Квазимодо
Шрифт:
«Ладно. Иди и скажи — я согласен. Только передай ему, что разговор у нас будет важный, мужской, не для женских ушей, так что пусть уберет из комнаты всех своих жен, бабок, детей и стариков. И кофе нам подавать не надо. Некогда. Короче — пусть позаботится о том, чтобы нас никто не видел. Давай, давай, Хамдан, торопись. Свистнешь, когда все будет готово.»
Когда Хамдан скрылся в темноте, Махмуд нерешительно кашлянул:
«Э-э… Абу-Нацер… не лучше ли достать автоматы?»
«А зачем они нам сейчас? — рассеянно ответил Абу-Нацер, думая о другом. — Нам еще по двору пройти надо. Пусть пока в сумке лежат. Или тебе таскать надоело? Тогда так и скажи — отдадим Хамдану.»
«Да нет, не надоело… — пожал плечами Махмуд. — Просто как-то надежнее. Что там у этого пса в доме? Черт его знает, отсюда не видно…»
Абу-Нацер
«Нет, — сказал он наконец. — Быть такого не может. Во-первых, боится он меня больше смерти. А во-вторых, ты же сам слышал — здесь по всем домам с обысками прошли, где по разу, а где и по два. И еще пройдут. Так что никто тут не станет оружие дома держать, даже последний дурак. А Зияд не дурак.»
Махмуд неохотно кивнул. Абу-Нацер снова задумался, прислушиваясь — не шевельнется ли нехорошее предчувствие, не выдаст ли прославленное его чутье затаившуюся впереди опасность? Нет… Хотя, и в самом деле — чем черт не шутит?.. От двери донесся легкий свист.
«Ладно, — сказал Абу-Нацер, вставая. — Кто предчувствиям не верит, тот до седин не доживет. Как в дом войдем, достань один автомат, на всякий случай. Только помни — стрелять нельзя. Сразу солдаты набегут — не меньше роты. Видел джипы? В общем, надо его втихую, как и тех — ножиком или придушить. Но автомат надень, так уж и быть. Для солидности. А то и прикладом приложиться, коли что не так пойдет…»
В большой зиядовой гостиной, на экране телевизора в отчаянии заламывала сдобные руки толстуха из черно-белого египетского фильма. В углах комнаты удобно устроился теплый домашний полумрак, ни за что не желающий уходить, невзирая на все старания приделанной посередине люстры. Люстра добросовестно протягивала к углам все четыре своих тусклых рожка, но полумрак оставался неумолим. Он чувствовал себя в осаде из-за наглухо закрытых оконных трис, отгородивших от него родственную темноту ночи. Зияд полулежал-полусидел в самом дальнем углу, на низкой тахте, весь обложенный подушками. Лицо его было в тени, так что, войдя, Абу-Нацер не сразу обнаружил своего старого приятеля и остановился, недоуменно осматриваясь, в самой середине гостиной, где прямо под люстрой полукругом стояли большой мягкий диван и кресла.
«Садитесь, гости дорогие,» — голос Зияда звучал странно хрипло и напряженно.
Абу-Нацер обернулся.
«А, Зияд, душа моя, — сказал он наидружелюбнейшим тоном и сделал шаг в его сторону. — Мир дому твоему. Как поживаешь?»
«Назад! — взвизгнул Зияд. — Я сказал — сесть! Всем сесть на диван! Последний раз говорю!»
Он сделал движение, и тут только Абу-Нацер увидел нацеленный в его сторону автоматный ствол. Этого еще только не хватало… Он медленно отступил, не сводя глаз с едва различимого в темноте зиядова лица.
«Сесть! — повторил Зияд. — Всем сесть!»
Абу-Нацер кивнул своим людям, и они все уселись на диван, Хамдан посередке.
«Сумку! — продолжал командовать Зияд. — Сумку положи на кресло, справа!»
«Вот же песий сын, — подумал Абу-Нацер. — Прав был Махмуд… молодой, чувства острые. А ты чересчур на прежний опыт полагаешься. Вот и получай теперь…»
«Да ты что, Зияд? — спросил он вслух как можно жестче. — Обкурился, что ли? Не видишь, с кем говоришь?»
«Пес! — донеслось из угла. — Убийца! Зачем братьев моих зарезал? Что они тебе сделали, грязная твоя душа? Кто их детей и жен теперь кормить будет? Я?»
Абу-Нацер опустил голову, стараясь сосредоточиться. Как этот клоун успел узнать о гибели братьев? Не иначе — кто-то из домашних Ахмада наткнулся на трупы во дворе и догадался немедленно оповестить следующего по старшинству — Зияда — по телефону. Да, скорее всего, так и случилось. Не везет, так не везет. «А вот в следующий раз дураком не будешь! — упрекнул он сам себя по давней привычке извлекать урок из любого промаха. — Скинул бы падаль под обрыв — не пришлось бы сейчас на невезение пенять. Главное, и обрыв-то там всего в двух шагах… Ах ты, черт… Да разве ж тебе, кобелю, тогда до того было? Ты тогда все больше о бабьих задницах думал, да об оглобле своей… Тьфу!..»
«Что молчишь? Язык от страха проглотил?» — выкрикнул Зияд.
