Кусочек для короля (Жанна-Антуанетта Пуассон де Помпадур, Франция)
Шрифт:
Фаворитка давно уже употребляла местоимение «мы» в разговорах о политике, и не находилось никого, кто возразил бы.
Однако вскоре императрица Елизавета умерла, оставив трон Петру III и Екатерине, которые поспешили выйти из франко-австрийского союза. Выход России ускорил поражение Франции, и Семилетняя война, стоившая стране стольких жизней, закончилась подписанием губительного Парижского договора.
Вот тогда-то Людовик XV заметил исключительно вредное влияние мадам де Помпадур. Снова заговорили о том, что именно она развязала войну. Уединившись в своем кабинете, он задумался о том, как исправить положение без ведома министров и особенно без надоедливой маркизы. В голову ему пришла мысль о реванше – десанте на южных берегах Великобритании. К тому
Чтобы воплотить проект, королю опять потребовался д’Эон. Людовик XV дал кавалеру официальное поручение в Англии, которое позволяло ему свободно перемещаться и отмечать все полезные для высадки французских войск детали. Король уточнил, что никто, кроме графа де Брогли, возглавляющего Тайный отдел, и мосье Терсье, его личного секретаря, не должен знать об этом деле – никто, даже мадам де Помпадур.
Однако через несколько месяцев герцогиня, у которой повсюду были свои шпионы, проведала о тайной переписке короля и д’Эона. Ее, стало быть, держат в стороне от политических дел! Она приложила все усилия, чтобы узнать содержание получаемых Людовиком XV писем. Обыскав понапрасну шкафы и секретеры, она задумала нечто другое. Вот как рассказывает об этом д’Эон в своих воспоминаниях:
«Мадам де Помпадур заметила, что Людовик XV всегда носил при себе золотой ключик от элегантного секретера, что стоял в его личных апартаментах. Фаворитка никогда, даже во времена наибольшего своего влияния, не могла добиться, чтобы король открыл его. Это было что-то вроде святилища, где обитала воля монарха. Людовик XV управлял лишь этим секретером, он оставался королем лишь этой мебели. Это была единственная часть его владений, не захваченная и не оскверненная куртизанкой.
«В нем государственные бумаги» – так отвечал он на все ее расспросы. Эти бумаги были не что иное, как наша переписка с графом де Брогли. Маркиза стала догадываться. Однажды вечером, во время ужина со своим монаршим возлюбленным, она вдруг сделалась предупредительной, любезной, обворожительной – как никогда… Продажная, давно уже утратившая женскую честь, эта бывшая супруга Ле Нормана д’Этиоля призвала на помощь все свои ловушки и чары – между нами говоря, порядком уже поблекшие, – чтобы подчинить себе монарха. Для пущего эффекта она принялась его подпаивать, что должно было разгорячить не только глаза, но и голову его величества.
После всех излишеств этой оргии, когда потерявшая всякий стыд куртизанка хладнокровно выполняла все желания старика, ею же разожженные, обессиленный монарх забылся глубоким сном. Этого только и ждала коварная вакханка. Пока король, разомлевший от действия вина и бурных ласк, был погружен в сон уставшего животного, она вытащила у него заветный ключ, открыла шкафчик и нашла там полное подтверждение своих домыслов. С этого дня мое падение было предрешено».
Историю подтверждает депеша мосье Терсье кавалеру от 10 июня 1763 года: «Король сегодня утром вызвал меня к себе. Бледный и возбужденный, с тревогой в голосе он поделился со мной своими опасениями, что тайна нашей переписки раскрыта. Он рассказал, что, поужинав несколько дней назад наедине с мадам де Помпадур, не без ее помощи в результате некоторого излишества заснул. Маркиза, скорее всего, воспользовалась этим, чтобы завладеть ключом от заветного секретера, который его величество держит от всех закрытым, и узнала о ваших отношениях с графом де Брогли. Его величеству дал повод для подозрений тот небольшой беспорядок, в котором оказались бумаги. Вследствие чего монарх поручает мне посоветовать вам соблюдать величайшую осторожность и сдержанность по отношению к его послу, отправляющемуся в Лондон. Он считает его преданным герцогу де Прослену и мадам де Помпадур».
