Кузнец человеческих судеб
Шрифт:
– Итак, – поторопила ее Саша, с горечью понимая, что ей самой так в жизни не устроиться. Хотя, спрашивается, чем она хуже этой Насти? И личико вполне, и фигурка не подкачала, все-таки десять лет занятий гимнастикой – это вам не фунт изюму. Но не было в Сашке шика и загадочности, а потому и не светил ей брак с миллионером, ее удел вон, Сашка Чистиков. Да и не нужен ей миллионер – просто успешный юрист с достатком, или банкир, или экономист, размышляла девушка, разглядывая старшую Огородникову и прикидывая, что в ней есть такого, чего недостает ей, Сашке, и как этим обзавестись.
– Я замуж вышла, а родственникам мужа стыдно было признаться, что сестра в тюрьме сидит, вот я и соврала, что у меня никакой сестры нет. И родители с этим согласились. Такое родство не повод для гордости, – высокомерно приподняв брови, пояснила Настя, недовольно скривив губы.
Но Саша на этот бульон не повелась.
– Простите.
Настя зло сощурила глаза и оглядела зал ресторана, словно ища вдохновения. Домой она пригласить Сашу отказалась, в полицию приходить тоже, предложила встретиться на нейтральной территории.
– Ну хорошо. Когда она переезжала, мы просто поссорились, она так родителей довела, что я с ней перестала разговаривать, а потом эта история с арестом и тюрьмой, а я замуж собиралась за человека с положением, – недовольно скривив губы, вывалила Настя.
– Опять врете, Анастасия Игоревна, – откидываясь на спинку стула, произнесла Саша. Сейчас она чувствовала себя хозяйкой положения. И хотя Огородниковой было тридцать пять, а ей всего двадцать один, ей казалось, что она умнее, сильнее и увереннее, несмотря на все Настины бриллианты и дорогие машины за окном. – Я уже беседовала с Алениными институтскими подругами, – сказала Саша, внимательно следя за лицом собеседницы.
Огромные серые глаза расширились, то ли от злости, то ли от испуга, потом вытянулись в узкую линию, и наконец Настя, справившись с собой, взглянула на Сашу равнодушным, невыразительным взглядом.
– И что вам наболтали эти сплетницы?
– Эти взрослые, серьезные, весьма преуспевающие женщины рассказали мне следующее. Это вы познакомили Алену с тем парнем, вначале он ухаживал за вами. Вы даже строили на его счет определенные планы. Мальчик был крутой, из богатенькой семьи, весьма выгодная партия. Но тут вмешалась Алена, и он сделал рокировку. Вы злились, ревновали, завидовали, натравливали на сестру родителей и в конце концов выжили ее из дома. Нет, конечно, вы не хотели, чтобы Алена из дома ушла, вы хотели ее с хахалем поссорить. И безумно бесились, когда вышло наоборот, и даже замуж собрались назло им обоим за староватого, влиятельного, перспективного, но весьма скучного и совершенно некрасивого и нелюбимого человека, – сверля Анастасию неприязненным, осуждающим взглядом, рассказывала Саша. Собеседница упорно смотрела в окно, стараясь скрыть эмоции. – И вот когда вы готовились к свадьбе, стряслось несчастье с сестрой. Нет, вы не раскаялись в своем злопыхательстве, наоборот, вы пошли в тюрьму и заявили, что так ей и надо, ну и еще что-то в этом роде, и с тех пор навсегда вычеркнули Алену из своей жизни. Но вот почему вы не захотели встретиться с сестрой после ее освобождения? Вам было стыдно? Вы все еще ее не простили? Боялись, что она вас не простит? А может, все-таки вы с ней встретились? И даже успели еще раз поругаться?
– Что еще за чушь? – встрепенулась от подобного предположения Настя и раздраженно затушила в пепельнице сигарету. – Мы с ней не виделись и даже не разговаривали, и я абсолютно не чувствую себя виноватой, каждый сам строит свою жизнь. Я своей довольна. И еще. – Она плотно сжала губы и спустя минуту, очевидно, справившись с эмоциями, заявила холодным, но спокойным голосом: – Если вам так нравится собирать сплетни и копаться в чужом интиме… – Сашке не нравилось, но оправдываться было глупо, поэтому она тоже сузила глаза и уставилась на собеседницу, ожидая продолжения. – Да, у меня был с Витом роман, до Алены. Да, я с ним познакомилась первая. Но к тому времени, когда он переключился на сестру, мы уже поссорились. И я ее предупреждала, что добром ее увлечение не закончится. Но она вместо того, чтобы послушать, стала орать на каждом углу – мы учились в одном вузе, – что отбила у меня крутого парня, что я от зависти едва на стену не лезу и прочие гадости. Дура сопливая, – снова не справившись с эмоциями, зло бросила Настя, отвернувшись к окну. – Я знала, что он за дерьмо, и рассказала родителям, думала, они ее образумят. Напрасно. А уж когда она к нему переехала, мы в универе иногда виделись, – пояснила Настя уже совсем другим, лишенным высокомерия тоном. – Она там иногда появлялась, наверное, чтобы светануться, потому что на учебу к тому времени уже забила, вся в шмотье дорогущем, иногда на его тачке, с сигаретками, косячками и так далее, этакая «Sophisticated Lady». Я пыталась с ней поговорить, объяснить, что за все платить придется, тогда я, конечно, не предполагала, что так дорого, – вздохнула она, делая глоток
воды, – но куда там! – Настя взмахнула тонкими ухоженными руками. – Однажды мы разругались вконец, дело было в курилке, при посторонних, после этого я с ней больше не виделась, – жестко закончила она. – И мне наплевать, что с ней стало и как она страдала, бедненькая. И если это все, что вы хотели узнать, я, пожалуй, пойду. Дальнейшие беседы я буду вести только в присутствии моего адвоката.Предъявить ей Саше было нечего, и она молча смотрела, как Анастасия Огородникова покидает ресторан уверенной походкой, вызывающе вскинув голову.
– Стерва, – процедила Саша сквозь зубы и потянула с вешалки куртку. – А может, и нет. Пойди их всех разбери. Подруги говорят одно, сестра другое, а на деле вообще может быть третье.
Никакой ясности с Огородниковой по-прежнему не было. То ли она жертва обстоятельств, то ли собственной глупости, а может, и еще чего. Темна ты, душа человеческая, глубокомысленно заключила девушка и вышла из ресторана.
Надо было ехать в офисный центр, беседовать с коллегами покойной Алены. Бедная девица, все чаще думала про нее теперь Саша, как бы то ни было, а жизнь свою сломала из-за чепухи. Прежнего, презрительного «зэчка» больше не было.
– Нина Георгиевна, меня интересует, каким человеком была Огородникова, а не ее производственные достижения. – Сидя в крохотной каморке без окон, Саша беседовала с бывшей начальницей убитой.
– Да откуда же мне знать, каким она была человеком? Что мы, с ней дружили? – сердито пожала плечами дама. – Мое дело проверить за ними, чтобы территория была чисто убрана, а уж какие они там люди, мне без разницы. К тому же, если заметили, у меня вообще контингент из Средней Азии в основном трудится, половина из них по-русски ни гугу, а вторая половина прикидывается, дур из себя строит. Как за зарплатой бежать, это они быстро соображают, а как туалетную бумагу в гальюнах развесить да вовремя переполненные корзины вычистить, тут у них знания языка недостает. Хоть бери за шкирятник и носом в эту корзину тычь, – раскочегарилась ни с того ни с сего начальница клининговой службы.
Господи! Чего только люди не напридумывают! Раньше были уборщицы, просто и понятно. Теперь сотрудницы клинингового отдела.
– Ясно. А с кем из сотрудников у нее были наиболее близкие отношения? – спросила Саша, а потом, взглянув в полное, свирепое лицо Нины Георгиевны, добавила: – Вы поймите, речь идет не о моем праздном любопытстве, а о расследовании убийства, и если вы не пойдете нам навстречу, мне придется задействовать ваше начальство вплоть до самого верха, – грозно сводя брови, припугнула Саша.
Эх, не хватало Сашке солидности, и ничего тут не помогало – ни строгий костюм, ни очки в черной оправе с обычными стеклами. На лице у нее было написано: молодая, неопытная, двадцатилетняя вертихвостка. Во всяком случае, именно этот текст отчетливо читался в глазах Нины Георгиевны, когда та смотрела на «сотрудницу правоохранительных органов».
Неизвестно, испугалась Нина Георгиевна Сашиных угроз или просто пожалела ее по-отечески, но взяла телефонную трубку, потыкала в нее толстыми пальцами с ярким маникюром и пробасила:
– Наталья, зайди ко мне. Да, срочно. – Потом посмотрела на Сашку и пообещала: – Сейчас придет. Она с Огородниковой в одну смену работала, может, расскажет чего.
Наталье было на вид лет пятьдесят, невысокая, хлопотливая, с умными глазками, быстрыми улыбками и ямочками на щеках.
– Вот, из полиции девушка, хочет с тобой про Огородникову побеседовать, – басовито произнесла Нина Георгиевна. – Вы тут пообщайтесь, а я пойду в кладовку, пересчитаю, сколько порошка осталось, тырят, гадины, все тырят, – хлопнула она, вставая, ладонью по столу и, грузно поднявшись с места, вышла из кабинета.
– Наталья, как вас по отчеству? – откашлявшись, спросила Саша, глядя на тревожно посверкивающую глазами женщину.
– Ой, да какое там отчество. Наталья, и все, – махнула та легко рукой, демонстрируя добродушный нрав. Но тревожные глаза спорили с этим напускным добродушием, выдавали его наигранную неискренность.
– Расскажите мне об Алене Огородниковой, говорят, вы работали вместе, – предложила ей Саша спокойным, доброжелательным тоном.
– Ой! – снова взмахнула рукой Наталья, улыбаясь. – Да какое там вместе! Она в одном конце коридора шваброй машет, я в другом. Да нам и словом-то перемолвиться некогда. Ой, а как намашешься да туалеты все перемоешь, вроде как и чайку попить не грех, и поболтать бы можно, а уж и язык не ворочается. А уж дисциплина тут у нас, ну просто спину не разогни, не дай бог на минуту остановишься с человеком словом перекинуться! – Натальина речь была быстрой, веселой, как трескотня сороки.