Лабиринт

Виконт Тренкавель обернулся к нему. Кто-то вскрикнул, слуги бросились ему на помощь, и кто-то позвал Элэйс.

Он чувствовал поддерживавшие и направлявшие его к двери руки. Выплыло из тумана и снова растаяло лицо Франсуа. Показалось, будто он слышит ее голос: Элэйс что-то говорила, приказывала, но как будто бы издалека и на незнакомом, непонятном языке.

— Элэйс, — позвал он, протянув руку в темноту.

— Я здесь. Мы отнесем тебя в постель.

Сильные руки подняли его, ночной воздух во дворе охладил лицо, потом его подняли по лестнице.

Они двигались слишком медленно. Каждый приступ боли, скручивавший внутренности, был сильнее предыдущего. Он чувствовал, как расходится по телу зараза, отравлявшая кровь и дыхание.

— Элэйс, — прошептал Пеллетье, теперь уже с испугом.

Едва оказавшись в отцовских покоях, Элэйс послала Риксенду найти Франсуа и принести из ее комнаты нужные лекарства. Еще двух слуг отрядила на кухню за драгоценной водой.

Отца уложили на кровать. Она стянула с него испачканную верхнюю одежду и сложила в стороне, чтобы ее сожгли. Зараза, казалось, сочилась у него из всех пор. Приступы поноса становились чаще и тяжелее, вынося теперь из внутренностей большей частью кровь и гной. Элэйс приказала жечь в очаге цветы и травы, чтобы забить дурной запах, но целые горы лаванды и розмарина не могли скрыть правды.

Рнксенда проворно принесла все нужное и помогла Элэйс смешать толченые ягоды красного терна с горячей водой, чтобы получилась жидкая мазь. Стянув всю грязную одежду и прикрыв отца новой тонкой простыней, Элэйс из ложки влила лекарство в бледные губы больного.

Первую ложку он проглотил — и его сразу стошнило. Она попробовала снова. На этот раз он сумел проглотить и удержать лекарство в себе, хотя все его тело сотрясали судороги.

Время перестало существовать, не двигалось ни быстро, ни медленно. Элэйс делала все, чтобы замедлить развитие болезни. В полночь в покои зашел виконт Тренкавель.

— Как он, Элэйс?

— Он очень болен, мессире.

— Тебе что-нибудь нужно? Врачи, лекарства?

— Еще немного воды, если можно! И я довольно давно послала Риксенду за Франсуа, но он так и не вернулся.

— Все будет сделано. — Тренкавель через ее плечо заглянул на кровать. — Отчего он так быстро поддался?

— Трудно судить, отчего эта болезнь сражает одного и обходит другого, мессире. Здоровье отца было подорвано трудностями похода в Святую землю. Он особенно подвержен брюшным расстройствам. — Она помолчала. — Даст Бог, это не пойдет дальше.

— Нет сомнений, что это «болезнь осажденных»? — угрюмо спросил виконт.

Элэйс покачала головой.

— Это грустно. Пошлите за мной, если будут какие-нибудь перемены.

Час от часу отец ее все слабее цеплялся за жизнь. Случались минуты просветления, когда он, кажется, понимал, что с ним происходит. Но большей частью он не сознавал, где он и кто он.

Ближе к рассвету дыхание больного стало прерывистым. Задремавшая над ним Элэйс услышала перемену и мгновенно встрепенулась.

— Filha…

Она пощупала его лоб, руки и поняла, что осталось недолго. Горячка покинула тело, оставив предсмертный холод.

«Душа его рвется на свободу».

— Помоги… — выговорил он, — …сесть.

С помощью Риксенды Элэйс сумела приподнять отца. Болезнь за одну ночь превратила его в старика.

— Не разговаривай, — прошептала она. — Не трать силы.

— Элэйс, — мягко упрекнул он, — ты ведь знаешь, мое время пришло.

В груди у него что-то плескалось, клокотало при каждом вздохе, глаза провалились, на руках и на шее проступили коричневатые пятна.

— Ты пошлешь за Совершенным? — Он сумел разлепить пожелтевшие веки — Я хочу умереть по-хорошему.

— Тебе нужно утешение, paire? — осторожно спросила Элэйс.

Он растянул губы в бледной улыбке, на одно мгновение снова став прежним Пеллетье.

— Я внимательно слушал слова добрых христиан. Я отлично знаком и с melhorament [103] и с consolament… — Голос у него сорвался. — Я родился христианином и хочу умереть им, но не в грязных объятиях тех, кто во имя Божие принес войну к нашим дверям. Милостью Господа, если я прожил не слишком дурную жизнь, я буду принят на Небесах с другими славными душами.

103

Ритуал благословения верующего Совершенным при встрече.

Его прервал приступ кашля. Элэйс в отчаянии обежала глазами комнату. Отослала слугу предупредить виконта, что отцу стало хуже, и, едва тот вышел, обратилась к Риксенде:

— Надо найти Совершенного. Раньше я видела их во дворе. Скажи, здесь человек нуждается в утешении.

Риксенда с ужасом уставилась на нее.

— Тебя не в чем будет обвинить — ты просто посыльная, — попыталась утешить девушку Элэйс. — И тебе не обязательно возвращаться с ними.

Отец шевельнулся, и она снова повернулась к ложу.

— Скорей, Риксенда. Поспеши!

Элэйс склонилась над отцом.

— Что, paire? Я здесь, с тобой.

Он пытался заговорить, но слова застревали в горле. Элэйс влила ему в рот немного вина и вытерла платком растрескавшиеся губы.

— Грааль — это слово Господа, Элэйс. Ариф объяснял мне, но я тогда не понял. — Голос его дрожал. — Но без мерель… без истинного лабиринта… Это ложный путь.

— Что — мерель? — настойчиво прошептала она, не понимая.

— Ты была права, Элэйс. Зря я упрямился. Надо было отпустить тебя, пока было время.

Она пыталась найти смысл в его словах. Или он бредит?

— Какой путь, отец?

— Я его не увидел, — бормотал он. — Теперь уж не увижу. Пещера… ее мало кто видел.

Элэйс развернулась к двери:

«Где же Риксенда!»

В коридоре послышались торопливые шаги. Вбежала Риксенда, за ней двое Совершенных. Старшего Элэйс узнала: этого смуглого мужчину с жесткой бородой и мягким взглядом она встречала в доме Эсклармонды. Оба были в темно синих одеяниях, перепоясанных веревочными поясами с пряжками в виде рыбы.

Мужчина поклонился ей:

— Госпожа Элэйс! — И сразу перевел взгляд на кровать. — Это твоему отцу, кастеляну Пеллетье, нужно утешение?

Она кивнула.

— Он может говорить?

— Найдет силы.

За дверью вновь послышался шум, и на пороге появился виконт Тренкавель. Элэйс встревоженно обернулась к нему.

— Мессире… он просил позвать Совершенного… Отец хочет умереть достойно, мессире.

В его глазах мелькнуло удивление, однако виконт приказал закрыть дверь.