Лабиринты памяти

– Смотрела «Фонтан»? – беззаботно спросил Алекс. Он расстелил плед за одной из технических башенок и присел, открывая ноутбук.

Ника покачала головой и опустилась рядом.

– Очень философское зрелище, но ты вполне можешь оценить, – усмехнувшись, он протянул ей наушник.

– О-о-о, не говори, что нужно что-то там домысливать. Я воспринимаю только сухие факты.

И следующие два часа они провели за просмотром фильма в полном молчании. Алекс обнимал ее за плечи и периодически усмехался, утыкаясь носом ей в щеку, когда замечал скептическое выражение на ее лице.

– Он посадил сухое семечко, – констатировала Ника, вздернув брови. – Зачем он посадил сухое семечко? Он же не дурак.

Алекс рассмеялся и, закрыв ноутбук, отставил его в сторону.

– Он хотел вырастить новое древо на ее могиле и посадил су-хо-е, – не унималась Ника. – Он же понимает, что ничего не вырастет?

– А может, там и не должно ничего расти? – пожал плечами Алекс. – Он не мог смириться со смертью жены, и, если бы дерево выросло, он так бы и не смирился. Оно бы символизировало для него ее вечную жизнь.

– Не понимаю, что в этом сложного, – буркнула Ника. – Человек умер – всё, баста, надо жить дальше. Здесь уж точно ничего не сделаешь. Какой смысл терзать себя всю жизнь?

– У тебя нет сердца, – прыснул Алекс. – Или ты никогда никого не любила.

– Не любила, – просто кивнула она, и на долю секунды ему стало досадно. – Но однажды, между прочим, я кое-кого пригласила на свидание.

– Ты-ы пригласила? Постой-постой, а не тот ли это был день, когда летом снег пошел?

– Да ну тебя. – Ника рассмеялась, задевая его плечом.

– Извини. – Алекс придал лицу серьезное выражение. – Я просто представить не могу, чтобы ты кому-то знаки внимания оказывала. Расскажи, мне интересно.

– Он был эрудитом…

– Ботаник, что ли?

– Ну не-ет, не иронизируй. – Ника скорчила гримасу, и Алекс жестом изобразил, что застегнул рот на замок. – Мне казалось, он знал обо всем на свете. Но он не был ботаником, хотя носил такие классные очки в коричневой оправе.

– И это все, чем может понравиться парень Нике Харт-Вуд?

– Он был старше. Выпускник. И я видела, как он общается с другими девчонками: так свободно. Они его любили. А меня он тайком провожал из балетной школы. Даже цветы дарил. Иногда мы подолгу болтали в библиотеке. Мне было интересно с ним, и он отвлекал от многого. Поэтому я набралась смелости и пригласила его.

Ника посмотрела на Алекса и вымученно улыбнулась. А ему жутко захотелось стать тем парнем и получить от нее приглашение.

– И как все прошло?

– Не было ничего, я не пришла.

Веселье в ее глазах погасло, и она вновь стала серьезной и задумчивой. Ника закуталась в плед и отодвинулась от него. Попахивало переломным моментом, и Алекс почти точно был уверен, что знает эту историю. Он взял ее за руки, с усилием разжав пальцы, которые она успела сцепить в кулаки:

– Эй, вернись ко мне.

Какое-то время Ника молча смотрела на него, а потом кивнула:

– Я расскажу.

– Не обязательно…

– Расскажу. Потому что все, что со мной случилось, случилось по моей вине. Я… я тоже все начала сама.

Твою мать. Значит, Мари и об этом рассказала.

– Незадолго до того, как Мэтти (так его звали) стал за мной ухаживать, Рита привела в дом Сэма Бэрри. Он с первого дня оказывал мне повышенное внимание: то комплимент отвесит, то за руку возьмет, типа случайно, то по коленке… Но я не парилась. С Ритой у нас уже давно все расклеилось, и я утешалась таблетками – не регулярно, но иногда меня конкретно так заносило. Как-то мы с Мэтти засиделись допоздна в библиотеке, и он решил проводить меня домой. Тогда я и пригласила его. Мы распрощались – ничего не было, просто за руку взял. – Ника потупила взгляд. – И мне позвонила Рита с просьбой встретить Сэма и накормить его, потому что она на работе задерживается. Это было так… так… не знаю, я была в шоке от этого звонка: она же мне сто лет не звонила, не писала, да даже когда мы были в одной комнате, напрямую не обращалась, а тут позвонила, да еще и с просьбой. Меня это окрылило, я обманулась, подумала, что вот он – шанс. Сказала, что сама еще не дома, и вкратце поведала о Мэтти. А она взбеленилась, наговорила мне кучу гадостей: что я наркоманка, бешеная и что никто в здравом уме не захочет быть со мной.

