Курортные развлечения

Карен с помощью шофера аккуратно, если не сказать нежно, вытащил меня из машины, наверное, боялся потратиться на лишний «косячок». Карен подставил свое плечо под мое «растекающееся тело», но, видно, неустойчивость этого тела его смутила. Он махнул Лехе:

— Слушай, Геракл, доставь даму в апартаменты. Тебе тяжести поднимать полезно.

Меня, как куклу, подхватили сильные руки. Я удобно лежала на спине, болтая ногами.

Хлопнула калитка ворот. По зеленому газону меня пронесли в дом. Миновав небольшую прихожую, мы оказались в просторной комнате. Разглядеть что-либо было тяжело из-за яркого света ламп.

Меня свалили на широченную кровать, пришлось падать чуть боком, чтобы не пропустить начало спектакля. Все мысли вертелись в одном направлении — когда исчезнет эта груда мускулов, называемая Лешим.

Я улеглась, закинув под голову руку, а второй как бы прикрывая глаза. Свет в комнате действительно был ярким. Тут же появился недостающий малый: светлый, невысокий. Больше никаких новых лиц я здесь не встретила, но это не очень успокаивало.

Негромкие шаги несколько раз пересекли комнату. Послышался звон ключей, стучавших друг о друга на связке. После некоторой возни откуда-то сбоку послышался голос Карена:

— В этом пакете «Курортный», а здесь «Жемчужный». Насчет сегодняшней кассеты ничего не говори. Будут вопросы — скажешь, Карен привезет. Все! Лех, хороший ты парень. Пропадешь только. Жаль.

— Да ладно тебе. Но все равно спасибо. Я уехал.

Хлопнула дверь, и чуть позже послышался шум отъезжающего авто.

— Ну почему как хороший парень, так бестолковый? — вслед ему бросил Карен.

— А, ладно, давай за дело.

Шофер подошел ко мне и перевернул на спину. Потом он попытался стянуть с меня платье. Наивный, это платье на размер меньше положенного — секрет суперсексапильности. Его не то что снять — надеть без навыка невозможно. А ткань, между прочим, английская, прочная. Не хухры-мухры.

Вторая попытка стащить с меня одежду была пресечена в самом начале.

Коренастому досталось ребром ладони под подбородок, а носком туфли под дых. Он замер с раскрытым ртом и вытаращенными глазами. Это означало, что удар пришелся четко на вдохе.

Прием, часто применяемый в карате. Но мне, скажем честно, очень повезло. Только хороший профессионал-каратист может безошибочно уловить момент вдоха и выдоха противника. После чего точно ударить в солнечное сплетение. Куда бить — я представляла, а вот когда… с этим были проблемы. Очень вовремя посягатель на мою честь надумал обновить воздухом свои легкие. При вдохе грудная клетка раскрылась, и мой каблук угодил в незащищенное нервное сплетение. Шофер, он же Малой, согнулся, а потом медленно стал оседать на пол.

Он еще пытался ухватиться за более-менее надежную опору, коей оказался стул. Это только прибавило шума падению. Сначала об пол грохнулся массивный деревянный стул. Затем этот стул еще раз ударил по полу под тяжестью свалившегося на него шофера. Малой так и остался лежать на перевернутом стуле.

Остальные участники действа слегка замешкались, и я успела профессионально оценить обстановку.

Напротив меня находился Карен. Удивление и легкое оцепенение на его лице очень быстро сменились новыми эмоциями, не предвещавшими ничего хорошего для меня. Точнее сказать, предвещавшими — расправу, причем мгновенную.

В стороне от Карена стоял Светленький. События застали его в момент работы с освещением. Глаза его пока не выражали ничего, кроме тупого удивления. Однако руки все еще продолжали что-то мудрить с выключателями и розетками.

Очень вовремя я заметила, что Карен наступил ногой на провод. Эта «кишка», как говорят некоторые осветители, тянулась через всю комнату и проходила точно по центру. Совершенно некогда было думать, что это за провод.

Знай я, что провод принадлежит огромной лампе на штативе, — вряд ли бы сделала то, что сделала. Уж очень большой и ослепительно яркой была эта лампа. Располагалась она, кстати, за спиной осветителя-симпатяги. К несчастью, а может, и к счастью, ни о чем подобном в тот момент я не задумалась. Слишком грозен был Карен со здоровенной профессиональной кинокамерой. И он явно намеревался броситься в мою сторону. Чего я и опасалась.

Обеими руками я крепко схватилась за провод и со всей силы дернула его на себя.

Ноги Карена уехали вперед, а тело шлепком приземлилось на пятую точку. Камеру он при этом из рук не выпустил. Тем не менее рука с камерой инстинктивно дернулась в сторону и вверх и ударилась о стену. Раздался звук лопнувшего стекла и треск ломающейся пластмассы.

Все происходящее явилось лишь скромной увертюрой к дальнейшим событиям.

Гигантских размеров лампа заметно качнулась и начала медленно отделяться от стены. Скорость движения безостановочно нарастала. Через доли секунды все сооружение из металлических перекладин, пластмассы и стекла летело вниз. И на пути падения находился незадачливый осветитель.

Раздался почти настоящий взрыв.

Лампа озарила все яркой вспышкой и брызнула миллионами стеклянных осколков. За этим последовал душераздирающий крик горе-осветителя. Я успела заметить, как тот схватился за ухо. А точнее, за то, что осталось от его органа слуха. А осталось там красное отверстие размером с косточку от абрикоса. Ухо же лежало у бывшего хозяина под ногами.

— На ухо, балбес, не наступи, — успела крикнуть я и вспомнила про Карена.

Тот тоже глазел на одноухого, разинув рот с зажатой в руках кинокамерой (точнее с ее останками).

Поймав мой взгляд, он с ревом кинулся на меня. Больше всего я боялась, что в меня запустят камерой. Реакция у меня нормальная, но расстояние было слишком мало, чтобы успеть увернуться. Противник бросил ее на кресло, а на меня кинулся с кулаками.

— Убью-ю, стерва.

Я нацелилась ударить его в горло. Как объяснял мне в свое время наставник по рукопашному бою, самые уязвимые места у мужчин — горло, коленки и пах. Практика работы детективом не раз подтверждала правоту его слов. Я была уверена в эффективности удара и на этот раз.

Однако противник спутал мне все карты, схватив меня за волосы вместо ожидаемого удара.

К удару я как раз была готова — я бы отклонилась ровно настолько, чтобы пропустить кареновский кулак чуть левее себя и треснуть его в открывшуюся шею. Шансов на то, что я промахнусь, было немного. Но мой план провалился.

Что руководило действиями Карена? Я не знаю. По мужской логике, он обязан был именно стукнуть кулаком. Будь на его месте женщина, я бы ожидала чего угодно: от укуса до истошного визга.

И визг последовал — Карен же не знал, что заколка в моей голове выполняет не столько декоративную, сколько защитную функцию.

Если кто не знает, что такое парфорс, — это колючий ошейник для охотничьих и служебных собак. Ошейник с шипами наружу. Особенно успешно использовался в схватках собак с волками — хищник, пытаясь перервать противнику горло, напарывался на парфорс. Такая же участь постигла и Карена. Заколка, что красовалась на моем затылке, имела острые зубцы, загибающиеся кверху, — плод фантазии Тани Ивановой. Заколку по моему заказу выполнил мой старый приятель — ювелир высшего класса. Вот и ухватился мой враг не за копну каштановых волос, а за иголки с позолотой на концах.