Курортно-детективный роман, и прочие неприятности

– Ну, гадалки же мне сказали, что все получится, значит, так и будет, – решительно заявила Данка, – короче, не тушуйся – вперед!

И вот итог: я здесь – полная неумеха в делах сердечных, призванная исполнить роль роковой соблазнительницы.

Конечно, шансов у меня ноль, это сразу понятно. Но я Данку предупреждала! Поэтому я честно постараюсь отработать программу и представлю Данке аккуратный отчет. Соблазнять старалась столько-то раз, такими-то методами. Результат эксперимента нулевой, ну что же, не все от меня зависит.

Или все же хоть малюсенький шансик у меня есть? Не совсем же я безнадежна в этой роли? Этот вопрос меня приятно возбуждал…

Первый день я потратила на слежку за объектом. Игорь Витальевич, надо признать, был педант в вопросах распорядка дня. Рано утром, еще до завтрака, он шел купаться. После завтрака загорал у бассейна, совершал променад по набережной, неспешно обедал и удалялся вздремнуть в свой номер. Вечером шел в бар, пил коктейль у стойки. Затем снова прогуливался по набережной, заглядывал в ресторан, где играла музыка и на танцполе топтались несколько пар, но сам не танцевал, а посиживал в кресле, лениво наблюдая за танцующими и медленно поглощая один коктейль за другим.

Я обдумала все имеющиеся данные.

И, поразмыслив, решила утонуть.

Глава 4.

Утонуть я решила не всерьез, разумеется, а чтобы заставить красавчика меня героически спасти. Я уже представляла, как он выносит меня из воды на сильных руках, прижимая к мускулистой груди; как я благодарю его слабым голосом, одаряю его взором, полным неги и томности – и вот он уже в меня, такую красивую, влюблен, что и требовалось доказать.

Итак, наутро я встала пораньше, и отправилась на пляж, вдыхая полной грудью аромат утренней свежести. До чего же я люблю запах раннего утра в курортных городках!

Оно пахнет… покоем – каким-то немыслимым, невероятным покоем. Этот аромат складывается из томного, тягучего запаха роз и почти неслышного запаха туи. Запах сосны смешивается с ароматом соленого морского бриза. Запах праздности, сладкого безделья, неги, безмятежности…

Я спустилась к пляжу; море было настолько тихим, что прибой даже не бился о берег пышной пеной, а лениво, еле-еле шлепал по песку. Я вошла по колено в воду – она была такой прозрачной, что на дне была отчетливо видна каждая песчинка, каждая обточенная прибоем ракушка… Вода была нежно-изумрудной, и золотой мерцающей сеткой переливалось в ней солнце, и сетка эта ежеминутно меняла очертания, светилась, искрилась… и смотрела бы я на это до бесконечности.

Но мой объект преследования отвлек меня от созерцания красоты утреннего моря. Спустившись к воде, Игорь Витальевич бодро разделся до плавательных шортиков, и, разбежавшись, влетел в море, как бешеная акула, и брызги веером. Влетел и кролем поплыл к буйкам.

Ладно, мы тоже так умеем.

Подплыв к буйкам и даже заплыв за них, я попыталась изобразить утонутие, для чего подняла руки над головой, и даже немного выдохнула воздух. Голова моя, в соответствии с законами физики, тут же ушла под воду, а над поверхностью моря остались лишь мои ладошки, судорожно хватающие воздух. Затем, чуть вынырнув, я прохрипела: «Спасите, тону», и слова погрузилась в морскую пучину.

Чертов Моравецкий даже головы не повернул. Он мирно лежал на воде, жмурясь от ярких солнечных лучей, нежился, и плевать хотел на утопающую.

– Спасите, тону! – пискнула я снова. И снова ушла под воду.

Так продолжалось раз пять, и все с нулевым результатом. Утону я или нет, это, очевидно, Игоря Витальевича не волновало совершено. Неожиданно он пошевелился, и неторопливым брассом поплыл к берегу.

Я уже приготовилась проорать ему: «Куда намылился, гад, видишь, человек тонет!», как вдруг ощутила, что меня реально кто-то пытается сцапать и тащить непонятно куда.

С перепугу я хлебнула воду носом, закашлялась, забилась в сильных руках мужчины, понимая, что, кажется, захлебнулась не на шутку, и «спасите, тону» уже вовсе не притворство. Мужчина как-то ловко меня зафиксировал и со скоростью дельфина увлек к берегу…

Вытащенная на берег, я кашляла, срывая горло, в то время как добродушно-укоризненный молодой баритон над ухом вещал:

– Ну куда вы претесь за буйки, если не умеете плавать!

– Спасибо, что вытащили, – прохрипела я сорванным голосом.

– Не стоит благодарности, работа такая.

– Работа?!

– Ну да, я спасатель. Увидел с вышки, как вы тут…

– А, вот как, – я подняла голову и уставилась на своего героя. Симпатичный парень был этот герой, лет двадцати пяти, загорелый, с белозубой улыбкой. И разозлиться бы мне на него, что чуть меня не утопил – но, другой стороны, топил-то он меня из самых лучших побуждений.

– Я Сергей, – представился он мне.

– Я Валентина, – протянула я ему ладошку, улыбнулась.

– Может, встретимся вечерком? – подмигнул он мне.

Я замешкалась с ответом. Не объяснишь же ему, что я тут вроде как не свободный человек, а с некоей миссией. Но, здраво поразмыслив, я решила, что упускать такого красавца грешно. И я уже готовилась сказать, что с удовольствием приду на свидание – однако не прошло даром мое замешательство. Парень, видимо, расценил это так, что некоторые тут шибко гордые, а у него своя гордость есть.

– Ну, всего вам доброго, – проговорил он быстро, и удалился. Я смотрела вслед его широкой спине и не знала – то ли окликнуть его, то ли не окликать? Так и ушел он восвояси, а я ничего и не надумала. Потому встала и пошла себе в номер, размышляя, что я могу еще предпринять для влюбления в себя неприступного господина Моравецкого?

Вот что: попробуем очаровать его на танцполе, решила я. Все же полтора года занятий в кружке бальных танцев чему-то меня научили – не пропадать же добру даром?

Глава 5.

Я вспомнила, как наш танцевальный руководитель, Володя Яров, наставляя нас, кричал:

– Шарм, пластика, экспрессия! Девочки, вы должны двигаться так, чтобы вас хотел каждый мужчина в зале!

Вот, воплотим его заветы в жизнь.

Я подошла к гостиничному зеркалу, сосредоточилась, и, когда в моей голове зазвучала мелодия румбы, сделала правой ногой шаг назад, медленно, плавно, словно нехотя, словно утопая в густом душистом меду. Замерла; так же медленно и тягуче потянулась телом вперед, затем быстрый шаг, рывок – и снова тягуче-медовое движение. В чем прелесть румбы – в чередовании движений томно-плавных – и стремительных, по-кошачьи быстрых. Потанцевав минуты три, я решила, что я неотразима. Жаль, румбы в этом ресторанчике не будет, будут обычные дискотечные попрыгушки, а то б я им – ухххххх!

Что за жизнь, вздохнула я, если неотразимой девушке и показать-то негде все свои возможности?!

Ну, раз нельзя продемонстрировать, что мы умеем, пусть увидят хотя бы остальное, решила я. Нацепила платьице, в котором хоть сейчас на бразильский карнавал: минимум полупрозрачной пестрой ткани, максимум обнаженного тела. Я навертела на голове прическу, выпустила ужасно кокетливый локон, намазала веки какой-то искрящейся фигней…

Берегись, коварный Моравецкий!

И отправилась покорять танцпол.