Лабиринт

Ахмед с тихим рычанием погнул вилку, потом схватил меня за волосы и потащил на веранду. Гости стояли в полной тишине и смотрели на экраны — там, на красной ленте, перекинутой через ветку дерева, раскачивался труп мужчины в камуфляжном костюме с залитым кровью лицом. Словно насмешка, в кадр попадала сама лента, а на ней белыми буквами написано "финиш".

Но я уже не смотрела на экраны — я увидела Максима. Он приближался к дому со стороны леса, слегка прихрамывая, с ружьем в одной руке и окровавленным ножом в другой. Гости притихли, они тоже смотрели на него. А у меня колени начали подгибаться.

— У нас за воротами несколько тачек с Воронами, Ахмед, — тихо сказал Марат. — Если он отсюда не выйдет — начнется бойня.

Но я слышала его, как сквозь вату. Я на Макса смотрела, как он проходит мимо гостей, и те шарахаются от него, как от прокаженного. В каком-то мистическом ужасе, словно от смерти. Он и был похож на смерть. Бледный, даже издалека видно, насколько. Перепачканный кровью, в разорванной рубашке. Захотелось закричать, но крик застрял где-то в районе сердца. Ахмед прижал вилку к моему горлу.

— Не дергайся, тварь. Марат, скажи нашим, чтоб ему дали подняться. Не стрелять.

Тот что-то рявкнул на своем языке в рацию, а Ахмед продолжал царапать мою кожу вилкой. Музыка смолкла, и я слышала только биение своего сердца. Когда дверь открылась и Макс зашел в комнату, я громко всхлипнула, но Ахмед сильнее сжал меня под ребрами. Максим остановился в дверях, и я, тяжело дыша, смотрела на его лицо и чувствовала, что именно сейчас готова разрыдаться, но что-то останавливало меня. Что-то в его взгляде. Страшное. Нечеловеческое. Никогда его таким не видела. Он смотрел на них на всех исподлобья. Словно готов разорвать на части голыми руками… и самое жуткое, что я в этот момент ни на секунду не усомнилась в том, что он может это сделать. Он не в себе. На какой-то тонкой грани перед окончательным безумием… у него в зрачках жажда их смерти. Не из мести. А именно азарт убийцы… он все еще там. В том лесу. Прикидывает, как быстрее уложит каждого в этой комнате, и по тому, как дрогнула рука Ахмеда, поняла, что это чувствую не только я.

— Тише, дорогой. Не надо нервничать. Опусти ружье. Ты честно выиграл. Умница, — проговорил Ахмед, разжимая руки и выпуская меня, — твой приз цел и невредим. Зачем нам ссорится и начинать войну? Ахмед всегда играет по-честному.

Он толкнул меня в спину, а Макс молчал, не шелохнулся. Я бросилась к нему, обняла рывком и тихо заскулила протяжным "ммммм", уткнувшись лицом ему в грудь. Его сердце билось с бешеной скоростью у меня под щекой.

И я наслаждалась этим стуком, еще не позволяя себе разрыдаться. От облегчения внутри все сжалось в судорожной агонии радости — он жив. Я вдыхала его запах, смешанный с потом, кровью и сигаретами. Дрожала от сумасшествия. Не веря, что это конец. Что он здесь. Рядом. Пришел за мной. Пришел, как и обещал. Прижалась к нему всем телом, но Макс не обнял меня. Так и продолжал смотреть на них. Наконец отшвырнул нож, и Марат с Рустамом вздрогнули.

— Деньги на мой счет переведешь. Славика мне отдашь. Я сам скажу, где и когда.

Потом грубо схватил меня под руку.

— Пошли.

* * *

Макс молчал всю дорогу, а я смотрела на него, и слезы катились по щекам сами, застилая глаза. Потянулась, чтобы вытереть кровь с его скулы, но он отшвырнул меня обратно на сиденье, продолжая смотреть на дорогу. Он в каком-то странном и показном спокойствии. Похож на робота, а не на человека. Только руки слегка подрагивают, и сбитые костяшки пальцев кровоточат. Я не хотела думать о том, что там было. Не хотела думать о том… что он был вынужден делать, чтобы вытащить нас оттуда. Я только чувствовала дикое напряжение, повисшее в воздухе, и его состояние. Он не здесь. Не в этой машине. Он там. И его все еще трясет от выплеска адреналина. Врубил музыку, закурил. От громкого звука начали болеть уши, пульсировать в висках. Басы грохотали даже в легких и в сердце. Только у меня внутри все грохочет намного оглушительнее. Инстинктивно понимаю, что сегодня все изменится для меня.

Мне нечего было сказать в свое оправдание. Ни единого слова. Все прозвучит жалко и ничтожно. Одного "извини" мало. Да и не нужно оно ему. Не услышит. Если бы дал к себе прикоснуться. Если бы посмотрел на меня… Но он не смотрел. Только скрежетал сжатыми челюстями. В какой-то момент мне даже захотелось наброситься на него, тряхнуть несколько раз, закричать, разрыдаться, но я не смела. Как ребенок, который совершил ужасную ошибку и знает, что последует наказание, я молчала.

