Лабиринт

Так и случилось. Лампочки загорались примерно через каждые сорок шагов — Люси почти автоматически отсчитывала их, успевая прикрыть глаза рукой прежде, чем снова вспыхнет свет. Это мельтешение начинало порядком раздражать. Наверное, поэтому она и не обратила сразу внимание на странно ведущий себя тапок. А потом оказалось поздно, да и бессмысленно — ей нечем было даже подвязать решившую распроститься с подошвой обувь, пока та окончательно не потеряла подмётку. Теперь жалкие остатки выданной в тюрьме пары тапок оставалось только выбросить, вернее, оставить в бесконечных коридорах Лабиринта — больше они ни на что не годились.

Босые ноги не слишком-то обрадовались холодному полу, но особого выбора ни у них, ни у Люси не было. Вскоре ступни немного согрелись от ходьбы. Однако стоило подумать о том, что делать дальше. Вероятно, придётся пожертвовать частью костюма, скрутив из штанин что-то наподобие портянок, чтобы хоть немного защитить ноги — и от холода, и от других возможных неудобств в виде мелких камушков и грязи — не везде же пол будет таким гладким и относительно чистым. Тем более что справа, впервые, как она спустилась по лестнице, появилось первое ответвление.

Здесь свет горел постоянно, зато коридор начал выписывать такие кренделя, будто его устроители задались целью куда-нибудь пристроить имеющийся у них в большом количестве камень и не придумали ничего лучше, как собрать его здесь, настроив выступы и тупики. У Люси появилось ощущение, что она никогда не выберется из этого воплощения чьей-то безумной фантазии — настолько запутанным казался Лабиринт в этом месте. И совершенно не располагал к неожиданным встречам.

Сначала Люси услышала странный звук, похожий на тихое журчание. Её уже давно мучила жажда, и мысль о том, что за очередным поворотом, до которого оставалось пара шагов, может находиться источник воды — примерно такой же, как тот, что уже встретился ей раньше — добавила ногам дополнительной прыти. Но действительность оказалась куда прозаичнее: вместо вделанного в стену крана она увидела справляющего нужду мужчину. Это настолько не вязалось с той картиной, что уже любезно подкинуло ей воображение, что Люси застыла на месте, некультурно открыв рот. Незнакомца же такое внимание нисколько не смутило; он продолжал спокойно делать своё дело, только поинтересовался скучающим голосом:

— Что, члена никогда не видела?

— П… простите… — Люси, покраснев, немедленно отвернулась.

— Да смотри, мне не жалко, — равнодушно отозвался мужчина.

Спустя несколько мгновений все смущающие звуки прекратились, зашуршала одежда, и только тогда Люси осмелилась снова повернуться к незнакомцу. Тот неторопливо собирался: похлопал себя по карманам, словно проверяя, всё ли на месте, отдёрнул камуфляжную куртку, теперь расстёгнутую, подхватил с пола рюкзак. Стало понятно: сейчас он уйдёт, скроется за очередным поворотом, и она снова останется одна. Эта мысль так напугала её, что Люси, не совсем отдавая себе отчёта в том, что делает, шагнула вперёд и, схватив мужчину за предплечье, с отчаянием в голосе попросила:

— Пожалуйста, подождите!

— Чего тебе? — не слишком любезно откликнулся тот, однако уходить всё же не спешил. Это придало ей немного уверенности.

— Можно я пойду с вами?

Она узнала его. Именно этот человек стоял в колбе напротив, сверля её тяжёлым мрачным взглядом. Вблизи он показался ещё опаснее, чем через стекло — то ли из-за разницы в росте, то ли потому что Люси разглядела наконец его глаза: серые и холодные, без единой эмоции, то ли от таящейся в его теле силы, которую она почувствовала, лишь прикоснувшись к напряжённой, готовой в любой момент отразить нападение руке. И тем не менее сводящего с ума одиночества Люси боялась больше: оказаться совершенно одной в незнакомом, полном опасностей месте — то ещё испытание для психики. К таким поворотам жизнь её не готовила. Она не была избалованной, не росла нежным, оберегаемым от малейших сквозняков цветком. Но у каждого человека есть свой предел, после которого ему потребуется поддержка и помощь, потому что лимит собственных сил оказывается исчерпан. Обычно в такой момент принято обращаться к родным и друзьям, а если они находятся за много миль и, возможно, даже не подозревают, как сильно нужны сейчас? Утопающий хватается и за соломинку, какой бы странной она ни была. Стоящий перед Люси мужчина вряд ли отличался покладистым характером, да и явной доброты в его взгляде не наблюдалось, однако он не сделал ей ничего плохого, не пытался убить или изнасиловать — аргумент, конечно, так себе, но в сложившихся обстоятельствах даже этого было достаточно, чтобы довериться.

