Лабиринт странников: Исповедь чародейки
Шрифт:
Другое здание вряд ли уступало по роскоши первому, но отличалось тем, что было отделано розовым кварцем. В него вели массивные двустворчатые ворота, перед которыми стояли двое стражей.
Я оглянулась на Фиэру, и та кивнула мне на селамлик. Но прежде, чем я направилась к нему, поймала моё запястье и развернула к себе.
– Никогда не забывай, – сказала она, взяв в ладони моё лицо, – только Академия всегда будет помнить о тебе.
Я кивнула, только чтобы поскорее избавиться от неё и двинуться навстречу своей судьбе.
И тут же эхом прошелестело в голове:
«Помни, кто всегда заботился о тебе».
Оправив юбки и плотнее прикрыв лицо, я двинулась ко входу в дом.
Стража и не думала задерживать меня, но как только я прошла мимо, один из воинов, до того казавшийся каменным истуканом, снялся со своего места и двинулся следом за мной.
Войдя внутрь, я немного растерялась, запутавшись в обилии лестниц и дверей, но он тут же направил меня.
Мой проводник и пальцем не прикасался ко мне – как будто я была больна. Направление он указывал только рукой.
Так мы поднялись на второй этаж, и, обогнав меня, он жестом приказал обождать – а сам постучался в резные двери, которыми заканчивался коридор.
Поклонившись тому, кто находился внутри, он сообщил моё имя, и я услышала уже знакомый мне голос:
– Войди.
Вопреки собственным ожиданиям, в следующей зале я увидела сразу двоих мужчин.
Одним был тот самый, кого называли Вороном. Он сидел, раскинувшись на подушках, в домашнем одеянии из невесомых лепестков разноцветного шёлка, и потягивал из пухлой пиалки какой-то согревающий напиток.
Рядом с ним, чуть в отдалении и в тени, стоял ещё один мужчина в таком же одеянии, сухощавый и высокий. У него была короткая, изысканно подстриженная бородка, а руки он держал скрещенными на груди.
– Сними покрывало, – велел мне Ворон. Я подчинилась. Я видела, как нахмурился второй, разглядывая моё лицо. – Ну, как тебе, Хасан?
Тот приблизился и помедлил, внимательнее разглядывая меня. Потянулся взяться за подбородок, но замешкался и обернулся к Ворону, как бы испрашивая разрешения. Тот кивнул, и моё лицо оказалось в руках незнакомца. Он поворачивал его так и сяк, как будто ставил задачей разглядеть каждую пору на коже.
– Грубая, как кухарка.
– Что поделать, выбирал не в школе кадин.
– С кожей и волосами что-нибудь сотворим. Но вот нос…
– Мне нравится её нос! – неожиданно возразил Ворон, но от этой нежданной защиты я лишь ещё более ощутила себя вещью в их руках. – Пусть будет как есть. Подойди сюда, – он поманил меня к себе, а когда, высвободившись из рук его помощника, я шагнула к оттоманке, щелчком пальцев указал на пол перед собой.
Я замешкалась. Никто и никогда, даже когда я была всего лишь дочкой небогатой горожанки, не заставлял меня вставать на колени перед собой.
И всё же мне хотелось попасть в этот дом. Да и сам Ворон зачаровывал меня разрезом своих не по-мужски красивых глаз.
Я подобрала юбки, которые накрутили на меня, и неторопливо, пытаясь изобразить изящество и жалея, что мне не довелось обучаться магии душ, опустилась на колени между его ног.
Ворон коснулся кончиками пальцев моей щеки. Едва заметно поморщился, но провёл вниз и, взяв моё лицо в ладони, приподнял, заставляя смотреть на себя.
– Ты
понимаешь, зачем ты здесь? – спросил он.Я отвела взгляд, хотя мне хотелось смотреть и смотреть в туманную глубину его зрачков.
– Нет, мой господин, – сказала я. – Знаю лишь, что вашему… – я замялась, не зная, как к нему обратиться, – сиятельству нужен маг.
– Сиятельству… – фыркнул Хасан, – как ты говоришь с принцем крови?!
– Хасан! – Ворон оборвал его, приказав молчать жестом одной руки. Затем снова посмотрел на меня. – Мне нужен магический страж, – почти что мягко сказал он, – тот, кто чувствует приближение угрозы из других миров и умеет их предотвращать.
– Это я, – подтвердила я, обрадовавшись, что, по крайней мере, здесь его устремления и мои таланты в самом деле совпали.
– Но это не всё, – продолжил он. – Ты станешь моей наложницей и будешь сопровождать меня… везде. В доме, в разъездах, при дворе… Даже когда я захочу развлечься со своей женой.
Я сглотнула.
– Если такова ваша воля, господин принц, – силясь скрыть разочарование, сказала я. Мне не нравилось, что есть какая-то «жена».
Ворон тем временем обернулся к помощнику и произнёс:
– Нужно будет преподать ей уроки этикета. Займись. И покажи всё, что может быть необходимо. Ты знаешь, что делать.
Тот поклонился в очередной раз и кивнул.
– Да, мой господин, – затем посмотрел на меня и, указав на дверь, распорядился: – Пойдём.
Меня снова вывели во двор. Хасан махнул ожидавшему за воротами экипажу, и кучер хлестнул лошадей по спине. Карета тронулась, и мне показалось, что невидимый клинок отрезает меня от прошлого навсегда.
Хасан тем временем и не думал ждать, пока я приду в себя. Я явно не нравилась ему, и только воля Ворона пока ещё сдерживала его от того, чтобы грубо подтолкнуть меня вперёд.
Поймав взгляд Хасана, я поспешила двинуться через двор сама и, направляемая его рукой, вскоре вошла в ворота второго дворца.
Великолепие холла обрушилось на меня как водопад, оглушило как гроза. Я изумлённо оглядывала золотые арки и убегавшие от них прочь коридоры и лестницы, а Хасан тем временем, твёрдо взяв меня за плечо, направил к ещё одной широкой лестнице, ведущей на второй этаж.
За ней находилась зала, из которой три арки открывали также три коридора. Но, заглянув в каждый из них, я обнаружила, что все три выглядят абсолютно одинаково – мне показалось даже, что у меня двоится в глазах, когда я увидела ряды одинаковых дверей, убегающих прочь. Все они были обшиты серебряными инкрустациями, все имели нефритовые ручки. Все были богаты, безлики и казались дверями тюрьмы.
– Слева покои тех, кого облагодетельствовал принц Ворон, – пояснил Хасан. – Справа – тех, кого он получил в подарок или купил просто так.
– Отлично, – не выдержала я, – к каким отношусь я?
Хасан раздражал меня точно так же, как и я его.
– Прямо, – он подтолкнул меня вперёд, и когда уже я двинулась по коридору, всё же соизволил объяснить: – Ты не обучена и не годна для того, чтобы скрашивать его досуг. Ты не так красива, как другие жёны, и очень груба. Я, как управитель дома, не могу позволить господину проводить время с такой… простушкой… – последнее слово он выдохнул так мягко, что в нём прозвучало презрение.