Кузница Тьмы

Эмрал не ответила на слова Кедорпула. Жрец откашлялся и продолжил: - Верховная жрица, разве это уже не война трех вер? Нам ничего не известно о намерениях Синтары. Похоже, она ставит себя в оппозицию всем, но это вряд ли назовешь сильным ходом.

– И, возможно, ей осталось недолго, - сказал Эндест Силанн.

Взгляд Эмрал скользнул по аколиту, словно не узнавая. И тут же она отвела глаза.

Кедорпул посмотрел на Райза, словно ища помощи: - Историк, что вы думаете обо всем этом?

"Мысли? Какой в них прок?" – Синтара ищет убежища в Легионе Урусандера. Но я гадаю, искренне ли они ее приветили? Не мешает ли она их целям?

Кедорпул фыркнул: - Разве они и так всё не смешали? Бить по беднякам, чтобы бросить вызов знати - что может быть нелепее?
– Он снова посмотрел на Эмрал.
– Верховная жрица, говорят, они нападают на отрицателей во имя Матери Тьмы. Она ведь должна отвернуть притязания?

Кажется, Эмрал поежилась. Дрожащими руками оттащила стул от занимавшего почти всю комнату стола и села, словно устав от собственного молчания. Заговорила далеко не сразу.
– Вера в необходимость веры... Я думаю...
– она оглянулась, встретившись глазами с историком, - только это у нас и есть. И было.

– Мы изобретаем богов?
– спросил Райз.
– Нет вопросов, эту богиню мы изобрели. Но, как можно видеть по лицам окружающих - и в зеркалах - вера пометила нас. Вот и доказательство ее силы.

– Ее ли силы?
– пробормотала Эмрал.

Кедорпул шагнул вперед и встал перед жрицей на колено. Ухватился за ее левую руку, крепко сжав.
– Верховная жрица, сомнения - наша слабость, их оружие. Нам нужна решимость.

– У меня ее нет.

– Тогда нужно смастерить ее собственными руками! Мы отныне Дети Ночи. Неведомая река разделила Тисте, мы упали по эту и по ту сторону. Нас рассекли надвое, верховная жрица, и нужно найти смысл.

Она оглядела его покрасневшими глазами.
– Найти смысл? Не вижу смысла, кроме самого разделения, рваной линии между кляксой и белизной пергамента. Посмотри на историка и увидишь истину моих слов, тоску, ими внушаемую. Как мне отвечать на потери? Огнем и зверским рвением? Внимательно погляди на Мать Тьму и узришь путь, ею избранный.

– Он неведом никому из нас, - возразил Кедорпул.

– Речной бог отдал священные места. Воды рождения отступили. Между нами нет войны воли. Синтару не отогнали, но она сбежала сама. Мать Тьма ищет мира и никому не будет бросать вызов.

Кедорпул отпустил ее руку, встал. Сделал шаг назад, и другой, пока попытку к бегству не пресекла стена с гобеленом. Он не сразу нашел слова.
– Без вызова нас ждет лишь сдача в плен. Мы так легко побеждены, верховная жрица?

Поскольку Эмрал не отвечала, Райз сказал: - Берегитесь легкой победы.

Эмрал остро глянула на него: - Галлан. Где он, историк?

Райз пожал плечами: - Превратился в призрак и бродит невидимо. В подобные времена не надобны поэты. Поистине его среди первых повесили бы на пике, звучно спорить с воронами.

– Словами войны не выиграть, - заявил Кедорпул.
– А теперь Аномандер покидает город с братьями. Легион Хастов во многих лигах к югу. Хранители съежились на Манящей Судьбе. Знать не волнуется, словно она выше разрушения и разлада. Где наш порог, какой именно шаг врага станет недопустимым?

– Говоря, он уже не умолял Эмрал глазами. Райз понял: жрец разжаловал ее, видя в верховной жрице слабость и не прощая ей слабости. Нет, говоря, он пожирал глазами самого историка.
– Таково наше проклятие? Мы живем во времена равнодушия? Думаете, волки отступят, если увидят лишь слабость?

– Волки верны своей натуре, - ответил ему Райз.
– А равнодушие поражает любые времена, жрец. Наш рок - потребность действовать, когда уже поздно. Тогда мы рвем и мечем, чтобы оправдаться. Лупим себя по лбу, проклиная равнодушие - никогда не свое - или громко клянемся, будто ничего не знали. Явная ложь. Старухи метут улицы, могилы вырыты ровными рядами, а мы торжественно взираем друг на друга, разоблаченные и ни на что не способные.

Взгляд Кедорпула стал жестче.
– И ты советуешь сдаться? Историк, ты насмехаешься над своими же уроками, делаешь их бесполезными в наших глазах.

– Прошлые уроки заслуживают насмешек, жрец, именно потому, что их никто не выучил. Если они "бесполезны", то вы мало что поняли.

Круглое лицо жреца потемнело от гнева.
– Болтаем и болтаем - пока бедные жители округи гибнут под клинками и копьями! Наконец я понял, кто мы - мы, прячущиеся в этой комнате. Ты, историк, должен знать таких! Мы - бесполезные. Наша задача - стенать и бормотать, закрывая глаза дрожащими руками, и оплакивать потерю прежних ценностей. Когда же не останется никого другого, нас, будто слизней, раздавят марширующие ноги!

Райз ответил: - Если волки и вправду среди нас, мы уже потерпели поражение и сдались. Но вы насмехаетесь над моими невыученными уроками. Бдительность утомляет, но необходимо защищать свои ценности. Мы терпим поражение, когда уступаем в мелочах, тут и там. Толчок, взмах руки. Враг же никогда не устает нападать, он точно отмеряет мелочи. Одерживает тысячи малых побед и задолго до нас вычисляет, когда сможет встать над нашими трупами.

– Так влезь на свою башню, - рявкнул Кедорпул, - и прыгни с края. Лучше не видеть позора нашей бесполезной гибели.

– Последнее деяние историка, жрец - жить в истории. Самый храбрый подвиг, ведь мы не зажмуриваем глаз, открывая, что история персональна, что любая истина внешнего мира на деле отражает внутренние истины нашего поведения, основы наших решений, страхов, целей и аппетитов. Внутренние истины воздвигают монументы и устраивают потопы.

– В которых, - пробормотала Эмрал, - утонут даже волки.

– "Разрушенье не ценит корону и трон. Я твердил это каждому лорду, Во дворцах и убогих трущобах".

– Снова Галлан!
– Кедорпул сплюнул, повернувшись к Эндесту Силанну.
– Идем. Подобно роскошным книгам, они будут лежать на полках, даже когда пламя вползет в комнату.

Однако юный служка колебался.
– Господин, - сказал он Кедорпулу, - разве мы не приходили, чтобы говорить о Драконусе?

– Не вижу смысла. Еще одна роскошная книжка. Игрушка Матери.

Эмрал Ланир встала, будто оказавшись лицом к лицу с государственным обвинителем.
– Вы пойдете к сестре Синтаре, Кедорпул?