Кузнецов. Опальный адмирал
Шрифт:
Трибуц ответил, что Левченко был в море и сильно простыл.
— Я им доволен, умело руководит Ленинградской военно-морской базой.
— Строго с ним поступили, хотя Гордей Иванович делал в Крыму все что мог, но без достаточных сил и танков остановить врага был не в состоянии. Ты, Владимир Филиппович, поддержи его, не то как бы он духом не пал. — Нарком встал из-за стола. — Кажется, все собрались? Ну что, товарищи командиры, поговорим о том, как сражается флот, как усилить удары по врагу, чтобы хоть как-то ослабить натиск фашистов на Москву… — Кузнецов опять помолчал, и этой паузой воспользовался Трибуц.
— Николай Герасимович,
— Никак они не смогут ворваться в Москву, — возразил нарком. — Это я чувствую сердцем…
Николай Герасимович вернулся из Ленинграда глубокой ночью и уснул в кабинете. Галлер с трудом разбудил его.
— Что случилось? — Кузнецов протер глаза.
Галлер выпалил на одном дыхании:
— Наши войска пошли в наступление под Москвой!
— Наконец-то! Калининский фронт?
— Да, генерал Конев нанес удар в обход города Калинина на Ржев. Немцы драпают!
На другой день начали наступление войска Западного фронта под командованием Жукова и армии правого крыла Юго-Западного фронта маршала Тимошенко. На всех направлениях наши войска протаранили оборону врага и успешно продвигались вперед.
— Ну вот, Лев Михайлович, пришел и на нашу улицу праздник! — сказал нарком. Он подошел к карте, где красным кружочком Галлер обвел Севастополь. — Как бы там немцы не начали новые атаки. Знаешь, почему я об этом подумал?
— Так это же ясно, Николай Герасимович! — добродушно улыбнулся заместитель наркома ВМФ. — Гитлер наверняка попытается реабилитировать себя за поражение войск под Москвой. Шутка ли, Красная Армия разбила одиннадцать танковых, четыре моторизованные и двадцать три пехотные дивизии!..
Утром в Ставке Кузнецов встретил генерала армии Жукова. Георгий Константинович только что вышел из кабинета Верховного в Кремле, на его полном загорелом лице играла довольная улыбка.
— Ну что, моряк, свое дело под Москвой мы, сухопутчики, сделали, — веско произнес Жуков, чуть выпятив грудь. — Теперь очередь за военными моряками. Как Севастополь? Надо его держать!
— Будем стараться, — улыбнулся Кузнецов. — А вас, Георгий Константинович, сердечно поздравляю с блестящей победой.
— Ну-ну, благодарю, — усмехнулся Жуков. — Ты к Верховному?
— А что?
— Там у него заплечных дел мастер, держи уши топориком!
— Это кто же? — не понял Николай Герасимович.
Поскребышев куда-то отлучился, и им никто не мешал беседовать в приемной. И все же Георгий Константинович выглянул за дверь — нет ли там кого — и тихо, едва ли не шепотом сказал:
— Берия. Я слышал, что ты чуть не повздорил с Верховным, когда Лаврентий упрятал твоего заместителя адмирала Левченко за решетку. Это утка?
— Было такое, Георгий Константинович. Но все обошлось, адмирала сняли с должности заместителя наркома ВМФ и разжаловали до капитана 1-го ранга. Я отправил Левченко воевать в Ленинград.
— Уважаю тебя за это, моряк! — Жуков улыбнулся. — За своих подчиненных я тоже готов идти хоть в огонь, хоть в морскую воду!..
«Рогов говорил мне, что Жуков суровый, никого, кроме себя, не видит, — усмехнулся в душе Николай Герасимович. — А он простой мужик, может быть, талантливее других в военном деле».
Вошел он в кабинет, как всегда, неспешно. В эту минуту Сталин прощался с Берия, а ему кивнул на стул:
— Садитесь, пожалуйста, у меня
к вам есть вопросы по Севастополю…Манштейн отдал своим войсками приказ наступать. Он получил от Гитлера директиву, в которой тот потребовал «с усиленной энергией бороться за овладение Севастополем, с тем чтобы освободить резервы и перебросить их из Крыма для группы армий «Юг»». Но было бы странным думать, что наша разведка не знала о замыслах фюрера, а коль знала, то в курсе было и командование Красной Армии, в том числе и нарком ВМФ. Он, однако, считал, что если в Крым не будут направлены новые войска, морякам-черноморцам трудно будет отстоять город, хотя их оборона пока крепка. Эту мысль он высказал начальнику Генштаба, когда зашла речь о высадке десантов в Керчи и Феодосии. Хотя Ставка во второй половине ноября и подчинила себе Севастопольский оборонительный район, она, как считал Кузнецов, все еще не решила в полной мере вопросы снабжения гарнизона всем необходимым. Его обнадежило заявление Шапошникова о том, что на днях Ставка примет ряд мер для укрепления обороны города.
— Так что, голубчик, готовьте корабли, чтобы посадить на них все войска десантников и боевую технику, — предупредил наркома ВМФ начальник Генштаба.
И точно, 5 декабря в Севастополь было доставлено восемь маршевых рот и батальон морской пехоты, а позже — стрелковая дивизия. Более 43 тысяч человек!
— В доставке пополнения в Севастополь были какие-либо срывы или задержки? — спросил Кузнецов адмирала Галлера.
— Нет, товарищ нарком, все на удивление прошло без сучка, без задоринки.
— Ну, добро, а я переживал, особенно после того как переговорил с Жуковым в Ставке. Поздравил его с разгромом немцев под Москвой, а он мне вопрос: мол, твои моряки смогут удержать Севастополь? Ответил ему: «Будем стараться». А что я мог еще сказать? Теперь нам бы не ударить в грязь лицом. Жаль, что нельзя послать в Севастополь крупные корабли: своим артогнем они бы оказали существенную помощь защитникам города, — вздохнул нарком.
— А что поделаешь, Николай Герасимович? — сочувственно кивнул адмирал Галлер. — Все они задействованы в Керченско-Феодосийской десантной операции.
— Да, плохо дело… — Кузнецов обернулся к адмиралу. — Комфлот Октябрьский все еще в Новороссийске?
— Так точно, там. С ним есть связь по радио. Вызвать?
— Пока не надо. Кое-что уточню у начальника Генштаба и тогда переговорю с ним.
— Будь я на вашем месте, Николай Герасимович, срочно вызвал бы Октябрьского из Новороссийска. Как он будет оттуда руководить обороной города? Смешно и печально.
В кабинет вошел генерал Рогов, вид у него был встревоженный.
— Читали донесение Жукова? — спросил он Кузнецова. — Надо срочно помочь им…
— Вот собрался в Ставку, Иван Васильевич. — Николай Герасимович надел шинель. — А вы когда прибыли с Юга? Вчера поздно вечером?
— Да, а что? — насторожился Рогов.
— Начальник Главпура генерал Щербаков вас спрашивал. Позвоните ему. Кстати, надо ставить наркома в известность о своем прибытии.
— Извините, Николай Герасимович, замотался я. То одно, то другое… А сейчас собрался слетать в Севастополь.
— Вернусь, и решим, Иван Васильевич…
Сталин все последние дни жил Севастополем. Он прекрасно знал этот город, бывал в нем не раз, и ему было бы обидно, если вдруг немцы оказались бы там. Потому-то у Кузнецова был с ним нелегкий разговор.