Курвеллочка

– Ириша, я ничего и не делаю. И так стараюсь быть максимально корректным особенно на глазах посторонних. Я даже в кабинет твой за все это время лишь раз зашёл, - Макс попытался объяснить, но увидев в глазах Иры слезный блеск, замолчал.

– Да, да! Стараешься. А люди шепчутся по углам, что у нас с тобой личные отношения. Говорят, конечно, иначе, значительно грубее, - произнесла Ирина и скривилась, будто дольку лимона в рот взяла.
– Плохо это все. Некрасиво. Мне не нравится такая ситуация. Дай мне доработать до отпуска и уволиться спокойно.

– Ир, я тебе не нравлюсь? Совсем?

– произнеся эту фразу, Макс снова упал в свои самые неприятные воспоминания, когда девочка, задрав нос, отказала ему в дружбе, потому что он - несимпатичный. Вернее, девчонка назвала его страшным.

Максим тогда в подростковом возрасте сильно переживал об этом и, украдкой по ночам, плакал.

Он с детства прекрасно знал о своей достаточно нестандартной внешности. Мать с отцом, пока были живы, любовью родительской старательно держали его самооценку на должном уровне. После их гибели это пришлось делать Максу самому.

В кадетском корпусе, куда он попал уже не мальчуганом, девочек не было. В курсантские годы на первых курсах сначала было не до женского пола, а потом девушки сами на него начали вешаться. Пусть не с первого мгновения встречи, но минут через пятнадцать они точно переставали обращать внимание на его внешность.

Курвеллочка оказалась для Максима приятно-неприятным исключением из правил.

Сугубо интуитивно он ощущал, что у Ирины к нему несколько странное, двоякое, отношение. Макс это видел по ее оценивающему взгляду из-под ресниц, словно она за ним подсматривала. По неконтролируемой улыбке, которую женщина постоянно пыталась скрыть.

Тело и лицо Курвеллочку всегда выдавали. Мужчина помнил, как она тяжело дышала и дрожала под напором его торса, когда он прижал Ириху к стене в кабинете. Ее пульс можно было считать по венкам на виске и шее.

И при всех невербальных признаках симпатии женщина упорно отрицала это. Если делала, то, значит, у неё на это были веские причины. Мужчины в настоящий момент у неё не было, Макс это знал точно.

Исходя из этого, Греков сделал единственно возможное и правильное, по его мнению, умозаключение: он ей был неприятен внешне.

"Да, все как сказала в Межеве, так и есть. Я не её пиджак, потому что она - красавица, а я - чудовище! Как бы сейчас Ирина не пыталась сгладить свои слова другими причинами. Например, стыдом, что занялась сексом будучи нетрезва. Ерунда это все! Некрасив, потому и не мил! Чего человека мучить собой напрасно," - покрутив мысли свои печальные, решил Максим.

Приняв реальность, с трудом смирившись со своим вторым фиаско, мужчина посмотрел на все другими глазами.

Вздохнув и выдохнув, Макс поднял на Курвеллочку глаза.

Она, вероятно услышав его громкое дыхание, тоже перевела на него взгляд от своих рук, которые упорно терла.

– Хорошо, Ириша! Я все понял. Не буду тебя больше мучить и беспокоить. Работай столько, сколько решишь. Внесешь ссуду, сразу подпишу твоё заявление.

После слов Грекова всякое желание что-то объяснять и пояснить у Ирины отпало. Кивнув головой, она стала прощаться.

В коридоре, словно пытаясь исправиться, Курвеллочка долго на него смотрела. О чем-то думала, жуя губу.

– Извини меня, пожалуйста, Максим. Вот такая я - еблань! Ты - мужик хороший. Очень! Встретится тебе ещё нормальная девушка. Извини, - произнесла она слова, которыми просто отхлестала его по щекам.

Как человек чести, Макс свое слово сдержал после их разговора, он больше Ирину не тревожил. Пока еще находился на больничном писал и звонил ей сугубо по рабочим вопросам. И то крайне редко. Если что-то нужно было уточнить или узнать, делегировал полномочия первой замше.

Вернувшись с больничного Греков усиленно старался избегать личного общения с Курвеллочкой. Благо для этого хватало таких совещаний как это.

Устав от бессмысленности обсуждения данной темы и понимая, что Ирина не уступит и не поступится своей профессиональной честью, Максим Викторович волевым решением завершил совещание.

– Викторович, ну хоть ты ее приструни, - вставая с места с психом произнес Верчук.
– Сам же видишь, Адольфовна палки в колеса вставляет. Целый штат юристов, пусть ищут юридические лазейки. За что они зарплату получают?

Ирина, которую слова техдира застали уже на выходе, резко развернулась.

– Ачешуеть! Знаете-ка что, Максим Викторович, делайте так, как Вам советует Николай Иванович, а потом вместе с ним ищите лазейки, чтобы выбраться из камеры с решётками. Не мне вам, в конце-концов, передачи таскать, - ехидно выпалила Адольфовна и выплыла в приемную с прямой спиной, легко покачивая крутыми бедрами.

– Сучка, - злым шепотом бухнул Верчук.

"Курвеллочка! Красавица и умница! Жаль, что не мне достанется," - с восхищением и тоской подумал Макс.

Глава 25

Глава 25

– Ты чего такая хмуристая, Ириха Гитлеровна, - появившись в проёме кабинета выдала главбушка Наташка.

– И вам не хворать, госпожа Егорова, - хмыкнула Ирина.

– Здрахуйте ахуйте! А где наше фирменное "опизденеть"? Тебя, Иркин, что опять "низкоклиренсный" достаёт? Может ему как в старом анекдоте - пургена с димедролом. Слабит легко и мягко, не прерывая сна!
– не унималась Натаха, видя, что Гросси в совершенном ни настроении.

– Нет, пока не достаёт. Я просто подзаипалась что-то, Наташ. Суд на суде и судом погоняет. Ещё Верчук со всякой фуйней завиральной лезет. Только из одной проблемы, начали вылезать, так этот еблан новые придумал, - совершенно бесцветный голосом ответила Ириха.

– Понятно. Печально. А давай, Адольфовна, мы с тобой кофеечку бахнем с пирожными. Я вкусные в "Юности" купила, - предложила Наталья, зазывно улыбаясь.

Ирина посмотрела на коллегу скептически. Главбухша тяжелый взгляд зеленых глаз Фюрера выдержала стоически.