КЖД IV
Шрифт:
***
Терпеть он не мог прощаний, как собственно и приветствие.
Так много он пожал в своей жизни рук, произнёс приветственных слов и явил фальшивых улыбок, что эти ритуалы теперь казались ему чем-то бесполезным и обременительным. Встретятся они ещё раз или нет — дело лишь одной удачаи.
А пока нужно занять себя работой.
Ночью он пошёл в лес к одному из своих тайников. Кряхтя и шепча ругательства вырыл мешок, сокрытый меж корневищ двух древних дубов. Достал оттуда изрядно попахивающие шмотки, снятые с мертвеца и потратил остаток ночи на их стирку и сушку. Их прежний владелец помер на поле бое и оказалось размеров близких к Дукану. Так уж вышло, что ещё тёплым он попался на глаза Дукану и разыгралась в нём бережливость и запасливость. Обычная походная одежда, без
В лучах рассветного солнца он выбрил голову только что наточенным ножом, морщась от порезов и стараясь не смотреть на любимые и ухоженные белоснежные пряди, падающие в ручей. Смахнул так же бороду, оставив ужасные кривые усы, втёр в одежду и кожу побольше пыли и грязь, опустил плечи, понурил голову, выпил пару глотков дерьмовейшего самогона и стал всем своим видом, поведением и запахом неотличим от обычного обитателя лагеря.
И если признаться — такой спуск на дно был для него всё ещё неприятным, пускай и привычным. Не то, чтобы он был влюблен в свой кошелёк, одежду и внешность, просто то, каким Дукан был в обычной жизни открывало перед ним многие двери. Мало какой простолюдин желал спорить с ним, чинить ему препятствия — это сильно облегчало все виды его деятельности.
Больше он не Дукан, а Доган, обычный крестьянский мужик, винодел и алкаш, прибившийся к отряду после взятия Кархарта. Личность, у которой можно спросить табачку, с которой поделиться выпивкой и пошленькой историей, но жизнь которого ничего не стоит и на которого всем плевать. Идеальная маскировка.
Совсем недавно его прошлая одежда сильно подвела его.
Он бы мог сопровождать Вокима, но решил, что слишком устал от бесконечных вылазок по лесам и дырам, в которых прятались остатки войск темников, решил, что ему пора отдохнуть день-другой, и отправился в лагерь.
Его отряд отборных головорезов на удивление быстро бросил оружие и потерял волю к сопротивлению, попав в примитивную засаду. Всё-таки свежие и обученные темники из нового отряда были совсем иными соперниками в сравнении с усталыми и израненными юнцами, которых они чуть ли не месяц отлавливали по лесам.
А дальше началось весельё. Стоило им забрать доспехи Дукана и хорошенько рассмотреть его недешёвую одежду и он сразу же попал в список "офицеров". Не мудрено. К обычным солдатам, если у тех не было репутации садистов и извергов, идущей впереди них, темники относились более менее, они всего лишь исполняли приказы. А вот на тех, кто отдавал те самые приказы, и лежал груз вины по их мнению. А значит, они должны были за всё заплатить.
В первый день его крепко избили.
Обычно так бьют не в целях допроса, а чтобы человек уже не поднялся. Казнь в сущности, медленная и довольно болезненная. Отбили ему рёбра, печень, почки, голени, всё лицо превратили в кровавую кашу. Было так тяжёло и больно дышать, он думал, что второй день уже не переживёт.
Пережил. Даже с учётом, что его продолжили бить, не жалея сил. Правда уже на опыте — так чтобы он пока не сдох, но уже появилась желание разговаривать.
И конечно же он говорил. Говорил без умолку, как только они начали слушать, а не бить. Молчать в таких ситуациях — просто глупо. Да, есть масса легенд и прекрасных баек, как великие герои и героини, выдерживали чудовищные муки, но не выдавали своих...
Всё чушь.
Если ты хоть раз видел настоящий допрос, то знаешь — ломаются все. Вопрос, конечно, времени и таланта палачей, но если последние не полные имбецилы и не заряжены на скорую расправу — любой человек сломается. Да и какая разница, если не сломался ты, то сломался твой товарищ, и они всё равно узнают всё, что хотели. А ты зазря лишился зубов, носа, ушей, или чего похуже.
Дукан говорил со спокойной совестью.
