Лабиринты наших желаний

Она повесила ключи на крючок в коридоре, поставила сумку на банкетку и, переобувшись в домашние тапочки, посеменила на кухню.

— Хорошо, что ты уже пришла, — весело сказала Инна Васильевна, стоя возле скворчащей плиты. — А я вот котлеток как раз нажарила. Будешь? С чесночком.

Вообще-то готовила Инна Васильевна не очень, по крайней мере на Ксюшкин вкус. Ксюша не любила ничего жареного или жирного, и чеснок не слишком уважала, а вот её квартирная хозяйка наоборот. Но сейчас девушке просто очень хотелось есть, и было всё равно, что именно закидывать в себя.

— Буду. Только руки помою.

— Это правильно… А я пока пюрешечку сделаю.

Пюрешечка… Боже, какое это, оказывается, вкусное слово.

На первых порах, начиная жить с Инной Васильевной, Ксюша с трудом её выносила. У женщины был явный прогрессирующий климакс, и как следствие, отвратительный характер. Она терпеть не могла громких звуков, не разрешала водить гостей, ворчала, если Ксюша приходила домой позже девяти вечера, и неважно, по уважительной причине или нет. Да и в целом была раздражительной особой.

Через полгода подобной жизни Ксюша решила съехать, и была крайне поражена, наткнувшись на сопротивление со стороны Инны Васильевны. Той, как оказалось, нравилась её квартирантка, и она не хотела, чтобы Ксюша уезжала. Пообещала вести себя скромнее и даже снизила плату. Правда, гостей водить всё равно не разрешала. Но Ксюше и не особенно были нужны эти гости. Куда их водить-то? В эту старую полуразвалившуюся квартиру? Да и… друзей у неё было не так уж и много.

А ещё через полгода Ксюша и Инна Васильевна почти подружились. С тех пор так и существовали — в какой-то странной, недоступной для других людей гармонии. Но наверное, после подобных ситуаций все сближаются. Трудно не сблизиться…

Ксюша тогда решила дать шанс одному ухажёру. Подумала: четыре года была затворницей, может, хватит? И ответила на ухаживания приятного молодого человека по имени Григорий, с которым познакомилась в холле офиса и который с тех пор стал подсаживаться к ней на обеде.

Гриша работал двумя этажами ниже и был действительно приятным в общении. Одно свидание, другое, третье… На четвёртом он не выдержал и стал недвусмысленно настаивать на сексе. «Мне нужно время», — сказала Ксюша серьёзно, и ей показалось, Гриша понял. Увы…

На восьмом свидании, выпив чуть больше положенного и взявшись проводить её до дома, Гриша вновь завёл разговор об их отношениях в горизонтальной плоскости. Ксюша ответила то же, что и раньше. Гриша замолчал, нахмурившись, а позже, когда они подошли к Ксюшкиной квартире и она открыла входную дверь, вдруг впихнул девушку внутрь, процедив: «Ну хватит уже кобениться».

И неизвестно, чем бы дело закончилось, но, услышав шум, из кухни вышла Инна Васильевна. Сразу поняв, кто тут виноват, она долго размышлять не стала — схватила скалку и треснула Гришу по голове. Не сильно, но ему хватило, чтобы отпрыгнуть от отчаянно сопротивляющейся Ксюшки и зашипеть.

— А ну! — Инна Васильевна грозно потрясла скалкой перед носом у парня. — Сдриснул отсюда! И чтобы больше я тебя здесь не видела!

Повторять дважды не пришлось, убежал Гриша быстро. На следующий день попытался попросить у Ксюши прощения, но она отказалась с ним разговаривать и начала носить с собой электрошокер на всякий случай.

Вот так у неё окончательно отбили охоту встречаться с парнями…

— Ксюня! — заорала с кухни Инна Васильевна. — Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста! Слышишь?

— Слышу, — тоже крикнула Ксюша, вытирая мокрое лицо полотенцем. Быстро взглянула на себя в зеркало. Уставшее бледное лицо, брови широковаты, нос длинноват, губы пухловаты, а глаза так вообще — как две дырки от пуль на лице. Чёрные, зрачков не видно. И что они все в ней находят? Грудь, что ли? Она у неё довольно большая…

— Ксюня-я-я!

— Да-да, иду…

*

Котлеты были толстенькие, пышненькие, пахнущие чесночком. И слегка подгоревшие с одного бока. Инна Васильевна скромно положила Ксюшке две штуки подгоревшими бочками вниз, и девушка, добравшись до этих мест, закопала остатки — или останки? — поглубже в пюре. Пюре выбросить можно, а вот несъеденные котлетки Инна Васильевна ей не простит.

После ужина желудок Ксюши в ужасе начал просить минералки, пришлось выпить целую бутылку «Ессентуков» и на всякий случай заесть её таблеткой активированного угля. Уголь, как и подорожник, никогда не бывает лишним.

— Я на следующей неделе в командировку, — сказала вдруг Инна Васильевна. — В Пермь.

— Далеко, — заметила Ксюша меланхолично, выкидывая опустевшую бутылку в мусорное ведро.

— Да, не близко, — согласилась хозяйка квартиры. — Неохота… Но надо.

Инна Васильевна была представительницей почти вымершей ныне профессии «инженер». В командировки она ездила редко, но метко — неделями отсутствовала. И как бы странно это ни прозвучало, но Ксюша даже скучала по ней в это время. С Инной Васильевной было как-то веселее жить.

— Что-то ты мутная, — хозяйка квартиры прищурилась, изучая Ксюшу. — Случилось чего?

— Да так, — усмехнулась девушка, наливая чай в кружку. — У вас, Инна Васильевна, нет знакомой ведьмы?

— Хм. Я похожа на человека, у которого в подругах может водиться ведьма?

— Не очень. Но вдруг?

— Вдруг бывает только «хрюк».

— Это называется «эвфемизм», — брякнула Ксюша, опускаясь на табуретку и, наткнувшись на удивлённый взгляд Инны Васильевны, пояснила: — Когда какое-нибудь слово в фразе заменяют на другое, более нейтральное. «Хрюк» вместо «пук», например.

Собеседница оживилась.

— А если «нефритовый жезл»? Вместо сама знаешь чего.

— И это тоже. Значит, нет ведьмы? — Ксюша вздохнула. — Жаль…

— А тебе зачем?

— Да отворотное купила бы у неё.

— Интересно, — протянула Инна Васильевна. — Девушки обычно просят приворотное, а ты отворотное собираешься. Не люб ухажёр?

— Угу. И женат.

— У-у-у.

— И с детьми.

— Вот козёл! — возмутилась женщина. — Нефритовый жезл ему оторвать!

Ксюша засмеялась.

— Это без меня как-нибудь. Из меня отрыватель жезлов примерно такой же, как забиватель гвоздей.

Инна Васильевна тоже захихикала, вспомнив, как Ксюша однажды решила повесить картину на стену, но в итоге картина так и осталась неповешенной, зато сама девушка скакала по квартире, словно горная козочка, со всей дури вмазав себе по пальцам молотком. С тех пор ничего вешать или не дай боже чинить Ксюша не бралась.

— Ну а всё-таки. Чего делать-то будешь?

— Не знаю, Инна Васильевна…