– Какой-то бред.

– Из-за таблеток у меня часто были срывы, и Рита прекрасно знала это. Я мешала ей. Она даже говорила, что отец не захотел быть с нами, потому что я больная с детства.

Ника ухмыльнулась, но ее взгляд застыл – пустой и мертвый.

– После разговора с матерью в тот день я зашла в квартиру и увидела записку для Риты, что Сэм ждет ее на крыше. Я была зла. И я поднялась к нему. Он, конечно, подготовился: свечи, пледы, вино-домино, ну, вся эта романтическая фигня. Я сказала ему, что Рита задержится, и он предложил составить ему компанию. Мы пили вино, и я была обозленной пятнадцатилетней дурой. Я его поцеловала. Сама поцеловала. И позволила тогда… Все было по согласию, понимаешь. В первый раз. Все было так. Быстро и грубо, но…

– Я не хочу знать, – прервал ее Алекс. В памяти всплыла распечатка переписки этого ублюдка с его дружком.

– Помнишь, ты спросил тогда в квартире про раскаяние? – продолжила Ника, словно не слыша его. – Приходит ли оно? Мне кажется, что пока оно приходит, есть шанс измениться. И я все думаю… думаю: почему же ко мне оно не пришло? – Ника моргнула и посмотрела на него. – Сэм начал ходить ко мне каждый раз, когда Рита задерживалась. Угрожал, бил и в итоге брал свое. Я пыталась сказать Рите, но она игнорировала. И я не могла пойти в полицию, потому что они все были под каблуком у нее и с ее подачи много лет считали меня больной, а у меня не было никаких доказательств: все его побои и другие вмешательства заживали как на собаке. Поэтому я убила его. В очередной раз, когда мы пересеклись в квартире. Он затащил меня на кухню и связал. В тот момент я впервые по-настоящему почувствовала силу внутри. Мне даже не составило труда разорвать веревки, представляешь? Я заколола его вилкой в шею. И когда он упал, я все била и била его. – Ника закрыла глаза и прикоснулась пальцами к губам. – Я помню запах и вкус его крови. Тогда это подействовало на меня круче любого наркотика… И ни-ка-ко-го раскаяния.

– Он его не заслужил.

– А я?

Алекс хмуро уставился в ее синие глаза, с прискорбием осознавая самую большую разницу между ними.

– Надеюсь, ты никогда не почувствуешь раскаяния, – шепнул он, отвернувшись. – Потому что, если почувствуешь, значит, ты сделала что-то неправильное. Непоправимое.

Ветер, прохладный и мягкий, трепал волосы и освежал лицо. Алекс закрыл глаза, глубоко вдыхая, в надежде в очередной раз обмануться и заставить себя забыть, что его отсрочка от жизни в terra подходит к концу. И он вернется к тому, для чего родился, но чего совсем не желал, и потащит с собой свое чертово раскаяние.

Ника коснулась его, убрала челку со лба. Алекс вздрогнул и хотел повернуться к ней, но она зарылась пальцами в его волосы и прижалась губами к шраму на левом виске.

Когда исчезла Джей Фо, я посвятил остаток своей жизни ее поискам. Загадка человеческих глаз у волчицы терзала мое глупое сердце, и я гонялся за ее тенью по земле Огня и по земле Небесной, сквозь леса и через горы, переплывал озера и открывал новые селения, обращался за помощью к эльфийцам, тогда же впервые повстречал юную ведьму Миккаю, которая по сей день возглавляет ведьмовской клан. Я стал одержимым этой волчицей, совсем позабыв о времени, и только боль в костях и стремительно падающее зрение напоминали мне о том, что минули годы и век мой близится к концу.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам