Куриный бульон для души. Внутренняя опора. 101 светлая история о том, что делает нас сильнее

Мама была настроена оптимистично. Конечно, ей многого не хватало, но она сосредоточилась на том, что у нее по-прежнему было: ее семья (на фотографиях вокруг кровати), ее воспоминания, книги стихов, вид на сад. Это новое и постоянное чувство благодарности за то, что у нее есть, не могло не вдохновлять.

Время от времени мама улыбалась и напоминала:

– Знаешь, даже у шипов есть розы.

Весь год после начала изоляции я каждый день общалась с мамой по Skype. Сотрудник дома престарелых надевал защитный халат, сетку для волос и маску и приносил планшет в мамину комнату.

Поначалу звук моего голоса и изображение меня, машущей ей с маленького экрана, озадачивал маму и веселил ее. Она спрашивала, «там ли» я. Но прошло несколько дней, и мама освоила новый формат общения. Она удивлялась этому изобретению и говорила, что его придумал кто-то очень умный.

Вскоре наши «экранные визиты», как мы их называли, стали почти такими же приятными, как и реальные встречи. Они дали мне то, чего у меня никогда не было во взрослой жизни: спокойные ежедневные отношения с мамой.

Я вышла замуж много лет назад и с тех пор жила вдали от нее и отца. Жизнь забрасывала меня во Флориду, на Гавайи, в Израиль, Теннесси и, наконец, в Коннектикут. Обычно я разговаривала с родителями по воскресеньям, звонила поздним утром, когда они сидели за столом с воскресной газетой и кофе. Но у меня не было возможности заехать к маме, пригласить ее на обед или сходить с ней за покупками. Пока я не переехала обратно на Восточное побережье, спонтанные звонки были практически невозможны. Наши часовые пояса и расписания просто не совпадали.

Когда мама поселилась в интернате в Коннектикуте, я навещала ее по несколько раз в неделю, но почти все отведенное нам время уходило на полив растений, поиски пропавшей одежды и согласование с медперсоналом изменений в уходе за ней. А после этого я возвращалась домой по пробкам.

Теперь, когда большинство моих повседневных дел встало на паузу из-за пандемии, у меня было достаточно времени, чтобы налить чашку чая, взять в руки спицы, уютно устроиться и разговаривать с мамой, никуда не торопясь. Мы болтали, вспоминали, делились мыслями. Эти виртуальные встречи сблизили нас.

Деменция не забрала мою маму. Она лишь убрала шипы и освободила место для чудесной розы, даже если та и распустилась слишком поздно.

Лорри Данциг

Я была там

Прошу, помни меня настоящую, когда я не смогу вспомнить тебя.

Джули Уайт

Я смотрела на фотографии, память была пуста.Я не помнила ни дня рождения, ни годовщины, ни Рождества.Я крутила и крутила, разыскивая в ленте хоть одну фотографию со мной в моменте.Воспоминания умолкли, когда стало ясно —меня нет на фото, поиски напрасны.Я листала картинки, но не могла вспомнить… уловить хотя бы крошечный проблеск.Вот беззубые улыбки и первый день в школе,Праздники, танцы, каникулы на море.Я смотрела на фото и вдруг поняла:Это была моя жизнь, но совсем не моя.Нет, ничего. Мой разум по-прежнему пуст.И эту прожитую жизнь уже никогда не вернуть.Я щелкала мышкой и вспоминала со слезами детский сад, одноклассников, все, что случилось с нами.Мой разум замер. Почему я не понимала?Почему мне казалось, что я этого не проживала?Я скорбела о днях, которые пролетели так быстро.И о том, что так и не было мною записано.Жизнь нанесла мне ужасный удар: я оплакивала годы, которые ушли навсегда…Но вот новый кадр, он возник на экране.Меня замутило, я была как в тумане.На фото – один миг, такой же, как в моей памяти:Семья из пяти человек у кровати.Кровать – моя, и семья со мной отчего-то.Я была там – в больнице, а не на старых фото.А этот мальчик – мой пятилетний сын.Он хотел быть с мамой, и я хотела быть с ним.К чему столько слез, скажите на милость?Я плакала о том, чего лишилась.Жизнь, которую я хранила в своей памяти,Оказалась не тем, что было в реальности.Но я так долго гнала от себя горе,Что забыла собственную историю.И тогда она сама отыскала меня.Мои шрамы поблекли, но остались навсегда.И в тот же миг мое сердце затрепетало:может быть, эту боль можно считать подарком?Может, надо найти новую, прекрасную историю?Она будет о семье, которая переживает стойко.Дни, пока аппараты гудят у моей больничной койки?О домашних заданиях, рассказах о школе и о том, как я обнимала их осторожно, уворачиваясь от проводов и трубок?Я смотрела, как они плачут, услышав:«Часы посещения закончились. Приходите завтра».Этот стало нашей новой нормой.Не было больше солнечных дней и семейных походов в зоопарк.Но была одна вещь, что помогала нам жить.В больничной палате всегда было много любви.Я помню, как целыми днями не утихала боль.Помню, как лила слезы и молила врачей отпустить меня домой.Шли месяцы, а я все была худшей мамой на свете.Я боролась с лживыми голосами,Но при этом лгала себе тоже.В памяти скопились годы, которые я потеряла.Но ведь все это – я.Я смотрю на фотографию сына и улыбаюсь.Это правда, там была я.Я была там все это время.

