Курская битва. Наступление. Операция "Кутузов". Операция "Полководец Румянцев" . Июль-август 1943
Шрифт:
При подготовке контрнаступления особую проблему для Ставки и Генерального штаба представлял выбор направления главного удара после того, как противник будет остановлен в оборонительных боях.
Генерал Штеменко вспоминает [454] , что первоначально многих заинтересовало предложение командования Воронежского фронта сосредоточить главные усилия южнее Курска и наступать в направлении Харьков, Днепропетровск, стремясь овладеть крупным плацдармом на правом берегу Днепра с последующим выходом на рубеж Кременчуг, Кривой Рог, Херсон, а при благоприятных условиях – на линию Черкассы, Николаев. По мнению военного совета фронта, именно здесь контрнаступление позволяло достичь решающих для исхода войны результатов, поскольку угрожало разгромом группы армий «Юг» – наиболее сильных войск немецкого командования, лишало противника богатейшей продовольственной базы и таких важных промышленных районов, как Донбасс, Кривой Рог, Харьков и Днепропетровск. Кроме того, советские войска приближались к границам европейских союзников Германии, что ускорило бы выход последних из войны. В наступлении предполагалось задействовать Воронежский, Юго-Западный, Южный, а на заключительном этапе и Центральный фронты, усиленные за счет резервов Ставки. Однако хотя идея разгрома южного фланга противника была заманчивой, но этот план все-таки отвергли, поскольку он не затрагивал центрального участка советско-германского фронта и не обеспечивал разгрома основной группировки противника – группы армий «Центр», которая угрожала бы флангам наступающих советских фронтов. Кроме того, предложенная операция оставляла в стороне направление на Киев, весьма важное для руководства СССР в политическом, экономическом и военном отношениях.
454
Там же. С. 200, 208–212.
В связи с этим, по мнению Генерального штаба, наиболее перспективным был удар на Харьков, Полтаву, Киев, который обещал большие стратегические
При обсуждении методов и форм оперативного маневра при ведении контрнаступления командование Воронежского фронта предложило последовательно окружить и уничтожить крупные группировки войск противника. Первое окружение предполагалось для белгородско-харьковской группировки, другое окружение планировалось для войск, находящихся восточнее линии Полтава, Днепропетровск, река Днепр, третье – для противника в Донбассе. На первый этап наступления – окружение и разгром белгородско-харьковской группировки – Воронежский фронт отводил всего 15 дней, планируя выход войск на глубину в 200 километров; второй этап – окружение и уничтожение немецких войск восточнее линии Полтава, Днепропетровск – был рассчитан на 30 дней и глубину в 200–300 километров; третий этап по глубине и продолжительности действий войск был таким же, как и второй. Всего, таким образом, предполагалось пройти 700 километров за 2,5 месяца. Однако при тщательном рассмотрении этого предложения было выявлено, что противнику отводится слишком пассивная роль – в частности, предполагалось, что на некоторых участках фронта (например, в Донбассе) он будет бездействовать, пока не окажется окруженным. Также план фронта не отражал задачи стремительного выдвижения войск к Днепру и форсирования этой преграды с ходу раньше, чем противник подготовит оборону по его правому берегу и попытается перевести боевые действия в позиционные формы. Кроме того, в замысле на проведение операций маневр войск был крайне усложнен и не позволял им стремительно двигаться вперед. Небольшое нарушение плана грозило сорвать все задуманные действия. Длительные сроки проведения операций в глубине обороны противника надолго откладывали форсирование Днепра. На взгляд работников Генерального штаба, продолжительность наступления следовало резко сократить за счет упрощения маневра и широкого применения рассекающих ударов, обеспечивающих стремительность движения армий к Днепру. При обсуждении плана в Генеральном штабе все эти расхождения с замыслами Верховного главнокомандования были раскрыты, и обо всем доложено Сталину, который признал правильными доводы штаба. Он считал, что следует принять все меры к тому, чтобы сорвать замыслы противника и с ходу форсировать Днепр.
