Квинканкс. Том 2

— Мампси закатывали грандиозный бал, и сперва я решил, что он из числа приглашенных гостей, — продолжал Джоуи. — Только он был не так расфуфырен, как остальные важные персоны, выходившие из экипажей. Ну, я прождал на улице полночи, и наконец господа стали рассаживаться по своим каретам и разъезжаться, а огни в бальном зале погасли. Но мой парень все не выходил. Наконец, очень поздно — в два или три часа — к дому в наемном экипаже подкатил джентльмен, похожий не на гостя, а скорее на священника или адвоката, ибо он страшно торопился и был одет не нарядно, а во все черное. Я уж испугался, что мой парень вышел через конюшенный проулок, но наконец, примерно в семь утра, он спустился по ступенькам.

— Так поздно! — воскликнул я. — Что же за дело такое могло задержать его там на всю ночь, да еще во время бала?

Джоуи пожал плечами и продолжал:

— Потом я проследовал за ним до дома на Грейт-Титчфилд-стрит.

— Мистер Памплин! — воскликнул я, вспомнив адрес, однажды упомянутый Генри.

— Он вышел оттуда с парнем в слюнявчике.

— Священник! Да, это он!

— Он пробыл там пару часов — скорее всего, завтракал, — с легкой завистью сказал Джоуи.

Поняв намек, я выложил перед ним все съестные припасы, какие сумел найти.

— Потом они отправились на извозчичий двор Фоцарта на Пиккадилли, и я подкрался достаточно близко, чтобы услышать, как они заказывают карету.

— А он сказал, куда собирается ехать?

— Нет, но с того двора дилижансы ходят только в северном направлении. Потом они взяли наемный экипаж, и мне пришлось бежать за ними что есть мочи. К счастью, они ехали медленно, из-за сильного движения на улицах. Они подъехали к зданию возле собора Святого Павла, похожему на церковь, с такими арками и остроконечными башенками. Я спросил у привратника, что за дом такой, и он ответил что-то вроде «доктор с комом».

— Докторз-Коммонз! — вскричал я.

— Ага, точно. Ну, я дал привратнику шиллинг и попросил разузнать, по какому делу прибыли два джентльмена. Через минуту он вернулся и сказал, что они громко вопили насчет упреждения особого разрешения на венчание.

— Утверждения, Джоуи.

— Утверждения, — повторил он.

— А для кого разрешение?

— Да для него самого, для Генри Беллринджера. Но вот имени леди я не разобрал.

Я пришел в недоумение и объяснил Джоуи почему.

— На ком он женится? И почему именно сейчас? Ведь сейчас, когда завещание находится у него в руках, он заинтересован в том, чтобы продать его либо сэру Дейвиду, либо претенденту со стороны Малифантов.

— Но предположим, он знал, что Барни наняли убить вас. Как изменилось бы положение вещей с вашей смертью?

— В случае моей смерти по завещанию наследницей становится Генриетта.

Я осекся и в ужасе уставился на Джоуи. Он понял ход моих мыслей, и мы оба разом вскочили на ноги.

— Но она никогда не согласится, — проговорил я. — Она…

Я умолк, осознав вдруг, что Генриетта, конечно же, считает меня погибшим. О боже! Зачем, ну зачем я решил не ставить ее в известность? Но потом в голову мне пришла следующая мысль, и я вскричал:

— Но почему Момпессоны дали согласие на брак? Какую выгоду они извлекают?

Времени на подобные раздумья не оставалось.

Я начал торопливо одеваться и крикнул:

— Беги, найми экипаж, Джоуи!

Когда он бросился к двери, я крикнул:

— Постой! На какое время Беллринджер заказал карету?

— Я не расслышал, на какой час. Но точно на сегодня.

— Тогда нам нельзя терять ни минуты.

Джоуи помчался вниз, а я открыл бюро и аккуратно уложил в карман все деньги — двадцать фунтов и несколько шиллингов, — оставшиеся от суммы, выданной мне мисс Лидией. Теперь, по крайней мере, я собирался потратить их на дело, которое она сочла бы поистине важным. Затем я сел в экипаж, нанятый Джоуи, и мы покатили на Брук-стрит.

Глава 118

Мы добрались до дома Момпессонов в половине седьмого и договорились, что Джоуи пройдет к конюшням и попробует разведать что-нибудь у конюхов. Тем временем я поднялся по ступенькам и смело позвонил в дверной колокольчик. Мне открыл лакей Джозеф (Нед), и он не узнал меня.

— Мне надобно видеть сэра Дейвида и леди Момпессон по делу чрезвычайной важности, — выразительно сказал я.

Он смерил меня скептическим взглядом, и я вдруг остро осознал, насколько непрезентабельно выгляжу: с окровавленной повязкой на голове и в испачканной кровью одежде.

— Позвольте вашу визитную карточку, сэр, — сказал он. — И я пошлю узнать, дома ли господа.

На моей карточке значилось мое вымышленное имя, поэтому я сказал:

— Доложите, что пришел мистер Джон Хаффам.

Как я и предполагал, имя, произведшее столь сильное впечатление на старого мистера Эскрита, открыло передо мной двери еще одного дома, ибо по возвращении Джозеф пригласил меня следовать за ним. Мы поднялись по лестнице и, к некоторому моему смущению, он проводил меня в Большую гостиную.

Леди Момпессон сидела на диване, а сэр Дейвид стоял рядом. Когда я вошел в дверь, предупредительно открытую передо мной лакеем, они впились в меня глазами. Казалось, при виде меня они вздрогнули — но потому ли, что узнали меня, или потому, что я являл собой столь ужасное зрелище, не знаю.

Несколько мгновений мы пристально смотрели друг на друга, а потом Дейвид бросил взгляд на мать.

Я громко задал вопрос, который, несомненно, она сама себе задавала:

— Вы узнаете меня, леди Момпессон?

— Я видела наследника Хаффама всего один раз, более шести лет назад, и тогда он был маленьким мальчиком. Строить предположения, являетесь ли вы им, совершенно бесполезно.

— Я хорошо помню нашу встречу, — сказал я. — Если учесть, что мое воскресение из мертвых гарантирует ваше право на владение имуществом, ваше нежелание признать меня представляется удивительным.

— Вы заблуждаетесь, — сказала леди Момпессон. — Похоже, вам неизвестно, что притязания наследника Хаффама — неважно, являетесь ли вы оным или нет — в скором времени будут признаны канцлерским судом незаконными.

— На каком основании? — осведомился я.

— Право наследования Джона Хаффама оспаривается, поскольку не обнаружено никаких доказательств того, что его родители состояли в законном браке, — ответила она. — Да и вообще нет никаких свидетельств рождения законного наследника у дочери Хаффама, Мэри Клоудир.

Я вспыхнул при упоминании о браке моей матери и о моем происхождении (хотя здесь не совсем понимал, что именно леди Момпессон имела в виду). Жестокая, надменная женщина! Но, по крайней мере, теперь мне стало ясно, почему они не проявляют ко мне интереса. Если наследника Хаффама больше не существует, у них остается единственный способ помешать претенденту Малифанту вступить в права наследства, а именно: представить суду завещание.