой, закуривая. В невидимую щелку потянуло табачным дымом.

Смена караула, понял Роман. Вот это называется – попал. Что, если караульные, как это положено при сдаче поста, начнут осматривать палатки? Выдернутые Романом колышки сразу же бросятся в глаза, после чего незамедлительно будет обнаружен лаз. По тревоге подымется весь лагерь, его вытянут из палатки, как суслика из норки, и пустят на шашлык. Или на суши, что, в принципе, не так уж важно.

Черт, надо было собрать и спрятать колышки. Побоялся брякать ими в опасной близости от часового, вот и оставил снаружи, каждый возле своей ямки, чтобы потом без задержки вставить на место. Хотел как лучше. А вышло как всегда.

Что делать? Дотошные японцы сейчас зайдут за палатку – и все откроется. Значит, надо действовать на опережение. Вылезти первым и атаковать их. Нож не понадобится. Используя элемент неожиданности, с двумя противниками Роман мог справиться голыми руками. Никто ничего не услышит. Он успеет уйти достаточно далеко, пока часовые очухаются и поднимут шум. Вторжение чужака, конечно, будет раскрыто. Но, во-первых, спугнутые японцы свернут какую-то тайную и, похоже, враждебную России операцию. Во-вторых, Роман сообщит в Центр об этой операции и выполнит свой долг.

Утешение жиденькое, что и говорить. Но чем-то же надо оправдать неудачу.

Роман приподнял нижний край стенки и вылез наружу. Караульные все так же беззаботно болтали между собой. Видно, и у японцев, помешанных на исполнении долга, есть свои раздолбаи.

Чтобы не терять времени даром, Роман начал вставлять колышки обратно, придавливая их для верности подошвой. Караульные тихо чему-то смеялись. Роман их от души пожалел. Если утром Самурай обнаружит, что в палатке без его ведома проводилась ревизия, он сдерет с них три шкуры.

Вскоре все колышки встали на свои места. Один, правда, заартачился, наткнувшись на камень, и никак не хотел входить в ямку до конца, выступая на два сантиметра выше остальных. Роман помучился и бросил. Сойдет и так, со стороны почти незаметно.

Не искушая более судьбу, он пригнулся и подался к темнеющему в сотне метров от него спасительному взгорку.

Через минуту он был в полной безопасности. Издали посмотрел на лагерь. Двое караульных все никак не могли наговориться. Бедняги.

Ну, бывайте пока.

Еще через полчаса Роман, переводя дыхание, подходил к пещере, в которой спала прекрасная нимфа. Ночная пробежка по весьма пересеченной местности не то чтобы его вымотала, но дала почувствовать и свои тридцать семь, и пристрастие к коньяку за рулеточным столом, и каждодневную пачку сигарет, и недосып, и чрезмерное увлечение младыми прелестницами…

В общем, в другой раз лучше пешком.

Но уж больно хотелось побыстрее вернуться под теплый Наташин бочок. Время было не раннее, за всеми маневрами шел уже пятый час. Эдак скоро и светать начнет. А Роман чувствовал, что, если не поспит хотя бы часа три, начнет потихоньку «плыть». На утро у него было намечено много дел, и голова ему требовалась ясная. Потому так и спешил обратно.