В связи с этим для подготовки планов операций Ставка потребовала от командования фронтов доложить их соображения по ведению оборонительных действий и контрнаступления. Когда 25 апреля 1943 года Ставка рассмотрела соображения, представленные Воронежским фронтом, то признала их правильными только на первом этапе действий – в период обороны; план фронта в части организации наступления в Ставке 25 апреля рассматривать не стали, указав его пересмотреть; кроме этого, с 28 апреля для усиления фронта в его состав передавалась 1-я танковая армия; срок готовности фронта к обороне был назначен на 10 мая, а к наступлению – не позже 1 июня. Также на заседании обсуждалась подготовительная работа, которая была проведена на Центральном фронте. Маршал Жуков, находившийся там в качестве представителя Ставки, доносил Верховному главнокомандующему, что оборона 13-й и 70-й армий организована правильно и глубоко эшелонирована, тогда как оборона 48-й армии отличается очень слабой артиллерией и недостаточной плотностью. Жуков рекомендовал усилить 48-ю армию за счет резерва Ставки двумя стрелковыми дивизиями, тремя танковыми полками, двумя истребительно-противотанковыми артиллерийскими полками, двумя минометными или артиллерийскими полками. Тогда командующий армией генерал Прокофий Романенко сможет организовать прочную оборону и, при необходимости, сильной группировкой перейти в наступление. Все такие запросы Ставка тщательно рассматривала и, не в пример прошлому, имела возможность удовлетворять их почти полностью.
Вместе с тем Б. Лиддел-Гарт отмечает [455] , что, когда в конце мая 1943 года глава английской военной миссии генерал Гиффард ле К. Мартель (Giffard Le Quesne Martel) побывал в советском Генеральном штабе, у него сложилось впечатление, что военно-политическое руководство СССР склоняется к решению взять инициативу на себя и первыми начать летнее наступление. Тогда Мартель якобы заявил, что этого делать не следует, поскольку, по его мнению, успешные действия английских войск под Эль-Аламейном в Северной Африке объясняются тем, что англичане выжидательной тактикой вынудили немцев ослабить свои танковые группировки в попытке преодолеть хорошо укрепленную оборону, а затем в ходе контрударов нанесли им поражение.
455
Лиддел-Гарт Б. Вторая мировая война. С. 525.
Хотя аналогичное мнение преобладало и в среде высшего советского военного руководства, но немцы по-прежнему не начинали наступления, что очень тревожило советское командование.
В докладе командующего войсками Воронежского фронта от 21 июня, сделанном Сталину в дополнение доклада от 21 апреля, генерал Николай Ватутин вновь обосновывал соображения по поводу наступательной операции [456] . Он отмечал, что, по данным разведки, противник подготавливает оборону и группирует войска в оборонительном порядке, поскольку выжидает и боится советского наступления (эта информация находит подтверждение с немецкой стороны [457] : Фридрих Фангор указывает, что в апреле немецкая разведка сообщила о двух новых районах крупного сосредоточения советских войск – восточнее Курского выступа и вблизи Старобельска, что вызвало предположение о возможности наступления противника с целью широкого охвата Харькова и Белгорода; Эрхард Раус сообщает, что штаб оперативной группы «Кемпф» в апреле сформировал из частей подчиненных ему танковых дивизий танковую боевую группу, направленную в район севернее Харькова для отражения возможного удара противника, а в июне подготовил план отражения русского наступления с курского и корочанского направлений). Соответственно, по мнению Ватутина, крупные группировки немецких войск в районе Сумы – Ахтырка – Богодухов и Харьков – Белгород, которые готовятся к нанесению фланговых ударов по советским войскам в случае их наступления на Харьков, следует глубоко (до 300 километров на основном направлении) обойти правым крылом фронта с запада, в направлении Хотень, Ромодан, Кременчуг, и, форсировав реку Ворсклу, совместно с наступающими навстречу войсками Юго-Западного фронта отрезать на ее восточном берегу не менее 20 пехотных и 10 танковых дивизий. Операцию можно начать с середины июля, поскольку стрелковые и танковые части и соединения Воронежского фронта к 20 июня полностью укомплектованы, личный состав и вооружение доведены до штатного уровня, однако не накоплен резерв танков, не хватает транспортных средств, тяги для артиллерии, недостаточно горючего и боеприпасов. Все эти вопросы должны быть решены к 1 июля.
456
В кн.: Огненная дуга. С. 91–98.
457
В кн.: Ньютон С.Х. Курская битва: немецкий взгляд. С. 95; Раус Э. Указ. соч. С. 286, 287.