«А что тут говорить? — спокойно ответил Абу-Нацер. — Ты ведь нас для чего сюда заманил? Чтобы перестрелять? Ну и стреляй. Только тебя это не спасет. И семью твою тоже. Их всех потом мои парни на вертела
насадят и по жилочке тянуть будут, до самой смерти. Помнишь Абеда Маршуда? То-то же. Так что, перед тем, как стрелять, подумай, на что своих близких обрекаешь.»Зияд нервно засмеялся:
«За дурака меня держишь, Марван? А я ведь тебя не глупее. Это верно, обгонял ты меня с самого детства — где на шаг, где на полшага, но главное ведь — чей конь будет первым под конец, правда? И конь этот — мой, Марван, мой, а не твой. Ты думаешь, чего я сейчас жду, почему не стреляю? На спусковой крючок нажать боюсь? Нет, не боюсь… хватит, Марван, отбоялся я тебя… Джипа я жду, Марван… ага… джипа. Вот как джип проезжать станет, тут-то я вас всех троих и положу, одной очередью. А потом еще и в лоб дострелю, для надежности. А потом, сам понимаешь, подожду солдат, пока дом окружат; постреляю в окошко по небесам, они тоже сюда постреляют, потом начнут переговоры вести: мол, сдавайтесь, пожалейте женщин и детей… Ну, я поупираюсь, да и сдамся под конец — единственный уцелевший боец героической группы легендарного Абу-Нацера. Скажу: вместе отстреливались, все погибли, кроме меня, всех солдаты в бою поубивали. Поди потом докажи другое… И семье моей будет почет и уважение, как семье шахида… деньгами помогут, как водится — а как же иначе? Посижу я недолго — крови на мне нету… с полгодика продержат, да и отпустят. Такое вот кино, Марван. Нравится?»
Абу-Нацер задумчиво покачал головой. Да, что и говорить, неплохо придумано. Молодец. А усадил-то их как грамотно — под лампой, как на ладони, а сам — в тени. И расстояние приличное… это ж сколько тут будет? Метров семь, не меньше. Одного точно успеет уложить, а может и двоих. Но не больше. Опыта не хватит, хладнокровия. Опять же поза у него для стрельбы неудобная: сидя, много не настреляешь. В общем, хватит расслабляться, пора дело делать, а то и ведь и впрямь начнет стрелять сдуру. Хамданом придется пожертвовать… жалко, так и не пригнул его… Он вздохнул и полез в карман.
«Стой! — немедленно закричал Зияд. — Ты куда руку суешь? Вынимай, только медленно, не то — стреляю!»
«Да что ты нервный такой? — улыбнулся Абу-Нацер, вынимая из кармана руку с пачкой сигарет и показывая ее Зияду. Выкидной ножик — вот же удобная вещь — точь-в-точь поместился с другой стороны пачки. — Покурить-то дашь напоследок?»
Он ловко вытряхнул сигарету прямо в рот и повернулся к Махмуду:
«Эй, Махмуд, чиркни-ка мне зажигалкой. А то наш хозяин не любит, когда я в карман лезу.»
Махмуд медленно вынул зажигалку, чиркнул. Наклонившись к нему над Хамданом, Абу-Нацер быстро прошептал:
«Крикну «пес»… Хамдан — прямо, Махмуд — направо, за кресло, автомат…»
Выпрямился, выдохнул клуб дыма, погрозил Зияду сигаретой:
«В одном ты, Зияд, неправ. Братьев твоих мы казнили, это верно. Но разве я в их смерти виноват? Разве не ты им приговор подписал?»
— «Это как же?»
— «Да очень просто. Зачем меня обманул? Зачем притащил мне этого еврея со всем его длинным хвостом? Я тебе, кажется, ясно все объяснил: нужно такого, чтобы долго его не искали, чтобы связей на нас — никаких… а ты кого привел? И ведь знал, кого ведешь! Знал, кого ведешь!.. А?.. Говори! Ведь знал, да?.. Знал! Все ты знал! Пес!»
В следующее же мгновение диван опустел. Абу-Нацер резко прыгнул влево, распластался по полу, перекатился дальше, опрокидывая низкий кофейный столик. Махмуд симметрично скакнул вправо, по дороге рванул на себя сумку, упал за кресло, дернул на себя «калач», засуетился, нашаривая рожок. А по центру, как коренной, с диким ревом, широко раскинув руки, понесся Хамдан, смертник — навстречу смерти, как и положено.
Зияд растерялся и упустил драгоценные мгновения. Еще секунду назад он убеждал себя, что он здесь босс, в этой комнате; он приказывает, а остальные беспрекословно подчиняются, послушные его подавляющему превосходству. Ведь он мог убить их всех одним движением пальца. И в то же время, где-то в глубине сознания, он сомневался, что это действительно так, что превосходство его и в самом деле настолько велико. Уж больно уверенно держался Абу-Нацер, уж слишком безмятежными выглядели его бойцы. Он пытался подбодрить себя криком, издевательскими замечаниями в адрес своих противников, но и это не помогало. Скорее наоборот — презрительное спокойствие, с которым реагировал Абу-Нацер, еще больше подрывало уверенность Зияда в себе.