Людовик не зря опасался мести своей фаворитки…
Она была в такой ярости, что вид ее заставлял трепетать министров и придворных. Глаза ее пожелтели, рот дрожал, подбородок перекашивался от тика. Не только тайные политические происки короля были поводом к ее раздражению. Любовь короля к мадемуазель
де Роман, ради которой он оставил Парк-с-Оленями, сводила герцогиню с ума. Многие придворные видели уже в той мадемуазель будущую официальную фаворитку: уважительно здоровались, посылали поэмы, прошения… Вдобавок мадемуазель де Роман пыталась узаконить своего сына от Людовика XV. Она уже добилась, что кюре в своем приходе представил его под именем Людовика Бурбонского, требовала, чтобы его называли «монсеньор».Однажды мадам де Помпадур вознамерилась посмотреть на ребенка, который мог стать причиной ее падения. Вместе с верной мадам дю Оссэ отправилась она в Булонский лес, спрятав лицо под вуалью. Та позже вспоминала:
«Мы гуляли по тропинке и увидели молодую даму, которая кормила ребенка. Ее иссиня-черные волосы были заколоты гребенкой, украшенной бриллиантами. Она пристально на нас посмотрела. Мадам любезно ее приветствовала и, тихонько касаясь моего локтя, прошептала:
– Поговорите с ней…
Я приблизилась и взглянула на малыша.
– Какой прелестный ребенок!
– Благодарю вас, мадам, как мать я могу это подтвердить.
Маркиза держала меня под руку, она дрожала. Я была в замешательстве. Мадемуазель де Роман спросила меня:
– Вы живете неподалеку?
– Да, мадам, в Отей, вместе с этой дамой, страдающей сейчас от страшной зубной боли.
– Мне так ее жаль, я прекрасно понимаю ее – сама часто страдала от того же.
Оглядываясь по сторонам – я все боялась, что нас узнают, – я осмелилась спросить, хорош ли собой отец.
– О да, он очень красив. Если бы я назвала его, вы сказали бы то же самое.
– Так я имею честь его знать, мадам?
– Думаю, что да.
Мадам, так же, как и я, не желавшая кого-нибудь здесь встретить, пробормотала извинения за то, что помешала, и мы откланялись. Никем не замеченные, мы вернулись в карету.
Маркиза, потрясенная увиденным, вернулась в Версаль. Эта встреча подтвердила ее опасения: мадемуазель де Роман была очередной королевской прихотью – Людовик XV любит ее: у нее вполне счастливый вид, и она так уверена в себе… При мысли о возможной немилости после восемнадцати лет славы у маркизы закружилась голова… Но она подумала о своей власти, которая пока еще была всемогуща, и невольно утешилась…
– Пусть король не любит меня больше… что ж… он ценит мое мнение, мои советы и политическое чутье, – так выразила она овладевшие ею чувства».
Обнаруженная де Помпадур тайная переписка д’Эона и Людовика XV, доказывающая недоверие к ней, окончательно расстроила бедняжку. Она почувствовала себя на краю пропасти и решила уничтожить д’Эона.
Де Прослен, министр иностранных дел, преданный друг маркизы, прислал кавалеру подписанное Людовиком XV письмо, которым его отзывали во Францию. Кавалер ослушался – и оказался прав: вечером того же дня он получил вот такое тайное послание:
«Должен предупредить вас, что король скрепил сегодня приказ о вашем возвращении во Францию грифом, а не собственноручно. Предписываю оставаться вам в Англии со всеми документами впредь до последующих моих распоряжений.
Вы в опасности в вашей гостинице, и здесь, на родине, вас ждут сильные недруги.
Людовик».
Итак, д’Эон остался в Лондоне. Маркиза подсылала к нему людей, которым предписывалось завладеть его тайными бумагами. Его опаивали снотворным, нанимали тайных убийц… Все было напрасно.
Весной 1764 года она серьезно заболела от расстройства. Прошел слух, что это горячка. Мадам де Помпадур вызвала королевского духовника. После исповеди священник собрался было уходить, но маркиза с улыбкой остановила его:
– Минутку, мосье кюре, мы уйдем вместе…
В семь часов вечера она испустила последний вздох.
Людовик был потрясен. Он уединился у себя в апартаментах, горестно сказав своему врачу:
– Сена, лишь я один могу понять, что только что потерял…
Маркиза вот уже десять лет как не была его любовницей, но ей удалось стать ему советчицей, премьер-министром и лучшим другом. Она стала необходима Людовику XV…