По воспоминаниям Василевского [458] , из ежедневных переговоров с Верховным главнокомандующим он видел, что тот обеспокоен. При этом особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин, который неоднократно ставил перед руководством Генерального штаба вопрос о необходимости первыми начать наступление, чтобы не упустить летнее время. Затем Сталин сообщил Василевскому, что Ватутин позвонил ему лично и настаивал, чтобы не позднее первых чисел июля самим начать наступление; далее Сталин сказал, что считает это предложение заслуживающим самого серьезного внимания; что он приказал Ватутину подготовить и доложить свои соображения по Воронежскому фронту в Ставку. Василевскому Сталин дал указание помочь Ватутину и вызвать к себе командующего Юго-Западным фронтом генерала Малиновского, чтобы тот, в свою очередь, разработал и представил в Ставку аналогичные предложения по наступлению в Донбассе [459] . В отношении Центрального фронта Сталин собирался говорить по этому вопросу с Жуковым. Однако, по утверждению Василевского, он и Жуков были твердо убеждены, что первым в течение ближайшей недели удар нанесет
противник, так что, пока Юго-Западный фронт подготовил предложения, действительно поступили новые разведывательные данные о дате начала германского наступления в первых числах июля.458
Василевский А.М. Указ. соч. С. 278.
459
Огненная дуга. С. 16.
Теперь, по прошествии времени, можно констатировать, что при выявившемся к середине 1943 года значительном преимуществе советской стороны в силах и средствах любое из указанных принципиальных решений с равной вероятностью могло привести советскую армию к успеху – вопрос заключался исключительно в его цене или оптимальности наступательного и оборонительного способа действий в сложившейся ситуации.
Вместе с тем, во-первых, еще в своем послании 11 марта 1943 года Уинстон Черчилль сообщил Иосифу Сталину предварительный план США и Великобритании по ведению военных действий против Германии и ее союзников, в соответствии с которым в апреле – мае предполагалось очистить от противника Северную Африку (операция «Вулкан»); в июне, на месяц ранее намеченного срока, провести высадку союзных войск на острове Сицилия (операция «Эскимос»), а затем действовать в Средиземноморье в зависимости от складывающейся обстановки; к августу подготовить десантную операцию для наступления в Европе [460] . В мае – июне часть этого плана была уже реализована, показав его достоверность, вследствие чего определилось направление главной десантной операции союзников в Европе летом 1943 года – Италия, поэтому советское руководство получило возможность координировать свои замыслы с предстоящими операциями англо-американских войск. Соответственно для русских более выгодным было нанести свой удар в июле – августе, когда часть германских сил оказалась бы связана обороной Средиземноморья и побережья Италии.
460
Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. В 2 т. Изд. 2-е. Т. 1. Переписка с У. Черчиллем и К. Эттли. (Июль 1941 г. – ноябрь 1945 г.). М.: Политиздат, 1976. 472 с. С. 119–124.
Во-вторых, как следует из доклада Ватутина, во второй половине июня войска еще не закончили материально-техническую подготовку к началу активных боевых действий, поэтому предпочтительнее было временно перейти к обороне и выждать немецкое наступление, о сроках которого были получены довольно точные разведывательные данные.
