Кузница Тьмы
Шрифт:
Хранители были странным народом, сборищем чудаков. Это и делало их столь ценными. В достойном обществе должно быть место для странных, место, свободное от предубеждений и издевательств. В правильном обществе таких не бросают в переулках, в тенях под мостами, канавах и на свалках. Их не выгоняют в пустоши, не перерезают им горло.
У чудаков есть место в мире, их нужно уважать - ибо в один прекрасный день они понадобятся.
Факелы светились на воротах. Стража стояла на постах.
Хунн Раал впереди повернулся, оглядываясь, но было слишком темно, чтобы понять, на кого устремился его взор. Он снова посмотрел вперед и что-то буркнул; услышав, Оссерк поглядел через
Над головами показались звезды, бурлящий водоворот размерами во все небо.
ПЯТЬ
Барефово Одиночество оказалось обширной равниной, пересеченной древними обрывами, повсюду отесанные водой известняковые валуны; гребни эти тянулись лига за лигой, довольно невысокие - доказательство, объяснял наставник Сагандер несколько месяцев назад, существования внутреннего моря. Морю понадобились тысячи лет, чтобы умереть. Отпуская разум свободно блуждать, Аратан мог вообразить, что они скачут сквозь тончайшую воду, воду прошлого, воду тусклой памяти, и морское дно под копытами коней - эти полосы сметенного ветрами песка и кочки желтой травы - глубоко погрузилось под поверхность иного мира.
Позволив разуму блуждать свободно, он почти ощущал, как взлетает, избавляясь от грубого, жесткого седла; он мог скакать на мыслях, уходящих ввысь от измученного усталого тела. Мысли одинокие, мысли необузданные способны найди для странствий тысячи миров. И никто из скачущих рядом с ним по равнине не узнает; тело не выдаст ничего. Есть много видов свободы, и самая драгоценная среди них - свобода тайная.
Сагандер не оценил бы такого времяпрепровождения. Ибо если есть много видов свободы, то есть и много тюрем. Осознав эту истину в первый раз, Аратан даже испытал потрясение. Каменные стены повсюду, им не нужно принимать облик высокой серой башни - они могут таиться за веками или сдавливать горло, не выпуская наружу слова. Могут внезапно возникать в голове между мыслями, удушая разум. Могут мешать появлению иных мыслей - чуждых мыслей, пугающих мыслей, дерзких мыслей. В любом случае есть одно общее у зловредных стен: они враждебны свободе.
Аратан видел серые стены всю жизнь.
А теперь он скачет под открытым небом, небом слишком широким и слишком пустым. В черепе тупая ломота; задница болит; между ног сплошные потертости. Шлем, который приходится носить, неловко и неприятно давит на шею. Доспехи, что считаются легкими - вшитые в кожу бронзовые полосы - оттянули плечи. Пластины на предплечьях, усыпанные клепками рукавицы стали тяжелыми и горячими. Даже простой меч у бедра тянет вбок.
Усталость стала привычной спутницей, но воздух по-прежнему сладко гладит лицо; даже вид отца, едущего впереди с сержантом Расканом, не производит особого впечатления.
Много есть, снова и снова напоминал он себе, видов свободы.
В день отбытия его наполнил страх, за страхом пришел стыд. На холодной заре он, протирая сонные глаза, встал, дрожа, посреди двора, следя за суетой: готовят скакунов, различные припасы приторачивают к седлам. Слуги бегали повсюду, отвечая на резкие приказы наставника Сагандера. Два походных сундука, уже заботливо уложенные, были раскрыты, содержимое лихорадочно перекопано - в походе не будет грузовых лошадей, это привело Сагандера в состояние столь возбужденное, что он начал выкрикивать оскорбления слугам, конюшим мальчишкам и всем, кто проходил мимо.
Но не Раскану, разумеется, и не четверым погран-мечам, что стояли около ворот и поглядывали на все с равнодушием.
Лорд
Драконус еще не показывался, хотя два его коня стояли наготове. Грум держал поводья Калараса, могучий боевой скакун казался неуязвимым для окружающей паники, недвижно стоя около камня для посадки в седло. Остальные кони казались Аратану нервными. Краем глаза он заметил другого грума, выводившего из конюшни его лошадей. Кобыла Хеллар мотала головой, выходя из тени, за ней шагал Бесра, мерин, на котором Аратан и решил ехать - солидный, чалый, со шрамами на шее. Оба животных показались огромными, они словно выросли за ночь; Аратан пытался вернуть себе уверенность, дарованную уроками конной езды.– Аратан! Сюда, скорее!
Вздрогнув от внезапной команды, он оглянулся, увидев, что Сагандер стоит на коленях у сундука. Старик бешено махал рукой, лицо потемнело.
– Сюда, я сказал! Учеником ты был и учеником остаешься! Слушайся меня!
С тоской подумав, что лучше бы оказаться в своей комнатке, под толстыми мехами - и впереди обычный, такой же как прежние, день - Аратан заставил себя зашагать. Ноги словно окоченели на холоде, сонные мысли расползались, страх оказаться вне привычного мира вызывал тошноту.
– В путешествии не будет сундуков! Я зря потратил полночи, их пакуя. Имел глупость тебя послушать и смотри, как мне плохо! Давай, найди место в своем багаже.
– Он указал на кучку вещей.
– Для этого. Понял?
– Да, учитель.
– И торопись, пока твой отец не появился!
Аратан подошел к предметам, быстро оглядел, гадая, можно ли поместить в скатку весы, гирьки и лабораторные пробирки. Если для хранения гирек предназначался ящичек, его тут не было. Он насчитал дюжину разных гирек из чистого металла, самая большая тяжело легла в ладонь, а самая маленькая казалась скорее камешком или необычно толстой монеткой. Ее он затолкал в кошель на поясе.
Услышав оскорбительно резкое замечание Сагандера, он торопливо собрал остальное и пошел к коню.
Грум, мальчик примерно того же возраста, как сам Аратан, уже приладил тюк к седлу мерина; увидев приближающегося Аратана, он состроил недовольную гримасу и потянулся за вещами.
– Положи сюда, - велел Аратан.
– Нужно засунуть вот это.
Грум выполнил приказ и отступил, словно не желая оставаться близко от странных инструментов.
– Можешь идти, - сказал Аратан.
– Я сам сделаю.
Коротко кивнув, мальчик поспешил прочь, исчезнув в сумраке конюшни.
Аратан начал ослаблять тщательно затянутые узлы скатки. Он уже поместил внутрь смену одежды, а также пару сапог из кожи хенена. Сапоги были тяжелыми, и ему нужно было позаботиться о балансе (Раскан как-то сказал, что лошади легко раздражаются от неравной тяжести, особенно в долгом пути). Развязав ремешки, он раскатал одеяло. Положил внутрь гири и грузики, однако весы оказались слишком большими. Стоя на коленях, размышляя, что же сделать с неуклюжим инструментом, он внезапно заметил наступившую тишину - только тяжело звучали приближающиеся шаги. Сверху упала тень, Аратан поднял голову.
– Почему ты не готов?
– спросил Драконус.
Вопрос заставил Аратана подавиться словами. Он лишь молча смотрел кверху.
И увидел, как взгляд отца смещается к весам на земле. Он нагнулся и подобрал их. Выставил в сторону. Слуга явился, принимая инструмент, и торопливо отнес в дом.
– На это нет времени, - бросил Драконус, отворачиваясь.
Аратан следил, как отец идет к Каларасу. Все слуги во дворе склонили головы. Наставник Сагандер был уже рядом со своим конем, гневно сверкая глазами на Аратана.