КЖД IV

Старик усмехнулся, кивнул вперёд. Кальдур наконец разглядел их цель путешествия и тут же помрачнел.

Наверху не было ничего. Снежная шапка, ещё не растаявшая с зимы, занимала всё плато. Несколько острых вершинок торчали из-под снежной шапки, которая уже начала таять. На левой стороне виднелась трещинка, ставшая каналом для ручейка, по которому эта шапка и стечёт вниз. Поняв, что над ним посмеялись, Кальдур устало и обречённо вздохнул, зачерпнул снега и умылся им. Как только он продрал глаза, часть снежной шапки пришла в движение.

Кальдур застыл с открытым ртом.

— Что за?..

***

Снег расплавился вокруг зеркан, свернувшегося в клубок.

Стоило ему пошевелится и снежная шапка, скрывавшая его, опала, явив змеевидное тело из светоносного металла, которое засверкало на вечернем солнце ярче снежной шапки.

Кальдур застыл с открытым ртом, не понимая спит он или действительно видит. Затаив дыхание, он подошёл ближе. Стальной зверь был жив, и действительно реален, его голова остроконечной снова дёрнулась в сторону Кальдура и окончательно освободилась от снег.

Зеркан был стар, изранен, весь покрыт щербинками и трещинами, но это никак не умоляло величия и силы одного из величайших творений Госпожи.

— Зовут его Ксикс, — с ноткой веселья буркнул сзади старик. — Десять лет назад он, как и вы, пытался покорить Умудзук, в поисках… не знаю чего. Ваших "великих целей". Умудзук оказался сильнее. Предсказуемо. Раны Ксикса так и не зажили, и он остался тут.

— Почему ты не сказал тогда?.. — прошептал Кальдур.

— Ксикс не хотел, чтобы я хоть кому-то говорил, что он прячется тут. Я лишь выполнял просьбу. Потом я рассказал ему, и он задал мне тот же вопрос. Не мог успокоиться от новостей о вас. Всё мечтает увидеть небо. В последний раз. Так что... хорошо что ты сюда вернулся. Может быть, вы поможете друг другу, раз я не могу помочь вам обоим?

— О да… старик… ты даже не представляешь…

Кальдур не мог отвезти взгляда от сверкающего тела, полного осанки и величия. И грозной силы, которой хватало даже в спокойном и изучающем взгляде древнего создания.

Серая Тень внутри пришла в движения. Многоножки заструились под кожей Кальдура, он вздрогнул, сморщился, но Тень не сказала ничего. И не надо было. Внутри она ликовала.

"Верь"

Он услышал голос Розари так ясно, словно она была рядом. Снова вздрогнул, проглотил комок, подошёл ближе, протянул руку и осторожно дотронулся до сверкающей головы. Зверь ещё больше встрепенулся и подался навстречу. Голова Кальдура вдруг закружилась, словно он вдохнул слишком много воздуха.

— Ну, Ксикс? Хочешь ещё раз увидеть небо?

Виденье 40. Всё очищается огнём

Её убежищем стала грязная и вонючая канава.

Место вряд ли достойное Избранной Госпожи, но сейчас такие материи Розари волновали меньше всего.

Боль в отрубленном запястье всё ещё пульсировала и никак не хотела униматься. Розари не раз резали и кололи, она не раз чувствовала, как оружие проникает в её тело, разрывает внутренности, ломает и скребёт кости. Она знала, что такое, когда кровь покидает тело, и её остается совсем мало, ей были знакомы жар, слизывающий кожу, холод, продирающий до костей, и даже агония... Когда тело сдаётся, и единственное, что удерживает её на этом свете — это её доспех.

...Но такой раны у неё ещё не было. Красная Фурия с трудом смогла остановить кровь, но дальше исцелять повреждение не спешила — словно столкнулась с непреодолимым препятствием или сама получила рану, от которой только ещё предстояло оправиться.

