Куриный бульон для души

Иногда он приходил на мои занятия, но никогда ничего не говорил. Если я пытался вовлечь его в беседу, он только отвечал мне пристальным взглядом. Запугивал меня. Он был похож на бомбу замедленного действия, готовую взорваться в любой момент. Но я не собирался сдаваться. Каждый раз, когда он приходил, я пытался вовлечь его в обсуждение. Но он интереса не проявлял.

Однажды мне это надоело, и бомба взорвалась.

Мы обсуждали поступление в колледж. Ученики вырезали из журналов фотографии, касающиеся выбранных ими профессий, и приклеивали на специальную доску. Мы уже работали так 20 минут, когда вошел Пол.

Я спросил, кто желает рассказать классу о своей будущей профессии. Встала Джули, маленькая девчушка, которая поначалу была очень застенчивой, и сказала, что хочет стать врачом.

Внезапно с последнего ряда раздался смех.

–  Да что ты говоришь! Врачом, ты? Да ты вообще никем не станешь.

Все обернулись, это смеялся Пол.

Я был в шоке, не мог поверить своим ушам. Воцарилась полная тишина. Все ждали, что я сделаю.

–  Пол, так не поступают. Кто ты такой, чтобы так унижать человека?

–  Слушай, учитель, отстань, а? Ты что, меня не уважаешь? Да ты знаешь, кто я такой? Я настоящий гангстер. Не связывайся со мной, а то пожалеешь.
– И направился к двери.

–  Нет, Пол, так не пойдет. Ты не имеешь права никого унижать. Хватит - значит хватит. Тебе не обязательно сюда ходить. Или ты работаешь с группой, или нет. Здесь собралась команда единомышленников, и у тебя, Пол, большой потенциал. Мы хотим, чтобы ты участвовал, ты можешь многое предложить своей группе. Мне дорог и ты, и вся группа. Поэтому я сюда и прихожу. Ты будешь игроком нашей команды?

Пол кинул на меня через плечо устрашающий взгляд и вышел, хлопнув дверью. Весь класс был потрясен разыгравшейся сценой, я тоже.

Когда после занятия я шел к своей машине, меня кто-то окликнул. Обернувшись, я с удивлением увидел Пола. Он быстро шел ко мне. Сначала я испугался, хотел позвать на помощь, но все произошло так быстро, что я даже не успел пошевелиться.

–  Мистер Смит, вы помните, что сказали мне?

–  Да, Пол.

–  Вы правду сказали, что я вам дорог и что вы хотите взять меня в команду?

–  Ну конечно, Пол.

–  Мне еще никто в жизни не говорил, что я кому-то дорог. Вы первый. Я хочу быть частью команды. Спасибо, что вы смогли дать мне отпор. Я завтра попрошу извинения у Джули перед всем классом.

Я не верил своим ушам. Я снова был в шоке и не находил слов.

Когда же Пол ушел, меня охватила радость. Я действительно был тронут. В тот день я решил посвятить свою жизнь тому, чтобы помогать нашей молодежи осознавать свой истинный потенциал.

Марлон Смит

Шифр на снегу

Все началось с трагедии холодным февральским утром. Направляясь в школу, я ехала следом за автобусом из Милфорд-Корнере, как обычно делаю во время снегопада по утрам. Автобус остановился у гостиницы, чего обычно не делал, и я была раздражена из-за этой непредвиденной остановки. Из автобуса вышел мальчик, покачнулся, споткнулся и упал на снег, покрывавший тротуар. Мы с водителем автобуса подбежали к нему одновременно. Худое лицо казалось белым даже на белом снегу.

–  Он умер, - прошептал шофер.

Мгновение я ничего не соображала. Увидела испуганные юные лица в окнах школьного автобуса.

–  Врача! Быстро! Я позвоню из гостиницы!

–  Бесполезно. Говорю вам, он мертв.
– Водитель посмотрел на неподвижное тело.
– Он даже не сказал, что плохо себя чувствует. Только постучал меня по плечу и сказал, тихо так: «Извините, мне надо выйти у гостиницы». И все. Вежливый такой.

Когда печальная весть разнеслась по школе, все притихли. Дети в коридорах переспрашивали друг у друга, кто умер, но никто не знал, как его звали. «Кто-то из Милфорд-Корнерс», - говорили ученики.

Директор попросил меня съездить к родителям мальчика и сообщить им о смерти сына.

–  Телефона у них нет, да и все равно кто-то из школы должен сказать им лично. Я вас подменю.

–  Но почему я? Не лучше ли было бы поехать вам?

–  Я не знал этого мальчика, - заметил директор.
– А в прошлом году, как я заметил, он назвал вас в опросе своей любимой учительницей.

Я ехала по плохой, заснеженной дороге по каньону к дому Эвансов и вспоминала об этом мальчике, Клиффе Эван-се. Его любимая учительница! Да за два года он и двух слов мне не сказал! На моих уроках литературы он всегда сидел в последнем ряду. Приходил один и уходил один. «Клифф Эванс, - думала я, - мальчик, который никогда не улыбался. Я ни разу не видела, чтобы он улыбался».

В большой кухне на ферме было чисто и тепло. Я кое-как выложила свою новость. Миссис Эванс ощупью нашла стул, села.

–  Он никогда не говорил, что у него что-то болит.

–  Он никогда ничего ни о чем не говорил с тех пор, как я сюда переехал, - фыркнул его отчим.

Миссис Эванс встала, поставила сковородку назад на плиту и начала отвязывать фартук.

–  Постой, - приказал ей муж, - мне нужно позавтракать. Мы уже все равно ничего не можем сделать. Если бы Клифф не был таким тупицей, он бы сказал нам, что плохо себя чувствует.

После занятий я сидела в кабинете и смотрела на разложенные передо мной бумаги. Я должна была закрыть дело мальчика и написать некролог в школьную газету. Материала было до смешного мало. «Клифф Эванс, белый, официально не усыновлен своим отчимом, имеет пять сводных братьев и сестер». Вот практически и вся информация, да табель успеваемости, очень невысокой.

Клифф Эванс молча входил в дверь класса утром и выходил вечером, вот и все. Он никогда не ходил ни в какой клуб. Не занимался спортом. Насколько я помнила, он ни разу не пошумел, не повозился, как любят дети. Он никогда никем не был.

Как мальчик превратился в нуль? Школьные записи подсказали мне ответ. В первом и во втором классах учителя отмечали, что это «милый, тихий ребенок; застенчивый, но полный энтузиазма». С третьего класса все изменилось. Кто-то из учителей написал красивым, твердым почерком: «Клифф не разговаривает. Не идет на контакт. Медленно воспринимает материал». Еще один умник написал: «Недалекий, несообразительный, низкий коэффициент интеллекта». Все правильно. В девятом классе его коэффициент интеллекта составлял 83. Но в третьем равнялся 106. Ниже ста он не опускался до седьмого класса. Даже у застенчивых, милых детей хватает жизнестойкости. Чтобы сломаться, нужно время.