Лабиринт

Толик улыбнулся, вот бы увидеть малышку своими глазами. Интересно на кого ребенок похож, на меня или на неё. Да, ради этого стоит жить. Он отбросил винтовку подальше в сторону и вышел из-за кустов с поднятыми руками. На запястьях его рук защелкнулись наручники. Лара от шока пришла в себя и бросилась на Толика, пытаясь ударить его в лицо. Но ей не дали сделать это, её остановили два милиционера.

– Ты похитил и убил мою сестру. Убийца. Стрелял в Виктор Михайловича и хотел убить меня. А я дура тебя полюбила, будь ты проклят. Погубил, сломал мою жизнь. Откуда только взялся на мою голову. Как только таких людей земля носит. Тебе не уйти от справедливого наказания, будешь в тюрьме сидеть, там твоё место.

Анатолий смотрел на девушку, которая могла стать его жизнью, но судьба распорядилась иначе. Он не обращал внимание на её причитания, в его глазах не было пылающего огня, в них была отрешённость, пустота, колючий ледяной холод.

– Лариса, я не убивал твою сестру. Скоро ты узнаешь всю правду, а сейчас прощай.

И Толика под конвоем повели к милицейскому катеру.

Глава 21

Да воздастся каждому за грехи их содеянные, за поступки бесовские, за мысли заблудшие. Оступился вставай, будь сильным, верь в себя, в свои силы и мысли. Только тогда ты сможешь выжить и найти выход из лабиринта ада. Вот и всё, пошла, покатилась жизнь Толика под откос, а жить то ещё не жил. Осужден был Громов по трём статьям УК, на девять лет колонии строгого режима и был этапирован в глубинки Красноярского края. В его личном деле стоял штамп с красной полосой «Особо опасный преступник». Как не пытались опера выбить признания с пристрастием, где он добыл винтовку с патронами, результат был нулевой. Он все отрицал, купил "игрушку" на рынке в Московии, а вот продавцы адрес обратный свой не оставили. Так, что помочь при всем желании в этом вопросе следствию, он не имел никакой возможности. Колония находилась в суровых забытых Богом и людьми краях. Бараки были построены из деревянных брусьев. В каждом бараке размещалось по сто человек. Соловая, изолятор, баня и помещение для хворых были расположены отдельно от бараков. В больнице работали несколько врачей из вольно наёмных. Вся территория по периметру была огорожена сеткой рабицей, высоким деревянным забором, и рядами колючей проволоки. Часовые на вышках, смотровая полоса, собаки прогуливались по предзоннику. Жил площадь от промзоны была отделена забором с двумя рядами колючей проволоки. Посередине были большие металлические ворота и помещение ДПНК. С воли на территорию промзоны заходило две нитки узкоколейки. Вагоны с кругляком леса, загоняли для разгрузки, в пустые вагоны загружали распиленный брус, доски, балки. На десяти пилорамах работы производились круглосуточно. После рабочей смены усталость была во всем теле, тяжелый физический труд. Отказников трудовой дисциплины ждал изолятор, ПКТ, отправка в другие колонии. Питание было скудным, не зря есть жаргонное выражение « баланда», и от каторжных работ на «Лесоповале» кони дохнут. Толик лежал на деревянных нарах в бараке, ему не спалось. Он думал, взвешивал шаг за шагом свою прожитую жизнь. Вспомнился куплет дворовой песни.

«Теперь сижу как полагается на нарах, Читаю письма, что мне пишет тётя Клара, Курю дешёвый Симферопольский табак, И рассуждаю кто был умный, кто дурак».

Где же оступился, где? Он задавал себе вопросы не находя на них ответы. Конечно, сейчас все было бы иначе, а тогда не хватило стратегии в этом деле. Не верь, не бойся, не проси, с этим девизом ему предстояло пройти девять лет жизни суровых испытаний. Здесь в неволе он думал только о Галине и о дочери. Когда Лара узнала правду о гибели своей сестры, то прямо в зале суда попросила прощение у Толика. Он был свидетель и обвиняемый. Посадили Виктор Михайловича и его подельников на большие срока. Всех посадили, по закону и справедливости. Хотя Толик считал себя невиновным и осужден не по закону, а по ментовскому беспределу. Дуэль с Виктор Михайловичем была честной и справедливой. Не он первый стрелял, а его чуть не убили. И если бы тогда на острове он не выстрелил в ногу «финансиста», то выстрелили бы в него. Так, что Толик защищался. В данной ситуации другого выхода не было. Хотя у правосудия были другие доводы и взгляды, они изолировали его от общества на девять лет в лагеря, признав особо опасным преступником. Почему то Лариса была совершенно безразлична Толику, а вот воспоминания о Галине волновали его сердце. Может быть это и есть любовь? Тогда почему же раньше, о ней не думал? Лишь здесь в неволе понял, что она дороже всего ему на свете. Жаль не повернуть время вспять, сам зачеркнул своё счастье, свою любовь, свою жизнь. Появилось желание броситься на запретку под перекрестный огонь автоматчиков, чтобы уйти из этой жизни в страну счастливых грёз. А как же Галя и дочь? А разве я нужен им?