В-третьих, весенне-летняя кампания 1942 года привела к поражению русских на южном фланге Восточного фронта. В ходе осенне-зимней кампании 1942–1943 годов наступательные операции советских войск сопровождались крупными успехами при действиях против союзников Германии – румынских, венгерских и итальянских оперативных объединений групп армий «А» и «Б». Однако операции против собственно германских войск под Ленинградом, на западном направлении в ходе операции «Марс», в полосе Воронежского и Юго-Западного (см. выше), а также Центрального и Брянского фронтов сопровождались крупными потерями, не сопоставимыми с достигнутым результатом [461] . Окруженные немецкие группировки или частично прорывались из блокады (2-я полевая армия) [462] , или упорно и долго сопротивлялись превосходящим советским силам (6-я полевая армия). Маршал Василевский указывает [463] , что в начале февраля 1943 года советское командование было осведомлено о прибытии крупных резервов противника в район Харькова, однако не могло ускорить наступление на харьковском направлении, поскольку затянулось завершение Воронежско-Касторненской операции против 2-й немецкой армии: в частности, 2 февраля Воронежский фронт начал Харьковскую операцию, одновременно продолжая бои против частей 2-й армии, прорывающихся через Обоянь на Сумы (хотя Василевский объясняет задержку неимоверно тяжелыми зимними условиями, а не сопротивлением немцев, но маршал Иван Баграмян заметил по поводу аналогичных утверждений германской стороны, что «…фашисты наловчились объяснять свои провалы погодой и суровым климатом» [464] ). Маршал Жуков констатирует [465] , что после ликвидации сталинградской группировки Сталин некоторое время предпочитал избегать проведения операций на окружение крупных сил противника, считая главной задачей скорее очистить от немцев территорию, а окружать их уже тогда, когда они станут послабее. По-видимому, в 1943 году Ставка и Генеральный штаб Красной армии были еще не совсем уверены в качественном уровне своих вооруженных сил и предпочитали действовать осторожнее. Вероятно, осторожностью и неуверенностью также объясняется и то, что советское командование не воспользовалось альтернативной возможностью, которую предоставляло русским сосредоточение большей части подвижных немецких резервов в районе Курского выступа – использовать часть собственных резервных войск для организации наступления на удаленных от Курска участках советско-германского фронта. Напротив, было окончательно решено создать подавляющее преимущество в силах и средствах под Курском, чтобы гарантированно разгромить здесь ударные бронетанковые силы противника в оборонительно-наступательном сражении, нанести поражение всему южному флангу войск Германии и ее союзников, а уже затем перейти в общее широкомасштабное наступление [466] .
461
Бешанов В.В. Десять сталинских ударов. Минск: Харвест, 2003. 768 с. С. 572–602; Рокоссовский К.К. Указ. соч. С. 194–201; Шигин Г.А. Указ. соч. С. 154–212.
462
В кн.: Дюпюи Р.Э. и Дюпюи Т. Указ. соч. С. 202, 237–238.
463
Василевский А.М. Указ. соч. С. 253–254.
464
Баграмян И.Х. Указ. соч. С. 176.
465
Жуков Г.К. Указ. соч. С. 479–480.
466
В кн.: Огненная дуга. С. 35.
Для этого были приняты меры по совершенствованию материально-технического оснащения, организации и боевой подготовки войск Красной армии. В течение 1942 года предприятия военной промышленности СССР, эвакуированные в восточные районы страны, постепенно освоили выпуск военной продукции в полном объеме, соответствующем их производственным мощностям, а также наладилась система взаимных поставок сырья и комплектующих. Рост выпуска вооружений позволил значительно повысить численность личного состава и огневую мощь стрелковых соединений. Так, ко времени окончания Сталинградской битвы численность штатной стрелковой дивизии возросла с 10,8 до 12,8 тысячи военнослужащих, количество пистолетов-пулеметов, ручных и станковых пулеметов в дивизии увеличилось на 662 единицы; минометов – на 92 единицы; полевых орудий – на 8, а противотанковых орудий – на 12 стволов, так что вес артиллерийско-минометного залпа дивизии стал больше почти в два раза [467] . Только количество автомобилей в соединениях уменьшилось на 24 %, но лишь из-за того, что советское командование решило повысить эффективность использования автотранспорта путем создания отдельных автотранспортных частей фронтового и армейского подчинения.
467
Россия и СССР в войнах XX века. С. 427.
В дальнейшем, к лету 1943 года, количество пистолетов-пулеметов в стрелковых войсках действующей армии увеличилось по сравнению с окончанием 1942 года в три раза (в войска поступил новый пистолет-пулемет системы Судаева образца 1943 года), ручных пулеметов – более чем в два раза, станковых пулеметов – почти в два раза (в войска поступил новый станковый пулемет системы Горюнова), противотанковых ружей – более чем в полтора раза [468] . В мае 1943 года в каждой стрелковой роте появился взвод автоматчиков, причем пистолеты-пулеметы также стали поступать в танковые и механизированные войска [469] . В итоге общее число пистолетов-пулеметов в стрелковых дивизиях действующей армии к лету 1943 года достигало в среднем 1,5–2 тысячи единиц и более, хотя, по мнению А. Исаева [470] , насыщение Красной армии оружием этого типа было вынужденной мерой, призванной компенсировать недостаток более дорогих и сложных в производстве, но оптимальных на поле боя самозарядных винтовок.
468
В кн.: История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 3. С. 210–211.
469
Штеменко С.М. Указ. соч. С. 209.
470
Исаев А. Указ. соч. С. 97–131.