Кузнец

– Да, я своим всегда помогу. Дайте только время мне с соляными делами разобраться и кузню наладить.

– Так, никто и не торопит – засмеялся приказчик. Торопливые здесь не водятся. О делах потом поговорим. Пока пейте, ешьте, гости дорогие.

Сидели долго. После третей-четвертой чарки началось братание. Беловолосый, действительно, оказался Хабаровым. Был он не только владельцем здешних пашен и солеварен, своеуженником (хозяином) промышленников, но и старшим целовальником. Самое время мне сойтись с ним поближе.

Но особого разговора у нас не вышло. Говорили все и каждый о своем. Как и принято, все жаловались. Хозяин дома жаловался на ненадежность тунгусов, которые в любой момент могут и напасть на казаков, приехавших за ясаком. Жаловались люди, что баб не хватает. Не едут бабы в такую глухомань. А казаки потом тунгусок насильничают, почему и тунгусы мстить начинают. Печалились, что кремневое ружье, конечно, лучше фитильного. Да замки оружья ломаются. А чинить некому. Особо злил всех прежний якутский воевода из важных московских бояр. И три шкуры с голого драл, и с людьми себя вел не по-людски. Да и новый воевода тоже суров. Такие вот нормальные пьяные разговоры.

Народ был, видимо, настроен на долгое сидение. Но мне не терпелось начать устраиваться на новом месте. Отговорившись усталостью, пошел к своим. Переночевали в остроге. А утром я с казаками поспешил к солеварням. Располагались они недалеко от стен. В моем подчинении был водосточный желоб, идущий от соленого озерца, два железных чана – поддона для выпаривания соли, несколько худых изб, где жили работники, одна изба побольше и поновее. Там, видимо, жил мой предшественник со своими бойцами. Все какое-то неказистое. Самым большим строением был склад, где перед отправкой хранились мешки с солью. Соль варили круглые сутки. Ночью при свете костров. Половина работников занималась производством, а другая отсыпалась или хозяйничала. Все это подгнившее благолепие было обнесено частоколом из не особенно крупных стволов. Была и дозорная вышка. Честно говоря, с точки зрения обороны было не ахти. Ну… что есть, то и есть. Частные солеварни располагались рядом на соленом ручье. Между ними было меньше километра или, как здесь говорили, полверсты.

Расположились в жилище прежнего хозяина. Дом состоял из сеней, огромного зала, видимо, для общих посиделок и сна бойцов, отдельной комнаты для приказчика, небольшой клетушки, где жила баба-стряпуха, она же портомоя. Кабальная или чья-то женка я не понял. Разложили свое барахло. Расселись за столом, снедь вытащили. Стали думать о дальнейшем бытие.

С одной стороны, конечно, глушь галимая. С другой, сам себе господин. До Илима дня три идти, до Якутска больше десяти дней. Только все тут переделать надо по-своему.

– А что, братцы, коли нам дом другой построить, получше? – проговорил я, поглядывая на своих.

– Да, нужно ли, Онуша? И так можно жить.

– Можно и в берлоге. Да, в каменных палатах лучше.

– Ты что, каменные палаты строить задумал? – ужаснулся Макар.

– Зачем, каменные. Просто, чтобы всем удобно было, не тесно.

– А кто строить-то будет?

– Мы и будем, да мужиков на это дело нарядим, других наймем. Мне ж кузню все равно строить придется.

Про кузню я рассказал сразу, как пришел со званного вечера.

– А деньга откуда?

– Так, десятник я или где? Я дам двадцать рублев. Вы – сколько сможете. Так и построимся, чтобы жить себе, как хочется.

– А что? – проговорил Тимоха – Если все сладим, так можно и невесту из Якутска или Енисейска какую привезти. С жинкой-то всяко лучше.

Похоже, что идея привоза будущих жен и стала определяющей. Народ согласился.

На следующий день собрал я тех, кто не был занят на солеварне.

– Здравствуйте, люди добрые! – начал я, как мне казалось, правильным образом. Хотя, шут его знает, как там у них принято. – Зовут меня Онуфрий сын Степанов, назначен сюда приказчиком.

– Здравствуй, батюшка! – за всех ответил немолодой мужик с темными кудрями и хищным взглядом. Он был похож, одновременно, на Будулая из фильма и на классическое изображение каторжника.

– Знаю – продолжил я – что люди вы здесь подневольные. Кто за долги, кто за лихие дела. Но и подневольным людям лишняя копейка не помешает. Так?

– Кто ж нам эту копейку даст? Не ты ли, батюшка? – опять за всех ответил «цыган».

– Я и дам. Только не за красивые глаза, а за помощь.

– Чем же помочь тебе? – опять съехидничал «цыган».

– Хочу я, чтобы и мои казаки, и работники жили в добрых домах, чтобы банька была, чтоб была изба, где народу харчеваться.

– А мы-то чем поможем?

– Вот, что я задумал. Сначала сделаем колесо, чтобы само воду из озера черпало. Людей станет меньше нужно. Эти людишки и будут мне помогать строить. А за стройку я платить буду. По медной копейке.

– Что же выйдет? – проговорил седой мужик в худом, заплата на заплате, зипуне – одни копейку заработают, а другие пуп на соли будут надрывать. Не гоже это, хозяин.

Вот, блин, моралист на мою голову. Ничего, переломаем.

– Вы сами и установите очередь, кто у чанов, а кто на стройке. Так всем по правде будет.

– А как кто исхитрится, да проскочит без очереди?

– А для особо хитрых у меня полено имеется. И тем поленом я особо хитрых и особо мудрых буду от души почивать. Это понятно.

Для убедительности я поднял бревно, что валялось рядом, да об коленку его переломил. Слава Богу, рост позволил, и сила не подвела. Тело мне досталось замечательное.

Народ испуганно посмотрел на поломанное бревно, зашумел в том плане, что согласен со всем. А я задумался: зачем я болтовню-то разводил? Вот же, пережитки двадцать первого столетия. Ладно, опыт – сын ошибок трудных. Здесь производственные летучки проводят иначе. Учту.

Народ разошелся. Мы тоже потянулись в избу.

– А что за колесо ты решил соорудить? – спросил Макар.

– Да есть одна задумка. Только сначала все осмотреть нужно. И кузню нужно побыстрее развернуть. Чтобы в ней можно было ось отковать, как для большой телеги.

– А для чего это?

– Ну, смотри. Колесо большое. Лошадка ходит по кругу, колесо вертит. Представляешь.

– Хитро.

– Да, ничего тут хитрого. На мельницах так делают. А на колесе ведра закрепить. Ведро в озеро нырнуло, воду зачерпнуло, поднялось до короба, опрокинулось и вылило. И никому черпать не надо. Считай, человека три освободилось.

– Что-то мудрено. Вон, даже Ерофей так не делает.

– Мало ли кто и что не делает. А мы сделаем.

– Ну, ты старшой, ты и решай.