Напиши ей письмо и спроси её об этом. Не могу. Почему не можешь? Если она узнает, что я зек, она со мной даже разговаривать не станет. Да и какой смысл молодой красивой женщины меня ждать столько лет. Каждому человеку жизнь только раз дана. Ты хочешь сказать, что всё, списанный материал? Да, я так считаю. Идиот ты форменный, а это уже не лечится. Давай прекратим ненужный никому трёп. « Рад бы в рай, да грехи не пускают».

– И Толик заскрипел зубами от злости на самого себя.

Шло время, а человек привыкает и адаптируется в любых условиях. Он понял одно, что не в состоянии изменить виток судьбы своей жизни. В колонии подъём был в шесть утра, в шесть тридцать завтрак, а в семь часов построение на работу. Толик проживал во втором отряде и работал в первую смену. Прапорщик охрипшим голосом кричал в микрофон мегафона, по отрядам разобрались, становись по пятерочкам. Первый отряд выход на работу в промзону. Было холодно, около сорока градусов мороза с ветром. Стеганные фуфайки не сильно греет. Осуждённые переминались с ноги на ногу, и каждый думал о своём проклиная судьбу злодейку. У ворот они остановились и было слышно как началась перекличка пофомильно.

Второй отряд на выход, поступила команда прапорщика. Их отряд сопровождали двое младших инспекторов (это сейчас так называют вертухаев), которые шли в несколько метров от колонны. Толик шел в середине строя, в шеренге с края и думал о Галине. Неожиданно он вышел из строя и столкнулся с младшим сержантом.

– Куда прёшь, "козёл"? "Шнифты" что ли повылазили, пошёл на место в строй.
– Грубо сказал служивый.

Это было серьёзное оскорбление и сказавший за свои слова должен ответить. Толик среагировал мгновенно. От сильного удара в лицо инспектор как сноп рухнул на плац. Второй закрутился на месте не зная, что делать. А потом включил рацию и заорал, что нападение на сотрудника. Из дежурки выскочил начальник ДПНК и несколько человек охраны. Они понимали, что ситуация может выйти из под контроля.

– Что остановились? Продолжаем движении, всем на работу. С инцидентом мы сами разберёмся. А Вы осуждённый пройдете с нами в опер часть. – Сказал капитан.

Инспектора приводили в чувства, он никак не мог прийти в себя. Толика привели в опер часть в кабинет майора Талыгина, в сопровождении двух охранников. За столом сидел полный, лысеющий мужчина лет сорока. На лице не было никаких эмоций. Казалось, что ему совершенно все безразлично. Он внимательно изучал дело Толика.

– Присаживайтесь осужденный Громов.

– Благодарю, начальник.

– Вы подняли руку на работника ГУИН, младшего сержанта Лякишева. Которому врачи сейчас оказывают медицинскую помощь. Своё заключение они выдадут в письменном виде о побоях, которые Вы причинили нашему сотруднику. Уже понятно, что у него сотрясение мозга и глаза заплыли кровавым синяком. Полагаю, что за содеянное деяние срок года три Вам добавят, а может и больше.

– Он спровоцировал меня оскорблением, назвал "козлом", и за базар ответил. Сотрудник ИТК при исполнении своих служебных обязанностей не имел никакого права так разговаривать с осуждённым. А у меня свидетелей пол отряда, и пацаны за меня подпишутся.- Ответил Толик.

– Грамотный смотрю, уже освоился. Могу это дело замять, если согласишься быть нашим осведомителем. Будешь выполнять наши небольшие поручения. Да и работёнку тебе хлебную подберём. Соглашайся, а там глядишь останется пару лет отсидки и по УДО можешь освободиться. Обещаю замолвить словечко, когда подойдёт время.

– Начальник, давай прекращай "тухлый базар". Лучше инструктаж проводи своим «церберам», а не меня шантажируй и не бери на "понт".

Лицо майора покрылось красными пятнами, на лбу выступили капли пота. Он улыбнулся, посмотрел в упор на Толика и едко сказал:

– И не таких крутых в стойло ставили. Ваше право отказаться, вижу, что в блатные лыжи навострил? Не захотел хлеб с маслом с наших рук кушать, будешь довольствоваться баландой. А мы найдём более сговорчивых и покладистых, угодных нам заключённых. Так было и так будет всегда. Дежурный.- Крикнул майор.

С красной повязкой на рукаве в кабинет зашел прапорщик, на ней было написано помощник дежурного по ДПНК.

– Вот постановление, которое я выписал на осуждённого Громова. Заключить его под стражу в ШИЗО и разместить в ПКТ, до решения суда за нападение на сотрудника ИТК. Выполняйте.

– Осуждённый на выход.- Скомандовал прапорщик.

– В сопровождении двух инспекторов его повели по тропе к изолятору. Как только он зашел на территорию изолятора, то его уже ждали пять человек охраны. Кто-то сзади ударил Толика по голове резиновой дубинкой. Последнее, что он помнил, это как закрыл руками лицо и прижал локти к телу, что бы защитить почки и печень. Очнулся он в камере, его туда затащили и бросили на бетонный пол. Сильная боль расплывалась по всему телу. Казалось, что все кости перебиты, сломаны, раздроблены. С большим трудом он поднялся и сел на нары. Ему вспомнилась басня Крылова "Волк и Ягнёнок". "У сильного всегда бессильный виноват. Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать. Сказал и в темный лес Ягнёнка поволок".