Ламбада, или Все для победы

– Но ведь они дошли до пятидесяти тысяч еще год назад, - кинул реплику Сластев, и диктор поперхнулся.

– Хм... Ну, не знаю, - буркнул Ихиуач.
– Может, там была какая-нибудь другая шахта...
– Почесал правый затылок.
– Если разрешите, перенесем комментарии на потом.
– Возражений не было.

– Трансполярная железнодорожная магистраль имени Сталина достигла Мирного. На участке Лабыт-нанги - Ноябрьск открыто регулярное движение поездов...

– Но ведь они его открыли два года назад...
– Диссидент хренов был неисправим.

– Скажи ему, что это был какой-нибудь другой Ноябрьск, - давясь искусственным смехом, проговорил начальник контрразведки (вообще-то, в цивилизации Второколенного не принято смеяться). Сейчас он небезуспешно вживался в образ хомофила.

– Значит, была авария!
– рявкнул обиженный терраолог Ихиуач. Он очень переживал за Эксперимент, болезненно реагируя на любую его критику, и уж тем паче не терпел ерничества.
– Или вечная мерзлота нанесла коварный удар. Попробовали бы вы сами в тяжелейших условиях, на голом энтузиазме!..

– Есть ли изменения в спектре абориген-оценок деятельности Миротворцев?
– Ха-буа-буи решил сменить тему и заодно дал возможность Охр-рхО показать свою осведомленность.

Председателю Комиссии было очень важно заручиться поддержкой ксенопсихолога, ведь позиции гаранов крепнут в Галактике день ото дня и неизвестно еще, кто войдет в состав Коллегии Обер-миротворцев после следующих выборов.

– Смотря где...
– Ксенопсихолог Охр-рхО начал судорожно поправлять перекошенный мундир. На родине гараны-серпентиды не носят одежды. Она не выдерживает свойственных им сильных эмоций и бешеной игры мускулов. Атлантисты, само собой, с каждым днем усиливают давление, все активнее выражают свой протест, требуют покончить с Экспериментом раз и навсегда. Буквально забросали нашего консула нотами. Римский клуб пытается запугать нас апокалипсическими прогнозами развития земной цивилизации. Ну а в странах Пакта - другое дело...

Есть три точки зрения. Во-первых, официальная, которой придерживается от половины до двух третей населения. "Нам бояться нечего - мы честно выполняем Договор и готовы принять любую проверку". Во-вторых, остро критическая точка зрения, которую насаждает МГБ, часть партайгеноссе и генералитет. Ее разделяет примерно треть населения. "Всякая сволочь стучит Контролерам о мельчайших нарушениях, врет с три короба, обливает грязью, а ты потей - отмывайся, доказывай, что ты не жираф! А галактические дяди будут высокомерно поглядывать на нас из своего далека и вершить судьбы сотен миллионов, ни хрена не зная, как и чем мы живем, и, главное, вовсе не пытаясь узнать!" И наконец, существует точка зрения оппозиционеров, критиканов, диссидентов всех мастей. Вам она хорошо известна...

Сластев вскочил с кресла, хрустнув суставами, и заметался по рубке. При этом он потирал вмиг вспотевшие ладони и нервно приглаживал волосы на висках.

– Было бы странно, если б недовольных не нашлось, - подал голос Второколенный.
– Как правило, их подавляющее большинство. Каждый хочет больше, чем имеет. Кому-то не хватает материальных благ, кому-то - духовной пищи, иной страдает от неразделенных чувств или творческой несостоятельности... Такова уж се ля ви.
– Он картинно развел шестипалыми многосуставчатыми руками.

– Вы что?!
– возопил доселе беззвучно кипевший Сластев.
– Не в состоянии отличить тотальный террор от несчастной любви?! Это же не академический спор, это... это...
– Он поперхнулся воздухом и закашлялся.

Ихиуач участливо стукнул старика по спине.

– Не надо так волноваться, многоуважаемый Георгий Сергеевич, - елейным голосом принялся увещевать его Ха-буа-буи.
– А то наши ряды начнут редеть еще до начала Проверки... Успокойтесь, достойнейший. Мы все проверим самым тщательным образом.
– И дал знак Ихиуачу, чтоб отвел старика к себе.

