Лабиринт

Поселок состоял из расставленных как попало, без какой-либо видимости порядка больших надувных куполов из армированного пластика, которые обычно используются в качестве временных хранилищ. Условия для постоянного проживания людей обеспечить в них было невозможно.

Вездеход въехал в поселок.

– Куда едем? – спросил Лаваль.

Серегин посмотрел по сторонам.

– Притормози-ка, – велел он.

Когда машина остановилась, инспектор перегнулся через борт и обратился к проходившей мимо фигуре, закутанной в серый балахон, с надвинутым на лицо капюшоном:

– Скажите, уважаемый, где мы можем найти господина Кула?

Фигура в балахоне, никак не отреагировав на обращенные к ней слова, проследовала мимо.

– Ну и порядки здесь у них, – мрачно процедил сквозь зубы Серегин.

– Не расстраивайтесь, господин инспектор, – сказал сидевший рядом с ним Мэй. – Может быть, этот был глухонемой.

– Или женщина, которой не понравилось, что вы приняли ее за мужчину, – заметил с переднего сиденья Шагалов.

– Давай к центру, – инспектор ткнул пальцами в плечо ухмыляющегося Лаваля. – К тому красному куполу.

У красного купола их ожидала группа колонистов, один из которой, в отличие от остальных, одет был не в серый балахон, а в темно-коричневый, аккуратно подогнанный к его тщедушной фигурке халат.

– Где найти Кула? – не поднимаясь с сиденья, рявкнул Серегин, едва только вездеход остановился.

– Меня называют здесь Провозвестником, – смиренным голосом сообщил одетый в халат.

Инспектор перелез через борт и знаком велел десантникам выходить из машины.

– Мне все равно, как вас здесь называют, – сказал он. – Мне нужен управляющий колонии Бенджамин Кул.

– Главой нашей общины являюсь я, – все тем же тихим, смиренным голосом, не поднимая от земли опущенных глаз, сообщил Кул. – Если вам угодно, можете называть меня Кулом, хотя уже давно, покинув мир, я оставил это имя.

– Отлично, господин Кул. Я инспектор Департамента колоний Серегин, – инспектор показал Кулу свое удостоверение. – Плановая проверка.

Кул легким жестом руки отстранил протянутую Серегиным пластиковую карточку.

– Я знаю, кто вы. Мы ждали вас. Мне поведал о вас Господь.

– Ну, а о том, что мне у вас не понравится, Господь вас тоже предупредил? – скривил рот в презрительной усмешке инспектор.

– Надеюсь, мне удастся развеять все ваши сомнения. Не желаете ли вначале осмотреть наш Храм? – Кул сделал приглашающий жест рукой.

– Меня больше интересует, как живут ваши люди. Временные надувные ангары не лучшее место для жилья, – инспектор сразу же избрал жесткий, агрессивный стиль общения.

– Братья и сестры нашей общины непритязательны в быту, их вполне устраивает то, что они имеют. Но вы, конечно же, сможете увидеть все, что пожелаете.

– Существуют определенные нормы жилья для людей, и нарушать их не имеет права никто, ни под каким предлогом.

По своему опыту Серегин знал, что управляющие инспектируемых колоний всегда стремятся вначале продемонстрировать проверяющему все то положительное, что у них имеется. Но, если сразу же зацепиться за какой-нибудь, пусть даже самый незначительный огрех, то управляющий мгновенно теряет почву под ногами, начинает лепетать какие-то невразумительные оправдания, и после этого уже не составляет большого труда убедить его в том, что он совершенно не справляется со своими обязанностями и дела его колонии идут хуже некуда.

К удивлению Серегина, Кул повел себя совершенно иначе. Он подошел к инспектору почти вплотную и тихим, но властным голосом произнес:

– По-моему, господин инспектор, нам с вами не стоит выяснять отношения на глазах у своих подчиненных. Это ни вам, ни мне не пойдет на пользу. Давайте для начала пройдем в мой кабинет и переговорим с глазу на глаз.

Кул открыл дверь купола и жестом пригласил инспектора войти.

Секунду подумав, Серегин решил, что в предложении Кула, пожалуй, есть свой резон. Смять колонию на РХ-183 – он не сомневался в этом, – не составит большого труда. Однако, Кул – противник, похоже, достаточно сильный и опытный, – вполне способен прилюдно разыграть сцену, про которую десантники потом будут рассказывать анекдоты.

– Оставайтесь здесь, – велел он десантникам и шагнул за порог.

Кул последовал за ним, прикрыв за собой дверь.

Лаваль откинул задний борт вездехода, и четверо десантников уселись на импровизированную скамейку.

В нескольких шагах от них неподвижно застыли три фигуры, облаченные в подвязанные красными веревками балахоны.

Мэй достал из-под заднего сиденья коробку с лимонадом и выдал каждому по банке.

– Эй, ребята, – окликнул Шагалов колонистов. – Угощайтесь.

Серые балахоны даже не шелохнулись.

Кабонга снял с головы пилотку и раскрутил ее на пальце.

– Не нравится мне здесь, – негромко произнес он.

– И что же конкретно тебе не нравится? – спросил Мэй.

– Все, – коротко и конкретно ответил Кабонга. – Например, их серые балахоны, под которыми запросто можно спрятать не то что парализатор, а даже небольшой трассер.

– Исключено. Планета безжизненная, а значит, оружие в колонию не поставляется.

– А для чего, по-твоему, существует контрабанда?

– Они только тебя и ждали, чтобы выпалить наконец из контрабандного трассера, – рассмеялся Шагалов.

– Смейся, – серьезно ответил Кабонга. – А мне все равно было бы спокойнее, если бы на мне была не парадка, а полевая форма с бронепластиковой подложкой.

Глава 8 Одни неудачи

Вернувшись к вечеру на корабль, Кийск первым встретил Кабонгу, который уже успел скинуть столь нелюбимую им парадку и теперь бегал по кораблю, раздражая взгляд инспектора, в продранных на коленях штанах и зеленой майке на узких лямках.

– Ну как, может быть, сегодня повторим? – шутливо толкнул он Кийска кулаком в плечо.

– Только не сегодня, – устало покачал головой Кийск.

Он так и не нашел пещеру с вездеходом. В ту ночь, когда они с Кивановым убегали со станции, дорогу выбирал Борис, но Кийску казалось, что он хорошо ее запомнил. Возможно, вход в пещеру засыпало обвалом.

Соглашаясь на предложение Штраггратерна, Кийск главным образом думал только о том, что наконец-то обретет свободу. Во время полета он наслаждался полученной свободой, не слишком задумываясь над тем, что ему предстоит. Теперь же он с полной отчетливостью сознавал, что если не найдет Лабиринт, то недели через две его свободе наступит конец. И у него не было абсолютно никаких идей, как вести поиски.