Кусатель ворон
Шрифт:
– Ты говорил, он дирижер оркестра, – напомнил я.
– Ну да, дирижер. Военного оркестра бундесвера. Воспитание суровое, девчонка закаленная. Я думаю, потянет.
– А пацаны?
– Томеш и Кассиус…
Дитер и Болен.
– Томеш и Кассиус тоже не лопухи, подготовленные ребята. Только глухонемые.
Тут уж я едва не рассмеялся, перед этим сам едва не утратив дар речи. Пятахин – поэт, Лаурыч – математик, Иустинья топилась в проруби, Дитер и Болен – глухонемые. Отличная у нас компания, хоть парашютную школу открывай. Пятахин, деревень, Иустинья, дочь сатаниста, все как надо.
– То есть не глухонемые,
Жмуркин сказал это серьезно. А может, и нет, я не понял.
– Нет, однозначно хорошие ребята, по-русски по губам легко читают, не сопли, короче. Кроме того, Томеш художник, а Кассиус…
Чем занимался Кассиус, Жмуркин подзабыл, заглянул в шпаргалку.
– Кассиус, короче, дайвер вроде как.
– Глухой дайвер?
– Ага. Но не просто. Он занимается… дельфинотерапией. Одним словом, разные инвалиды… ну, то есть альтернативно мобильные, они плавают с дельфинами, и от этого им вроде как лучше становится.
Я посмотрел на Дитера и Болена с уважением. Почему-то – не знаю почему, мне представлялось, что эти – настоящие. Дитер умеет рисовать, Болен ныряет с дельфинами. Это тебе не Паша широкого профиля, специалист в разных областях знаний, остолоп.
– Да, компания хорошая подобралась, – согласился Жмуркин. – Поэты, спортсмены, филантропы… Меня вот эта Жохова смущает только…
Это он сказал уже негромко.
– Она все время читает что-то… Что она там читает?
– Книги, – ответил я.
– Книги… Книги – это, конечно… Хотя странно. Кто сейчас книги читает? Это нормально?
– У нее папа – библиотекарь, – соврал я, – вот с детства к чтению и приучил. Патология, но что поделаешь?
Жмуркин задумчиво потрепал подбородок.
– Как-то она на Святую Бригитту похожа, – сказал он. – Такая… изнеможденная.
– Изможденная, – поправил я.
– Ну, пусть изможденная. Ей можно доверять?
– Как мне, – сказал я. – Как себе.
– Как-то она… – Жмуркин покачал головой. – Суицидально выглядит, а? Ты так не считаешь?
– Истощена милосердием, – пояснил я. – Много работала в лепрозории.
Жмуркин поперхнулся. Все-таки наивные черты в нем сохранились, не все общественная работа подъела.
– Шучу, – сказал я. – У нас нет лепрозория, просто в больнице работала. Отец библиотекарь, мать медсестра. И Устька тоже хочет. Помогать страждущим, туда-сюда. Она вяжет носки для неимущих, иногда с таким остервенением, что стирает себе в кровь пальцы.
Про утопление в проруби, магазин «100500 мелочей» и Церковь Сияющих Дней я умолчал.
– Это хорошо, – сказал Жмуркин. – Хорошо, немцы такое уважают. Самоотречение всякое… У нас в программе два визита, один в детский дом, другой в дом престарелых. Не подведут?
Жмуркин кивнул на контингент.
– Нет, ты что, – успокоил я. – Они же с цепи так и рвутся – доброе дело хотят совершить.
– Ну-ну… Посмотрим.
Жмуркин достал планшетник и стал сверять маршрут, но почти сразу вернулся от маршрута к тревожным мыслям.
– Должны вообще-то, – сказал
он. – Ну, не подвести. Хотя ничего нельзя гарантировать, конечно. Вообще, немцы суровые. Александра уже у нас была с оркестром…– Ты говорил, – напомнил я.
– Ага. В Алжир… Не, в Тунис ездила.
– Тунис – это тебе не Золотое кольцо.
– Поглядим, – отмахнулся Жмуркин. – Вообще, с девчонкой проблем, я думаю, не возникнет. Но на всякий случай ты за ней пригляди. Сам понимаешь, племянница бундесканцлера.
– Что?
– Ага, – кивнул Жмуркин. – Троюродная, но все равно. Мало ли. Может что-то неправильно понять, ясно? Она неправильно поймет – а ты ей как надо объяснишь.
– Без проблем.
Пригляну. Отчего же не приглядеть. Пора выходить на международный уровень. В своем отечестве я мало востребован, отправлюсь в сторону Запада. Скажу, что мне тут рот затыкают, не дают правду доносить до народа. Вот, к примеру, Лаура Петровна – она меня всегда ущемить готова.
Я поднялся и, держась за спинку соседнего сиденья, громко спросил:
– Лаура Петровна, а когда мы в питомник заедем?
Лаура Петровна обернулась:
– В какой питомник?
– Как в какой? В змеиный. Мне сказали, что мы непременно заедем в питомник.
– Ты что-то путаешь, Витя, – заметила Лаура Петровна. – В питомник мы не заедем.
– А почему? Почему мы не заедем в питомник?
Лаура Петровна растерялась. А я смотрел на нее с обличением. Честно говоря, я совсем не знал ни про какой питомник. Хотя нет, знал, но не про змеиный, а про питомник выхухолей, но он тут был совсем ни при чем. Просто мне захотелось ее немного позлить. В ознаменование начала путешествия. Злить Лауру Петровну ведь так приятно. Я бы даже сказал, что это оказывает на меня терапевтический эффект. Нормализуется внутричерепное давление. И потом, немного отравить ей настроение было просто моим святым долгом, когда отравляешь настроение начальствующему работнику, он начинает гораздо лучше работать. Почти в два раза лучше. Иногда в три. Для этого, кстати, журналистика и придумана – чтобы повышать эффективность всякого производства, ведь для того, чтобы лошади шибче бежали, их принято жарить шпорами. Впрочем, на этот счет у меня своя теория.
– Виктор, я не знаю, про какой питомник ты говоришь, – повторила Лаура Петровна.
– Ну да, никто не знает, – сказал я. – Это тайна. Из городского бюджета выделяются деньги на содержание змей, причем деньги немалые, в то самое время как в тот же городской бассейн уже пять лет не могут налить воду. А змеи ничего, размножаются! Каждый день по полкоровы съедают. Лаура Петровна, а правда, что наш мэр большой любитель…
– Виктор, прекрати этот балаган! – рассерженно сказала Лаура Петровна. – Это возмутительно!
Она стала усиленно выражать прической неодобрение и шептать – «я же говорила его не брать».
А я подсел к Александре и сказал:
– Примерно вот так.
– Не поняла… Что вот так?
Александра поглядела на меня, и я вдруг увидел, что глаза у нее прекрасны. Такие большие немецкие глаза, глубокие, темные, выразительные, мне сразу же захотелось написать что-нибудь лирическое, про Рейн, про красавицу Лорелею, тряхнуть, так сказать, стариком Гейне.
– Примерно вот так в нашей стране угнетают свободу слова, – пояснил я Александре. – Бюрократизм, коррупция. А как там у вас, в Рейнвестфалии?