– Можете считать меня старым маразматиком, если вам так легче, отдышавшись, не слишком внятно проговорил Сластев и глотнул из своей магической бутылочки.

– Но я очень хорошо помню, что творилось в стране в сорок девятом. Система не изменилась. Просто террор перешел в иную плоскость. Туда, где вы совершенно слепы, будучи ксенами.
– Это было злое слово. Второколенный скривился, будто скушал лимон.
– Вы сами загнали себя в это слепое пятно...

– Как прекрасно иметь внутреннюю оппозицию, но как ужасно, когда она открывает рот, - с нехорошей улыбкой произнес Охр-рхО после того, как землянин скрылся за дверью.

– Долгая эмиграция - почище хронической инфекции...
– хмыкнул Второколенный.

Глава Комиссии Ха-буа-буи молчал, вкушая радость счастливого избавления от ядовитого старика.

Дискуссия была закрыта. Модуль грохотнул на последнем сужении подпространственного коридора и вылетел на залитый лучами Сириуса звездный простор. Красотища... Ха-буа-буи был в полном восторге.

3

Все-таки в Бастане проглядывало что-то ненастоящее, и часть людей это замечали. Одним представлялось, будто он болен, другим - что у него не в порядке нервы, третьим же он казался подозрительным типом. И это было наиболее опасно. На самом деле Бастан просто-напросто не был человеком. И как бы искусно он ни играл, как бы блестяще ни был натренирован, это нечеловеческое начало рано или поздно проступало в нем, давая о себе знать в самые неподходящие моменты.

Шофер, согласившийся подбросить Бастана до райцентра, оказался разговорчивым парнем. Иногда он с сомнением поглядывал на попутчика, не понимая, что же это все-таки за птица, но трепаться не переставал ни на минуту.

– Паслушай, дарагой...
– Уверенно крутя баранку на очередном головокружительном повороте, водитель устал от обычных дорожных историй и, заговорив о высоких материях, почему-то разволновался.
– Пачему нам на Земле нэ сыдытся? Зачэм нам эта Вэнэра?.. Вон гора, - показал он рукой на скучный голый склон.
– Дэрэвья сажат надо, а нэкому. Всэ в космос улэтэли...

Бастан хотел было возразить (как и полагалось простому советскому смертному), что многие улетели вовсе не в космос, а в город - лучшей жизни искать, но тогда разговор сошел бы с нужной колеи.

– Начальству виднее. Только уж больно размахнулись - в Аль-Башлыке совсем мужчин не осталось.

– Щто ти гаварыш!
– всплеснул руками шофер, оторвав их от руля, и едва не поплатился за это: машину занесло, завизжали тормоза, загрохотало в кузове.
– Нэ знаэщь нычэго, а гаварыш!
– выровняв грузовик, продолжил водитель. Щека его нервно подрагивала.
– Умэрли они, всэ умэрли. Кара эта... за гордост. Всэвишнего кара.
– Глянул на Бастана с подозрением, но остановиться уже не мог.
– Пят такых аулов в района, да в сосэднем ище тры, а можэт, болшэ - нэ знаю... Мор напал. Самий главный врач сюда приэзжал, лычно асмотр правадыл - нычэго нэ нашел. Из Масквы камыссия приэзжала савсем зря. Ба-алшые головы, а нычэго сказат нэ маглы. Горы - адно слово. Путь впереди был перекрыт. Водитель затормозил. Бастан огляделся. Бежать поздно, да и некуда: нависшая над дорогой скала выглядела совершенно неприступной. Можно, конечно, сигануть с обрыва, но так нетрудно и разбиться.

– Савсэм с ума пасхадылы!
– недовольно воскликнул парень.
– Каво здэс лавыт?!

Трое местных милиционеров в белых гимнастерках, несколько автоматчиков из внутренних войск в комбинезонах хаки да двое в штатском. Часть из них неторопливо проверяли остановившуюся впереди машину, а остальные, нацелив на кабину стволы, ощупывали взглядами "ЗИЛ", в котором сидел Бастан. Где-то в небе - невидимый - кружил вертолет.

– Проверка документов!
– Капитан милиции небрежно отдал честь и распахнул дверь кабины.