— Мне и так неплохо, — прозвучало в ответ.

— Простите, что навязываюсь, — быстро заговорила Люси, боясь, что незнакомец, не дослушав, уйдёт. — Но…, но мне так страшно. Я не знаю, почему оказалась здесь, куда нужно идти. Обещаю, что не буду вам обузой, просто пойду рядом. Я больше не могу бродить тут в одиночестве. У меня ничего нет, простите, нечего вам дать, но я сделаю всё, что вы скажете, я…

— Отсоси мне.

— Чт…

— Ты слышала — отсоси мне.

— Я не… простите… — Люси отчаянно затрясла головой, словно пытаясь вытрясти из неё только что услышанные слова. Дура, как можно было надеяться, что от неё потребуют чего-то другого?

— Как хочешь, — безразлично пожал плечами мужчина и повернулся к ней спиной, намереваясь продолжить свой путь. Внутри мгновенно всё всколыхнулось от отчаяния и страха, перед глазами встали бледные, осунувшиеся лица родителей — такими она видела их на суде, губы едва слышно прошептали:

— Я согласна…

Незнакомец остановился, сбросил на пол рюкзак, подпёр спиной стену. Люси с ужасом поняла, что он не собирается ей ни в чём помогать. Пришлось подойти самой, опуститься на колени, дрожащими пальцами расстёгивать крохотные пуговицы на ширинке, приспускать бельё, доставать уже наливающуюся возбуждением чужую плоть… Она старалась не думать о том, что делает: это был первый в её жизни минет, даже Рену не перепадало подобной ласки — Люси не отличалась излишней брезгливостью, но в этом плане перебороть себя не могла. Впрочем, Акацки тоже не радовал её разнообразием в постели. А сейчас она удовлетворяет ртом человека, которого видит второй раз в жизни, почти сразу после того, как он… Пришлось на мгновение прерваться, чтобы сделать несколько быстрых вдохов, загоняя противный горький комок обратно. Её не торопили, странным образом практически не реагируя на совершаемые действия, и Люси, закрыв глаза, почти сумела абстрагироваться от происходящего.

Реальность вернулась с терпким солоноватым привкусом на языке. Ещё не совсем понимая, что случилось, чисто инстинктивно, чтобы не захлебнуться, она проглотила вязкую субстанцию, но в следующее мгновение, отшатнувшись, склонилась над полом, освобождая желудок — организм отказался принимать неприятную жидкость. Когда рвотные спазмы прекратились, Люси почувствовала, как её не слишком любезно схватили за плечи и оттащили куда-то в сторону, почти насильно вложили в руку бутылку с водой, приказали не терпящим возражения тоном:

— Умойся, прополощи рот и отпей пару глотков.

Едва она закончила, тут же поинтересовались:

— Когда ты ела в последний раз?

— Не знаю, — слова давались пока с трудом, собраться с мыслями было ещё труднее. — В тюрьме попала на завтрак, а потом меня похитили Вестники… Сколько хожу по Лабиринту, не знаю…

Незнакомец никак не отреагировал на её рассказ, возможно, просто принял его за голодный бред, потому что бутылку довольно быстро заменили на брикет в шуршащей упаковке:

— Ешь медленно, маленькими порциями.

Люси развернула плитку: шоколад. Осторожно откусила кусочек, с удовольствием ощущая, как он тает во рту. Поспешила сглотнуть сладкую слюну и закашлялась.

— Я же сказал — медленно, — сердито цыкнул на неё спутник и, подхватив подмышки, поставил на ноги. — На ходу жевать будешь.

Она не стала возражать, хотя противная слабость так и не прошла. Впрочем, довольно скоро от неё не осталось и следа — шоколад сделал своё дело, подзарядив энергией. Люси съела почти треть плитки, остальное бережно завернув обратно: не известно, перепадёт ли за время пути на её долю ещё хоть немного еды, поэтому следует особенно бережно расходовать то, что у неё уже было.

Незнакомец бодро и уверенно шёл впереди, словно точно знал, куда именно нужно идти. В отличие от своей попутчицы, он не нырял в многочисленные боковые ответвления. Люси не сразу заметила у него в руках свёрнутый в несколько раз листок бумаги, с которым мужчина периодически сверялся. Она не стала его ни о чём спрашивать, и так догадавшись — это была карта. В её рюкзаке тоже, скорее всего, лежала такая же. Пожалуй, тогда, приземлившись в лужу, Хартфилия повела себя опрометчиво, не попытавшись найти потерянные при падении вещи. Но сейчас сожалеть об этом было глупо, да и кто сказал, что она смогла бы воспользоваться исчерченным непонятными знаками листом — читать карты Люси не умела, так что с вероятностью сто процентов блуждала бы по Лабиринту точно так же, как и без этого клочка бумаги.