Многого он не знал, а многое просто не было тайной. Таков был уклад лагеря Вокима и его офицеров. Если какие-то тайные планы у него и были, то он в слух их не озвучивал, держал в голове, обсуждал только с действительно близкими и проверенными людьми. Поток правды позволял Дукану держаться на плаву и восстанавливать силы, и это был единственный
шанс удержать внутри куда более опасные знакомства с Избранными Госпожи и их дела, которые как ни крути должны были оставаться в тайне как можно дольше.Если бы дошло до них, Дукан бы ещё попробовал помолчать.
Проклинал бы себя за это, если бы пережил. Покалеченные руки, ноги, пальцы и внешность остаются с тобой навсегда, их уже особо не поправишь, если нет приятеля-чудотворца, конечно.
И самое забавное — у Дукана был другой выход из всей этой ситуации. Они не тронули запрятанные в одежду драгоценности, не сняли кулон и оставили Ниврока на его запястье. Интересно, сколько людей эта волшебная удавка бы успел убить, прежде чем темники поняли в чём дело? Он бы мог забрать их генерала с этим странным именем, его офицеров, ну или сделать что-то такое... что они уже не забудут.
А мог бы отдать приказ задушить себя. Вряд ли внутри этой штуки есть хоть какая-то подобие личности, которой бы этот приказ не понравился.
Хорошо, что не отдал. Пригодиться для королевы. Хоть какой-то выйдет толк.
Пока одежда сохла прямо на его теле, он, греясь у костра, и потягивая трубку погрузился в свои мысли.
Был когда-то у него сын.
Мало кто знает об этом. Плод его неуёмной и молодой любви с дочерью пекаря. Бастард, особо не нужный ни одной из семей. Девчонка, с которой Дукан немало отмиловался в амбаре, да и её родичи выглядели совершенно нормальными людьми. Будь у них хоть какая-то родословная, отец Дукана быть может и позволил бы им жениться. Ничто не предвещало беды, и даже рождение такого ребёнка никто не воспринял, как нечто неприятное.
Только вот ребёнок был неприятным.
Словно на голову ему осёл наступил или что-то такое случилось. Лишён он был напрочь способности послушаться. Ни розги, ни ремни, ни чего потяжелее, ни разговоры, ни угрозы не помогали ему набраться ума разума.
В тринадцать лет семья пекаря сдала его назад Дебонарам, потому что уже не могла справиться. Юнец начал пить, и если в трезвом уме он был невыносим, то на хмеле превращался в настоящего демона. Его пробовали учить, Дукан в том числе, но то ли все они оказались паршивыми учителями, то ли на мальцы была самая настоящая печать Мрака.
Кончил он плохо.
Был заколот неизвестным за одной Госпоже ведомо какую обиду. Врагов у него было столько, что Дукан даже сейчас, со всем его опытом и знаниями, просто бы не смог найти убийцу.
***
Вернулся он к обеду.
В лагере было уже так много красно-белых, что он даже припомнил городскую ярмарку в Соласе много-много лет назад.
Шатры командиров окружили настолько плотным кольцом стражи, что даже у него хватило ума не пробовать пробраться туда или хотя бы постоять поближе и погреть уши. Не спасла бы даже раздобытая где-нибудь красно-белая форма и каменное лицо, так они были бдительны и подозрительны. От фанатиков и дебилов, набранных с городской стражи, с которыми они столкнулись в столице, не осталось и следа. Жалко конечно, но теперь стоило вести себя предельно осторожно. Не из-за того, что его жизнь была в опасности, а чтобы у него оставалась возможность добраться до жизни королевы, если придётся.
Переговоры длились с обеда до самого вечера, несколько раз в шатёр заносили кувшины и скудную трапезу, несколько раз туда заходили новые чины в красно-белой форме. Разговор был напряжённым, это чувствовалось по лицам стражников и редким выкрикам изнутри шатра. Дукану оставалось только гадать, что там происходит и припоминать свой опыт в подобных встречах.
Когда речь заходит о власти и её делёжке — границы у людей слетают напрочь. Нет сильнее хмеля, способного запудрить голову, и к которому будет тянуть хлеще тяги к воде с попойки. Там бы он смог увидеть её истинное лицо. Лицо безумицы, которая жаждет лишь того, чтобы все вокруг плясали под её дудку, словно марионетки, и уже не готова отказаться от будоражащего чувства всемогущества. Либо глаза усталого человека, который грезит о том, как тяжёлая гора ответственности за чужие жизни и будущее покидает его плечи, хотя бы на секунду, чтобы он мог вздохнуть спокойно... но который понимает, что жизнь истечёт быстрее, чем бремя его власти.