Лабиринт для Минотавра

Отпрыск играл с дырчатыми кубиками, сложная конструкция испускала из отверстий струйки пара. Оторвавшись от игры, он тоже посмотрел на Минотавра, улыбаясь как знакомому. Минотавр погладил рукой собственный идеально голый череп.

И вновь необъяснимое искажение произошло с Минотавром: ему казалось, будто он, приближаясь к играющему отпрыску, становится крошечным, и достаточно протянуть руку, чтобы ухватить его и поместить среди дырчатых кубиков словно фигурку.

Почувствовав, как подопечный замедляет шаг, Вергилий взял его под руку:

– Следует поторопиться. Скоро наша очередь на очистку.

– Очистку? – Минотавр отвел взгляд от отпрыска, и того тут же заслонили ходившие по коридору возвращенные. Наваждение с искажением масштабов испарилось. – Что за очистка? Я не хлорелла, чтобы меня очищать.

Вергилий хмыкнул:

– Так мы называем процесс реабилитации возвращенных. Сейчас ваша очередь предстать перед… пантеоном. Им будет определено ваше дальнейшее местопребывание вне пределов Санаториума.

– Вы не предупредили об этом, – резко бросил Минотавр. – То есть это не прогулка, а судилище?

Вергилий смутился, принялся разглаживать подол хламиды.

– Видите ли, – сказал он, – всякое случается… поверьте горькому опыту… возвращенные порой болезненно реагируют… а время не терпит, у нас повышенная нагрузка, поток нарастает…

– Вам не хватает планомерности, – сурово указал Минотавр. – Впрочем, не мне судить о делах ваших. Где судьи?

– Судьи? Ах вы об этом… Видите ли, Минотавр, они не вполне судьи, вам следует подготовиться, собраться… Хоть и времени капля…

Бормотания Вергилия сбили с толку. Они остановились перед массивным люком, похожим на те, которые разделяли жилые отсеки толкача и активную зону движителей Кузнеца, что наводило на подозрения относительно истинных намерений лоцмана. Минотавра захлестнула безумная мысль – а не является ли Вергилий истинным вершителем судеб возвращенных, оценивающим их пригодность к жизни? Если его вердикт такого права не подтверждал, то Вергилий по совместительству исполнял роль палача, заманивая отбракованный экземпляр в зону абсолютного распада, где термоядерный синтез так распыляет тело и разум, что им больше не грозит возвращение.

Мысль действительно имела температуру безумия не меньшую, нежели в движителях Кузнеца. Когда массивный люк неожиданно легко распахнулся, а из отверстия пахнуло влажностью, Минотавр, стряхнув сжимавшие локоть пальцы Вергилия, набычившись и стиснув кулаки, нырнул в туманный полумрак, намереваясь высказать судилищу все, что он о них думает… конечно, если их вердикт пойдет вразрез с его планами. То, что память о прошлой жизни пока не восстановилась, Минотавра не смущало, а даже усугубляло положение судей, присвоивших право вершить судьбы тех, кто толком не мог понять – откуда они и кем являлись до прискорбной своей кончины.

5. Вердикт

Под ногами хлюпало безукоризненно воспроизведенное болото, там и тут темнели кусты, топорщились деревья, стелился туман. Минотавр, однако, и мысли не допускал, будто хоть что-то из пейзажа существует в действительности. Материально воспроизводить подобное – задача нетривиальная, как подсказывала ему не память, не знание, а интуиция. Впрочем, он не стал доискиваться до источника убежденности в том, что видит всего лишь имитацию, а шел дальше по отмеченной светящимися грибами тропинке, пока не оказался на полянке, где его ждали.

Меньше всего Минотавр ожидал встретить их. Три фигуры возвышались над ним, точно сплетенные из плотного дыма, не имея четких границ, зыбкие, но осязаемые. Их наполняла материальность высшего рода, перед ней пасовало даже то, что можно взять в руки, ощупать, обнюхать, попробовать на вкус.