Ингар Ламмерс

Глава 2. Считайте, что вам повезло

Худший день в нашей жизни

Благодарность наполняет смыслом наше прошлое, приносит спокойствие сегодня и создает видение завтрашнего дня.

Мелоди Битти

Это был худший день в истории. Собственно, мы так его и назвали, с большой буквы: ХУДШИЙ ДЕНЬ В ИСТОРИИ. Точную дату я никогда не забуду – 19 марта 2007 года.

День начался как обычно: мой муж Алан зашел в свой домашний офис, чтобы закончить работу над бумагами и принять участие в созвоне. За последние годы Алан сильно поднялся по карьерной лестнице и теперь руководил несколькими ресторанами национальной сети. Я слышала из кухни, как он разговаривает со своим начальником по громкой связи. И вдруг до меня донеслось: «сдайте свой ноутбук» и сразу после этого - «выходное пособие».

Через несколько минут Алан вышел из кабинета. Мои опасения подтвердились: должность мужа была ликвидирована – начальник сообщил, что компания сокращает штат: «Спасибо, не обижайтесь, но вы нам больше не нужны». Я обняла Алана. Мое сердце замерло, а мысли, наоборот, понеслись галопом. Что же нам делать? А вдруг мы не сможем выплатить ипотеку? Мы потеряем дом?

– Все будет хорошо, – пообещал он.

– Я знаю, – ответила я.

Но, честно говоря, в тот момент мы сами себе не верили.

Мне хотелось забраться обратно в постель и натянуть одеяло на голову, но нужно было идти на свою работу. Поэтому я быстро приняла душ, оделась и вышла из дома. Через несколько часов после начала смены мне позвонили из клиники. Некоторое время назад я обратилась туда по поводу странных шишек на шее и в подмышках. Хирург удалил одну из них и теперь хотел сообщить результаты биопсии.

– Это лимфома. У вас рак, – буднично заявил он.

– Что?!

Наверное, мне померещилось. Что еще за глупости – он просто не мог такого сказать. Я вела здоровый образ жизни, ела салаты, ходила на пробежки. Какой еще рак?

Хирург повторил диагноз. Он не врал: рак действительно был в моем теле. В моем теле. Дальше доктор принялся рассказывать про дальнейший план лечения, но я уже не слушала его.

По дороге домой я размышляла о том, как замечательно все было до этого дня. Мы с Аланом наслаждались счастливой жизнью в прекрасном пригородном доме во Флориде. Мы любили свою работу, потому что с ее помощью можно было оплачивать путешествия и шикарные ужины. «Конечно, хорошего понемножку, – думала я. – Пришло время расплачиваться за годы счастья». Я представляла себе больничные койки, капельницы с химией, свою лысую голову и прочие печальные перспективы. Я готовилась к тому, что в будущем мне придется либо страдать, либо умереть.

Дома Алан заключил меня в объятия. Я заплакала.

– Когда-нибудь в будущем мы напишем рассказ о сегодняшнем дне, – прошептал он мне на ухо, – и назовем его «Худший день в нашей жизни».

Мы не стали откладывать дело в долгий ящик. Алан начал обзванивать всех знакомых со связями в ресторанном бизнесе. Он без устали отправлял резюме и проходил собеседования на десятки вакансий. Одновременно нам удалось найти блестящего онколога, которая сразу назначила сканирование и другие исследования, чтобы определить стадию и степень тяжести моей болезни. Время шло. Мы очень волновались, но держали себя в руках и старались смотреть вперед с оптимизмом.

В конце концов это принесло свои плоды.

Через несколько месяцев Алану предложили новую должность в процветающей сети ресторанов с отличной зарплатой и потрясающими льготами. Мой онколог завершила обследование, и его результаты оказались более чем обнадеживающими. Она объяснила, что мой рак был «индолентным». Такого слова я не знала.

– Он у вас ленивый, – пояснила она, – не агрессивный, как другие формы. С ним можно справиться. Скорее всего, вы выживете.

Вытерев слезы, я крепко обняла ее.