Даже не спросила, куда мы едем. Не следила за дорогой. Только на него. Жадно и нагло, пожирая каждую черту лица и чувствуя, как уносит, как монстры внизу живота сходят с ума и рвутся наружу. Смотрела на этот заострившийся профиль и четкую линию губ, на желваки, играющие на скулах. На царапины, ссадины… раны на руке и на бинт, пропитавшийся кровью. Слезы сами по щекам бегут, я даже их не смахиваю. Моргнуть боюсь. Мне кажется, что взмах ресниц что-то изменит в этой тишине, и станет еще хуже. Ему. Потому что Максу плохо. Я это кожей чувствую, каждой порой. Он взорвется. Вопрос времени, когда и как, и не убьет ли меня взрывной волной.

Макс вдруг резко затормозил, паркуясь, и меня качнуло вперед. Он, так же молча, вышел из машины, обошел ее, распахнул дверцу с моей стороны и вытащил меня за руку. От прикосновения подогнулись колени и по телу прошла волна электричества. Мелкие, острые разряды, сквозь кожу к оголенным нервам.

Только сейчас увидела, что мы возле его дома. Привез к себе.

Лифт не работал, и мы поднимаемся по лестнице. Он ведет, а я иду покорно следом, и сердце бьется во мне везде. Я вся стала сплошным сердцем, которое стучало в такт каждому шагу. Держит за руку крепко, замком сцепив пальцы, до боли.

Макс открыл дверь ключом, пропуская меня вперед. Потом закрыл ее за нами. Я так и стояла позади него, прижавшись к этой двери спиной, не решаясь войти.

— Прости, — очень тихо, почти неслышно. Скорее себе, чем ему.

Он бросил ключи на комод и вдруг резко повернулся ко мне и ударил по щеке так сильно, что голова склонилась к плечу, а волосы упали на лицо. Во рту появился металлический вкус крови. Я молча смахнула волосы, вытирая разбитую губу, прижала к щеке ладонь, глядя на Макса сквозь туман слез и какого-то неестественного возбуждения.

Замахнулся снова, и я зажмурилась, когда его кулак врезался в дверь над моей головой. Медленно открыла глаза и вздрогнула всем телом, увидев его лицо настолько близко — смотрит мне в глаза, опираясь рукой на дверь. Очень бледный, как мел, и взгляд все тот же — тяжелый, исподлобья, только теперь к нему добавился лихорадочный блеск. А у меня от его близости крышу сносит и мурашки бегут по коже. Страшно и горячо. Жжет каждый вздох, и кислород потрескивает разрядами электричества. Я слышу этот треск, я его впитываю порами, он меня изнутри поджигает и горло дерет, как от жажды. Макс опустил взгляд на мои губы, которые я тут же нервно облизнула, потом на шею и на грудь.

Поднял руку и разодрал платье от горла до пояса. Мелкие пуговицы покатились по полу, как бусины. Я всхлипнула и сильнее вжалась в дверь. Смотрит на кружевной лифчик, а у меня соски от этого взгляда сжались до боли и задрожали колени. Рванул чашечки вниз обеими руками, обнажая грудь. Я дернулась, но Макс схватил меня за горло, не давая пошевелиться.

— Поздно. Вот теперь уже поздно.

Посмотрел снова мне в глаза, и я задохнулась… Никогда не видела такого взгляда — голод и безумие. Дикость в чистом виде. Зрачки расширены, и в них мое отражение. Его трясет. Я эту дрожь не только чувствую, я ее вижу, а он и не скрывает. Словно убить хочет и сожрать одновременно. Дышит очень громко, со свистом. И адреналин в моих венах превращается в кипящую лаву, дымится кожа. Голод передается мне… до боли внизу живота, до лихорадки. И я уже слышу это рваное дыхание в унисон. Наше дыхание. Только мне все еще кажется, он не со мной. Видит меня, слышит, чувствует, но он не со мной. Мне страшно от этого взгляда. Похоть в нем граничит с одержимостью и ненавистью, а ладонь на моем горле сжимается все сильнее. Он уже не может остановиться. Такой момент ощутим на физическом уровне — когда действительно уже поздно, а за спиной мосты не просто горят, они полыхают, и я это пламя необратимости в расширенных зрачках вижу. Перехватила его руку за запястье, когда дышать стало невозможно. Вот он, Зверь. Сейчас я его видела во всей красе лично. От Макса не осталось и следа, только животные инстинкты и трепет ноздрей, словно принюхивается к добыче, прежде чем ее разорвать. И с ужасом понимаю, что не боюсь. Я хочу его. Именно такого, дикого и страшного. Хочу это безумие. Он его обещает мне взглядом, которым пожирает мою грудь с напряженными сосками, сжимая челюсти и тяжело дыша.

— Игры закончились, — сказал хрипло и, подхватив меня за талию, понес в спальню. Распахнул дверь ногой, швырнул на постель прямо в туфлях. Я инстинктивно попыталась приподняться, отползая назад, но Макс схватил за лодыжку и подтащил к себе. Содрал с себя рубашку, глядя на меня голодным взглядом, от которого я быстро лечу в пропасть, и дух захватывает от этой скорости. Набросился на меня, задирая подол платья на талию, срывая трусики, раздвигая мне ноги коленом. Быстро, грубо в дикой лихорадке. Я не сопротивлялась, но в груди нарастал вопль отчаяния. Он же не со мной сейчас. Он в себе. Он в своей жуткой тьме. Меня там нет, а я хочу быть там с ним. Сжала руками его лицо.