Кутузов

— Приятно иметь дело с императором Александром — он ничего не делает наполовину!

"Да, для Австрии, но не для России", — подумал Кутузов, глядя на лошадиное лицо Франца.

26 сентября Михаил Илларионович встретился с вице-канцлером графом Людвигом Кобенцелем, которого знал еще по Петербургу. Кобенцель много лет прослужил послом при русском дворе. Он был завзятый театрал — вечно участвовал в каких-либо домашних спектаклях Петербургской знати. Несмотря на свой почтенный возраст и малопривлекательную внешность (Кобенцель был косоглаз и плешив), он ухаживал за красавицей женой генерала князя Долгорукова (Крымского), обворожительной, умной и веселой княгиней Екатериной Федоровной, и вечно пропадал у нее на даче. Если княгиня затевала спектакль, то влюбленный Кобенцель готов был исполнять любую роль, какую поручала ему княгиня. Однажды курьер из Вены привез графу срочные депеши. Он разыскал посла на даче у Долгоруковой, за кулисами ее театра. Шел спектакль, в котором Кобенцель играл роль садовника. Граф вышел к курьеру с граблями и лейкой в руках. Курьер не хотел вручать депеши этому накрашенному, насурмленному человеку. Екатерина II потешалась над неумеренными страстями австрийского посланника. Кобенцеля и отозвали из Петербурга только за то, что он больше уделял внимания Долгоруковой и театру, чем своим обязанностям дипломата.

И теперь — не успел Кобенцель поздороваться с Михаилом Илларионовичем, как сразу же забросал его вопросами о Петербурге и общих знакомых.

Когда Кобенцель удовлетворил свое любопытство, перешли к делам.

Вице-канцлер представил Кутузову членов гофкригсрата.

Помня о строптивом, своенравном Суворове, члены военного совета с опаской смотрели на Кутузова. Но осторожный и тактичный Кутузов действовал как старый дипломат. Деликатностью и обходительностью он добился тех же результатов, каких запальчивый Суворов достигал бравадой и скандалом. Кутузов договорился о доставке русской армии продовольствия и снарядов.

Члены гофкригсрата были довольны тем, что русский командующий обещал совещаться с австрийскими генералами, назначенными к его штабу, и особенно с генерал-квартирмейстером Шмитом. Кутузов не мог не согласиться на это: Александр I с самого начала показал ему, что не даст самостоятельно вести войну.

Кутузова беспокоила разобщенность русско-австрийской армии, в Вене же все были настроены весьма радужно. В гофкригсрате царила уверенность в благополучном исходе кампании, — может быть, только потому, что план войны разработал австрийский штаб.

Кобенцель показал Кутузову письмо генерала Макка из армии эрцгерцога. Макк писал из Ульма:

"Никогда никакая армия не находилась в столь выгодном положении, как наша для одержания поверхности над неприятелем. Сожалею об одном, что нет здесь императора и его величество не может быть личным свидетелем торжества своих войск".

— Ну, дай-то господи! — сказал Кутузов.

Как ни уговаривал его Кобенцель остаться еще на денек в столице, чтобы побывать в театре, Михаил Илларионович не согласился. На следующий же день, 27 сентября, он выехал из Вены в Браунау, сборное место его Подольской армии.

Несмотря на твердую уверенность австрийцев в том, что все обстоит благополучно, положение союзников очень беспокоило Кутузова.

Гофкригсрат, стремившийся из Вены заранее начертать весь план будущей кампании, уже допустил непростительную ошибку.

В своих бумажных расчетах он не хотел принимать во внимание противника. Эрцгерцог Фердинанд, не дождавшись кутузовской армии, двинулся к Ульму. По плану гофкригсрата австрийская и русская армии должны были преспокойно соединиться возле Ульма. Гофкригсрат наивно предполагал, что Наполеон, стоявший в Булони (он думал высадиться в Англии), будет невозмутимо смотреть на это. Когда же выяснилось, что Наполеон быстро двинулся к Рейну, австрийцы всполошились. Их план, прекрасный на бумаге, начинал трещать. Они потребовали, чтобы кутузовская армия продвигалась быстрее, чем могла.

