Квинканкс. Том 1
Шрифт:
— Мне так страшно! — выдохнула она. — Помоги мне! — И, к моему ужасу, позвала: — Мама!
Словно бы откликнувшись на зов, к нам подошла старуха и не без волнения заметила кровь:
— Ох. Этого я и боялась. Это белая чума. — Заметив мой недоумевающий взгляд, она пояснила: — Чахотка.
— Позовите лекаря! — крикнул я.
— Ну да, — невесело хмыкнула она, — явится сюда лекарь, как же. Да и слишком далеко зашло дело.
Матушка судорожно ловила воздух, и старая женщина внезапно склонилась, взяла ее за голову, потянула вперед, а потом принялась хлопать по спине.
— Перестаньте! — крикнул я.
Но она не
— Я прав, мама, — немного погодя заговорил я, желая ее подбодрить. — Увидишь. Мы получим немного денег от сэра Персевала и тогда, как тебе хотелось, сможем снять домик в Солсбери.
Голова ее была повернута слегка в сторону, и я не знал, слышала ли она меня. Я продолжал вполголоса, на случай, если она заснула:
— Я пойду в школу, через несколько лет поступлю на работу подручным, тогда я смогу нас обоих содержать. — Мой голос прерывался. — Увидишь. Все у нас будет как раньше.
Я склонился над матушкой, голова ее по-прежнему была отвернута. Глаза как будто были открыты, и я не знал, спит она или все же нет.
— Мама, — прошептал я.
На меня упала тень, и я поднял глаза. Рядом стояла ирландка, которая прежде дала мне хлеба; выражение ее лица было мне непонятно. Она склонилась и взялась за край рваного одеяла. Она натягивала его все выше, и, поняв, что она делает, я крикнул: «Нет!» Она посмотрела на меня и, когда я отвел руку, продолжила натягивать одеяло, пока оно не скрыло матушкино лицо.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КЛОУДИРЫ
КНИГА I
НАСЛЕДСТВА
Глава 51
Теперь я приглашаю вас вернуться со мной в дом 27 на Голден-Сквер, где в уже знакомой нам элегантной комнате мы находим миссис Фортисквинс, ожесточенно спорящую с посетителем.
— Понятия не имею, как она умудрилась, — говорит миссис Фортисквинс.
— Как умудрилась, не важно. Важно только то, что теперь мы ничего не получим за нее от старика.
— Я не виновата, что она сбежала.
— Вот как?
— Конечно. Я думала, у нее нет в Лондоне друзей, кроме меня. Она так говорила много раз.
— Врала, — с горечью заключает мистер Сансью. — А вы купились на ее показную искренность.
— Нехорошо с вашей стороны упрекать меня. Вы всем обязаны моему великодушию. Когда миссис Клоудир пришла с сыном ко мне, разве не явилась я прямиком к вам, чтобы откровенно с вами поделиться?
Поделились, мэм, не буду спорить, но получили за это вознаграждение. Что до откровенности, то о ней мне судить затруднительно. Почему вы так беспокоитесь, чтобы старый Клоудир не узнал о вашей роли?
— Это вас не касается.
— Ладно, но теперь он все узнает, потому что я не хочу один брать на себя вину.
Пристально глядя на него, миссис Фортисквинс произносит вполголоса:
— Если вы ему расскажете, то, обещаю, горько об этом пожалеете.
Адвокат покусывает губы, потом говорит:
— Ладно, думаю, ему ни к чему об этом знать. Возьму уж удар на себя. Пусть утешается тем, что благодаря нам, по крайней мере, мальчишка содержится в надежном месте. — После ее кивка он добавляет: — А скоро попадет в еще более
надежное.Миссис Фортисквинс, однако, спрашивает резко:
— Вы, надеюсь, не хотите сказать, что…
Она не договаривает фразу.
Мистер Сансью удивленно поднимает брови:
— Но мы же договорились!
— Ничего подобного. Речь шла о том, чтобы он находился в надежном месте.
— Я думал, вы понимаете это выражение так, как обычно его понимают.
— Что вы понимаете под этим выражением, мне неизвестно. А я подразумевала то же, что и все: что в случае надобности до него можно будет добраться. Он должен быть цел и невредим. Пока.
— Ваша забота о мальчике делает вам честь, — ухмыляется мистер Сансью.
— Обещаю, если с ним что-нибудь случится, я обращусь к властям.
— Не думаю, миссис Фортисквинс, потому что в таком случае добрейший Квигг может поведать больше, чем нам бы желалось.
Они смотрят друг на друга, губы вдовы медленно раздвигаются в улыбке:
— Глупо нам ссориться, это обоим выйдет боком.
— Прямо в точку, мэм. Мы добьемся куда большего, если будем дружить.
Миссис Фортисквинс звонит в колокольчик и распоряжается, чтобы Чек ленд подала чай; через десять минут мы застаем обоих как ни в чем не бывало сидящими рядом на оттоманке.
Задумчиво поглядев на гостя, вдова начинает:
— Мне уже давно хочется вас кое о чем спросить, мистер Сансью. Как вам, вероятно, известно, я унаследовала от мужа некоторую земельную собственность и ценные бумаги.
Адвокат серьезно кивает.
— Когда он был жив, он, разумеется, сам управлял имуществом, но после его смерти дела перешли в руки юриста, назначенного душеприказчиком. Неудобно признаться, но я не вполне довольна его действиями. В особенности теперь, когда процент по государственному займу упал, мне кажется, я лучше могла бы позаботиться о своих делах, чем он.
— Вы более чем правы, мэм! — восклицает адвокат. — С учетным рынком вы знакомились?
— Нет. Он ведь не очень надежен?
— Ничего подобного. Надежен, как Английский банк, — и это нужно понимать буквально, потому что Английский банк гарантирует долговые обязательства, выписанные на банкирские дома. А выплаты золотом он в последний раз приостанавливал в девяносто седьмом году, то есть еще до вашего рождения. — Этот комплимент вызывает у дамы улыбку. — Я сам втянулся по уши. Вначале колебался, но теперь радуюсь, что позволил себя уговорить, потому что рынок за это время взлетел до небес, жалею только, что не включился раньше. По правде, я вложил все, что имею. Никогда рынок так не расцветал. Вкладывайтесь сейчас, и, уверен, к Рождеству вы будете меня благодарить.
Задумчиво созерцая собеседника, миссис Фортисквинс подносит к губам чашку.
Глава 52
То, что происходило потом, я вспоминаю смутно. Помню, как кричал на пожилую женщину и, наверное, пытался ее ударить, потому что молодой ирландец меня от нее оттащил. Потом меня вдруг затошнило, и, решив, что заболеваю, я схватился за живот — в памяти всплывает лицо ирландца, когда он отпустил меня и отпрянул в сторону. Потом я бросился на пол рядом с матушкой и в безграничной ярости стал стучать кулаком по гнилым доскам, сжимая ладонь так, что ногти до крови поранили кожу. Вспоминаю еще и то, что я не плакал.