Ночное небо было спокойным и звёздным, порывы ветра тревожили лес и траву вокруг. Розари приходилось прижимать руку к груди, чтобы та не попала в грязь, и не началось заражение. Она чувствовала только опустошение и слабость, холод и влажность выпивали из неё последние силы. Она старалась не потерять сознание, как могла, выравнивала рваное судорожное дыхание, пыталась не дрожать, чтобы не выдать себя, затравленно озиралась по сторонам, пыталась разглядеть хоть что-то в мешанине серой травы и кустарников.

Розари казалось, что тот мужчина всё ещё ходит где-то рядом, ищет её и охотится на неё, будто она какой-то дикий зверь или преступница. Он уже вынес ей приговор, и самое невероятное в этой ситуации то, что каким-то чудом, он был близок к тому, чтобы его исполнить.

Как она вообще могла проиграть обычному человеку? Как он оказался таким сильным и умелым? Или это она оказалась в итоге ни на что не способна? Как и говорил, мастер Лотрак…

Её то бросало в жар, то в полузабытье, из которого тут же вырывало бешенным ритмом сердца от любого шороха или щелчка ветки на раскачивающимся от ветра дереве. Поток её мыслей раз за разом возвращал её к утерянной руке. Даже после ранения чёрной стрелой, она никогда не задумывалась, что ей смогут нанести такой ущерб, который уже не восстановиться. Она привыкла к кашлю и к тому, что место у её лопатки иногда немеет и мышцы там тянет, она уже не обращала внимания на сетку грубых шрамов на руках и ногах, в местах, где она приняла чёрные лезвия в битвах у Храма Солнца и у Опалённой Тверди. Но рука...

Она что теперь останется калекой? Неужели ни черта нельзя сделать?

Ей что... всё это время просто везло? Она была уязвима и только чудом не пострадала серьёзно до этого самого момента.

Мастер Лотрак был прав.

Она не готова. И никогда уже не будет готовой.

***

— Я не хочу больше делать этого!

Маленький лоб Розари нахмурился, детские щечки надулись, она посмотрела на мастера Лотрака так грозно, будто хотела испепелить его. Как обычно, лицо учителя не выражало ничего... вообще ничего, выглядело маской, в которую ещё не вдохнули жизнь, и вряд ли вообще собираются делать это. Она не могла понять, гневается ли он на неё, разочарован в ней или пытается поддержать. И от этого злилась ещё больше.

Выносить его внимательный ледяной взгляд и такое же ледяное молчание было сложно настолько, что иногда она сама начинала кричать и просить, чтобы он сделал хоть что-то. Наказал её. Снова ударил её, как раньше. Хотя бы раз закричал на неё… Хотя бы на мгновение стал человеком.

Она снова начала махать палкой, в десятитысячный раз повторяя одну и ту же последовательность движений. Низкая стойка, блок, переход в высокую стойку, удар сверху вниз, шаг назад, короткий тычок вперёд, поворот вокруг своей оси с ударом, уход с линии атаки, снова низкая стойка.

Она не знала, как называется еда, которую приносит мастер Лотрак, не знала, как называются предметы его одежды, или цветы на поле в конце леса, где они жили, не понимала многие из его слов, когда он рассказывал что-то о Госпоже и своём жизненном пути, она даже не могла сформировать в словах то, что чувствует... Вместо этого всего, он предпочитал учить её странным словам: боевая готовность, тактика, авангард, манёвр, преимущество, честь, допрос, укрепление, позиция… И ещё тысяча прочих, более понятных, которые она могла "потрогать": название боевых приёмов, стоек, ударов и описаний движений.

Упражнения с проклятой палкой никак не давались ей, она всё время сбивалась с ритма, теряла равновесие, забывала следующее движение или совершала маленькую ошибку.

Сначала он бил её почти такими же палками, не больно, но обидно. Доводил до слё,з без интонаций повторяя одно и тоже, словно одно только это повторение в словах могло помочь ей понять, что она делает не так. А теперь он просто молчал и смотрел на неё выжидающе. И лишь иногда опускался до речей, и она подозревала, что ему совсем не нравиться говорить с ней.