Перед Минотавром возвышались Справедливость, Милосердие и Целесообразность. Их идеи мозг выдал без сомнения, как и должно при встрече с гипостазисами.

– Подойди и выслушай благую весть, что уготовлена тебе, – прогрохотал гипостазис Справедливости. Дымная фигура изогнулась, колосс решил поближе рассмотреть стоящее у его подножия крошечное существо. – Он отмечен пороком и преступлениями, – вынес приговор гипостазис, и Минотавра пронзил холод такой глубины, что он обхватил себя за предплечья, пытаясь унять дрожь.

– Что творил, не ведал он, – мягко возразил гипостазис Милосердия, – а ведал когда, то оправдание искал и находил в бремени долга, что лежал на нем.

– Полезный, – подытожил гипостазис Целесообразности.

Затем гипостазисы склонились друг к другу, их дымные тела соприкоснулись, меж них лениво зазмеились молнии, отмечая высший тип общения, непостижимый для разумных существ. Минотавр поймал себя на том, что смотрит на них с разинутым ртом, стало стыдно, ведь кто-то мог притаиться в кустах и подглядеть столь недостойную картину – распущенный рот, готовый словить насекомое, и струйку липкой слюны. Он даже осмотрелся и, к немалому изумлению, обнаружил – да! именно так и есть – за ним наблюдали, причем вполне открыто, дерзко и насмешливо.

Все тот же отпрыск с копной растрепанных волос стоял поодаль, скрестив руки на груди. И здесь, в неверном свете сумрачного леса Телониус отметил еще одну важную деталь – во что он одет. Это был древний скафандр, когда-то бело-оранжевый, теперь выцветший до состояния, когда вещь, как ни вычищай, выглядит нечистой и неопрятной.

Отпрыск нисколько не смутился от того, что Минотавр обнаружил его присутствие, даже наоборот – будто этого ждал – вытянулся во весь невысокий рост и принялся махать руками – нечто знакомое, но слегка подзабытое. Лишь глядя на старательно артикулирующие губы, Минотавр понял – отпрыск использует весьма архаичный стиль жестикуляции.

И. О.

Ио? Что такое «ио»? Или где такое Ио? Пояс астероидов? Телониус покачал головой, надеясь, что тайный подсказчик поймет его недоумение. И он, кажется, понял, так как шлепнул себя по губам, словно стирая ошибочное слово, и на этот раз получилось иначе:

В. Н. Р.

Акцентировку гласных звуков он упускал, то ли копируя стиль бывалых космоплавателей, то ли просто не владея нужными жестами. Минотавр проделал дополняющую операцию и получил:

ВеНеРа. Венера. Венера!

Тем временем гипостазисы завершили совещание, молнии угасли, и дымная Целесообразность склонилась к Телониусу, обдав его сложными запахами. В них смешались болотистая чащоба и нагретые долгой работой механизмы.

– В Пояс астероидов на рудники направляешься ты. Ариадны рудник пребывания место. Оборотов десять стандартных обязательный срок.

– Постойте! – Минотавр отчаянно замахал руками, возвращая внимание гипостазисов. – Я не хочу в Пояс астероидов! Я не желаю копать мертвые камни, я хочу творить новый мир! Отправьте меня на Венеру, если необходимо, готов отработать больший срок. Прошу! Требую!

Над ним склонился гипостазис Справедливости:

– Это нарушит наш приговор справедливый, ибо никто, кроме нас, не ведает, где из пятнадцати лун великих и малых тот, кто вернулся, должен работу свою совершать, дабы трудом беспорочным благо творя во славу того, чье имя не вправе никто в суете опорочить.

– Но предупреждаем, – проворчал гипостазис Целесообразности, – вердикта ослушаться вздумается если тебе, подобных управа имеется на – о клайменолях помни, о возвращенный.

– Время быстро промчится, и не заметишь, как вновь обретешь ты свободу, вольный так поступать, как ум тебе твой безупречный подскажет, – завершил речь триады гипостазис Милосердия.