Квинтэссенция мрака

Взор раскосых глаз незнакомца был по-лунному бел и чист. Зрачков не было. Только тихо свечение и внимательная сосредоточенность на кресте. Руки, скрещенные на груди, вопреки представлениям современного человека о первобытном устройстве быта, были утончённы и чисты, как руки врача или дантиста в наши дни.

При этом в молодом мужчине чувствовалась сила. Даже мешковатый, громоздкий костюм не мог скрыть богатырского размаха плеч и рукава, закатанные до уровня локтей, подчеркивали мощные сухожилия и мышцы рук, привыкших к работе.

– Простите… – нерешительно прервал молчание Таршин, чувствуя неловкость в своём текущем образе Адама, – я, наверное, вам помешал?

Вадим не надеялся на понимание, просто вежливо обозначая своё присутствие рядом. Выглядел незнакомец столь экзотично, что молодой человек не был до конца уверен, что странный азиат поймёт его речь.

– Помешал? – мелодично хохотнул незнакомец, отвечая на чистом, русском языке и его голос нежным эхом загулял по склонам вулкана, – нет, Вадим, ты меня призвал.

– Я? – ошарашено переспросил юноша, удивляясь и абсолютному пониманию и сказочному эху, которое порождало любое слово.

– Именно ты. Место то, знаешь какое? То-то и оно! – многозначительно поднял указательный палец вверх незнакомец, – многое тут, конечно, поменялось за века. И крест непонятный поставили, однако, суть та же. А ты решил столь значимый обряд здесь затеять.

– Какой обряд? – не понял о чём идёт речь Вадим.

– Да тот самый, – ответил незнакомец и не глядя, указал на пятно крови на покрывале Таршина, – это ведь не просто «шуры-муры». Это ведь сакральный акт. Особенно если все свершилось по любви и на алтаре.

– Простите, но кто вы?

– А сам не догадался? – улыбнулся незнакомец, демонстративно прикоснувшись к бубну, – я хранитель этих мест.

– И давно вы их храните?

– Не знаю как это, по-вашему. Я спал и слышал, как говорят новые гости моей горы. Много непонятных слов. Множество лун я изучал вашу речь и в этом мне помогали разнообразные духи. Скорее всего, срок моего пребывания здесь, в вашей категории понятий, будет звучать как «века».

Хранитель неторопливо нагнулся вниз, взяв в руки белый осколок камня:

– Жаль… хороший был алтарь, – нахмурившись, проворчал мужчина, откидывая камень в сторону, – ровный, гладкий… Столько сил потратил!

Диковатого вида незнакомец изъяснялся вполне современным языком. Не было непонимания между людьми из разных эпох. То ли он действительно был развит не по нормам своего времени, то ли сон, подключая скрытые области сознания, сглаживал острые углы непонимания между ними.

Вадим понимал, что спит. Осознанные сны были ему знакомы. Поэтому, чувствуя абсолютную безопасность, Таршин принял решение задержаться в столь странном сюжете.

– Вы реальны или являетесь производным моего мышления? – спросил он Хранителя.

– Сам то, как думаешь? – вопросом на вопрос ответил азиат.

– Трудно сказать…

– А если почувствовать? Загляни к себе в душу и ответь.

Следуя совету, Таршин полностью сосредоточился на внутренних ощущениях.

Получилось далеко не сразу. Странным образом, не только слова, но и мысли, обладали своеобразным эхом, множась в голове непредсказуемыми потоками образов. Напрягая волю, Вадим всё-таки заставил функционировать мозг, в новых для него условиях. Проанализировав ситуацию, он пришёл к выводу, что сон столь высокой детализации уставшее сознание сотворить попросту не в состоянии, следовательно, всё, что происходило вокруг, было настоящим.

На измышления требовалось время. Наблюдая за ходом мыслей в голове Таршина, Хранитель внимательно и молчаливо смотрел на его потуги белыми провалами невероятно глубоких глаз.

Совершенно естественным образом Вадим поверил в реальность происходящего. Ко снам, исходя из мировоззрения эзотерика, он всегда относился предельно внимательно, выискивая в ночных образах нужные подсказки и ключи к настоящему. Сейчас, человек, пришедший к нему сквозь грёзы, был для него также реален, как и костёр, догоравший внизу.

– Я виноват перед вами или что-то нарушил? – первым делом поспешил поинтересоваться взволнованный и правопослушный Вадим.

– Да нет… – вздохнул мужчина, – для шамана, первый секс по обоюдному согласию между мужчиной и женщиной, да ещё по любви есть дело природоугодное. Неважно где случилось это деяние! Пусть и на алтаре, который посвящён Богам. Однако ваш выплеск силы был столь силён, что вырвал меня из силков вечного, осознанного сна. Не каждый ведь день на твоих останках молодые люди предаются утехам!

– На ваших останках? То есть мы…

– Да. Прямо на камнях, сокрывших моё бренное тело много лун назад.

– Вы Тофалар? Тунгус? Эвенк? – волнуясь, Вадим выдал первое, что пришло в голову.

– Это действительно имеет значение? – шаман слегка поклонился, брякнув костяными фигурками, – звать меня Мадар. И мне очень приятно познакомиться с человеком, который союзен со мной духом, хоть ты и русс!

– Вы хотите сказать, что я…

– Да Вадим, – легко увидел ход его мысли Мадар, – в тебе есть скрытый потенциал, который мешает тебе раскрыть твоя культура. Однако знай, что только в дни сильных потрясений для твоего духа, которые несут тебе ветры грядущих времён, скрытые силы проявят себя. И тогда тебе нужно будет сделать выбор…

– Какой выбор? – после некоторой паузы ошарашено спросил Таршин.

– Остаться здесь или идти дальше, – рассмеялся шаман, обнажая белоснежные, ровные зубы, терпеливо выжидавший этот вопрос от юного собеседника в интригующем молчании, – я пошёл бы дальше, например, но не могу. А с тобой поговорим позже.

– Почему не можете?

– Место то моё, – улыбнулся Мадар, словно ему пришлось только что объяснить что-то очень и очень элементарное, несмышлёному ребенку, – да и убили меня здесь. Сами Боги велели остаться.

Мадар растворил полы шкур, обнажая мощную грудь. Несколько больших, рваных дыр разрывали кожный покров, заполненные сполохами неторопливого, белого тумана.

– Кто это вас так? – Вадиму стало жаль спокойного и вежливого Шамана, которого явно умертвили насильно.

– Казачки ваши, да стрельцы, да ведун сильный с ними. Долго взять пытались, да в бою честном не одолели. Вот пищальки и принесли, – Шаман запахнул шкуры, застегнув небольшие, костяные пуговицы-палочки, – но ты не горюй, парень! Я дорого продал свою жизнь, поэтому считаю плату соразмерной.