И вот теперь Наполеон стоял в двух шагах от эрцгерцога, а Подольская армия Кутузова еще тянулась к Браунау.

Легкомысленный просчет гофкригсрата был налицо.

III

Пока Кутузов ехал из Вены, русские войска устраивались в окрестных деревнях у Браунау.

Здесь, за Дунаем, многое показалось русскому солдату необычным: бритые подбородки жителей, черепичные крыши их домов, дороги, обсаженные фруктовыми деревьями, которых никто не ломает.

Поражала повсеместная чистота и порядок: нигде не увидишь ни грязной лужи среди двора, ни окна, заткнутого тряпьем или подушкой.

А солдаты-украинцы удивлялись, глядя на запряжку волов: немцы укрепляли ярмо не на шее, а на рогах.

— Хитер, немчура: понял, что у вола вся сила в башке!

— Да, брудеры народ смекалистый!

Пришелся по вкусу русскому солдату немецкий завтрак — кофе, которым хозяева потчевали своих постояльцев по утрам. Хозяйка наливала каждому солдату по кружке.

Но русские привыкли есть не в одиночку, а артелью. Потому они сливали все в один котелок и просили, чтоб хозяюшка, наливая, не жалела бы кофейной гущи. В этот взвар солдаты крошили ситник, прибавляли лучку и сольцы и, перекрестившись, хлебали кофе ложками, как свою, привычную тюрю.

— А скусная эта кава! — хвалили солдаты.

— Вроде нашего сбитня.

Очень удивительно было русским, что в немецких лавчонках не найти чая. Он продавался в аптеке, как лекарство.

Полюбилось им баварское пиво. Но немец и пил-то не так, как надо: мог целый день сидеть за "гальбой" в трактире без песен и куражу. Он просто разговаривал с приятелем — водил пальцем по столу пивные дорожки, показывал, как лихо воюет Бонапартий.

А слухи о войне шли неважные: француз наседал.

— Срам: брудеры уже по первости не устояли, — осуждали австрийцев русские солдаты.

Не успел Кутузов приехать в Браунау, как к нему явился русский посланник в Баварии барон Бюлер. Барон был чрезвычайно расстроен: он бежал из Мюнхена, так как французы уже подходили к городу.

Как будто бы начинали оправдываться опасения Кутузова.

До Мюнхена от Браунау было сто верст. Мюнхен лежал на полпути между Браунау и Ульмом. Было похоже на то, что Наполеон уже перерезал дорогу Браунау — Ульм.

Михаил Илларионович приказал выставить посты на реке Инн, назначил Багратиона командовать авангардом армии и разослал во все стороны лазутчиков, чтобы собрать точные сведения о неприятеле.

На третий день после приезда из Вены Кутузов получил письмо от эрцгерцога Фердинанда. Эрцгерцог сообщал, что Бонапарт, видимо, боится атаковать австрийцев с фронта, а старается обойти их, чтобы стать между ними и русскими. Письмо было уверенное и бодрое.

"Моя армия одушевлена мужеством", — похвалялся Фердинанд.

Но что эрцгерцог предпримет дальше, из письма было неясно.

Больше писем от Фердинанда или Макка Кутузов не получал.

Каждый новый день приносил самые разноречивые сведения и слухи. По одним — эрцгерцог отступал в Тироль, по другим — перешел на левый берег Дуная.

Австрийские конные разъезды, которые Кутузов отправлял в Баварию, не могли достать "языка".

Двигаться вперед на соединение с эрцгерцогом Кутузов пока не мог: задние русские колонны еще подходили к Браунау. Солдаты были изнурены усиленным маршем. Многие шли босиком — совершенно изорвалась обувь.