Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы

– Когда я уплывал, она со мной просилась. Но я ее не взял. Мне такая змея в доме не нужна. Кому я не верю, тот для меня умер. Имеешь что-нибудь против меня – так и скажи. А подлость и женщин не красит.

Приободрившись немного, Ингитора посмотрела на него с тайной гордостью: она со своими врагами сражалась открыто, и ей было приятно, что Аск, с его достаточно суровым понятием о честном и нечестном, сам того не зная, одобрил ее образ действий.

– А волосы зачем обрезал? – тихо задала она вопрос. «До локтей» волосы носят люди очень знатного рода.

– Возни много! – небрежно ответил он, ничуть не ценя своего почетного права. – Не каждый день ведь найдешь такую красавицу, чтобы их расчесывала! – он с намеком улыбнулся ей. – Такую, чтобы « ее чарующий голубой взор был подобен капле меда на верхушке садового деревца, как перья лебедя и пух камыша, был цвет ее блистающей груди…» [12]

С этими странным словами он вдруг потянулся к ней, склонил голову и коснулся губами ее груди в разрезе рубашки. Сам запах его кожи и волос наполнял ее томительным блаженством, и она невольно вдыхала этот дурман, не в силах отстраниться; проникновенно пониженный теплый голос обволакивал ее, как тепло от костра, завораживал, подчинял и казался несомненным колдовством, а Ингитора еще не успела перестроиться от сопереживаний его приключениям к обороне!

12

«Уриск из Ущелья Завываний», пер. С. Шабалова.

– Превыше всякой девушки красою облика, превосходнее всех женщин Эрина… Ее гладкая полная грудь была как чистейший снег на земле…

– Что это такое? – Наконец опомнившись, Ингитора отшатнулась от теплого дыхания губ, щекотавших ее грудь, вывернулась из-под руки, ловко обвившей ее сзади, и оттолкнула его голову. – Что это ты несешь?

– Это у них, у уладов, такая песня есть, или сказание, не помню! – Он весело глянул на нее. – Про какую-то красавицу, я столько уладских слов не знаю, а у меня там есть один парень, он мне перевел. Я запомнил. Очень нравится, просто мечта. И просто как про тебя.

– Перестань!

– А главное – уладки всегда на шею сесть пытаются. – Он смирно сложил руки, как будто ничего не было. – Любовь у них значит, дескать, «следовать за ней и исполнять ее волю». А мне это не подходит, моя шея под седло не годится, – как бы предупредил он, прямо глянув ей в глаза, но Ингитора не заметила намека, потому что ей-то для счастья нужен был не послушный, а сильный мужчина, способный сам за себя решать. – Но уж они своего и добиваются! Там, на островах, не я бы тебя день и ночь домогался, а ты меня.

Ингитора рассмеялась, вообразив это нелепое зрелище, и замахала руками:

– Ты можешь быть совершенно спокоен!

– Ну, вот, а я люблю сам выбирать и сам решать, будет или не будет. И если уж я стану завязывать кому-то башмаки, то сам выберу кому.

Он смотрел на нее в упор, а Ингитора опустила глаза: она понимала, о чем он говорит, и чувствовала смятение, словно ей вручают такую огромную вещь, что она едва может удержать ее в руках.

– Поэтому мне наши девушки больше нравятся. Я два раза даже жениться хотел, и оба раза мне отказали.

– Не может быть! – вырвалось у Ингиторы. Ему – и отказали? – И кто же это был? Две богини Фрейи?

– Да вроде того! Одна уж точно, но про нее я не люблю вспоминать. Это было, еще пока я не разочаровался в уладках, ну ее к троллям! А про другую, если хочешь, расскажу. Это тоже похоже на сагу, но поприличнее, чем… Могучий Фрейр, что же я тут наболтал! – Он вдруг схватился за голову. – Ты же от меня шарахаться будешь, как от…

– Рассказывай!

– Рассказываю. Был у меня один друг, отличный парень, молчун и большой мечтатель. Однажды, лет пять назад, мы с ним вдвоем были в гостях у моей родни и там услышали «Песнь об Альвкаре». Знаешь ее? И в том числе про то, что Альвкара сейчас спит на какой-то горе, между прочим, здесь, на Квиттинге, в Медном Лесу. И нам обоим загорелось ее найти. Как туда идти, никто не знал, все нас отговаривали, и тут нам навязался в проводники один такой… Только он потом оказался двергом. Помнишь, я тебе говорил, что однажды видел дверга? Ну, вот, это про него. Вел он нас только по ночам, а днем где-то пропадал, наверное, под землей отсиживался. Но мы сначала того не знали и очень удивлялись, почему можно идти только ночью. А потом, уже возле Золотого озера, нам повстречалась троллиха верхом на олене с золотыми рогами, с каменным топором в лапе, и убила нашего дверга у нас на глазах. А он как умер, так превратился в камень.

– Врешь! – восхищенно ахнула Ингитора, скорее признавая его достоинства как рассказчика, чем упрекая. Даже если он врет – пусть, уж очень здорово получается!

– И не думаю! Пусть Фрейр сделает меня беспомощным младенцем, но пока я не соврал еще ни слова! – Аск подмигнул ей, намекая, какой именно силы бог плодородия должен лишить его в этом случае. – Видели мы по дороге скалы, утыканные гранатами и красные, как кровь, видели озеро, где на дне стояла якобы усадьба и женщины со двора манили нас к себе. Наконец добрались мы до хозяина тамошних мест. Мы с тобой, кстати, в ту сторону идем. Его считают за человека, но по силе и богатству он настоящий великан. У него, как водится, было девять сыновей и одна дочка. В общем, ничего особенного в ней не было, но это я потом понял, когда «протрезвел». А тогда я влюбился. Мне все мои долбили: женись да женись, а то убьют где-нибудь и род прервется! Ну, они, кстати, до сих пор долбят. А она тоже была как раз такая, какие мне больше всего нравятся: стройная, рыжеволосая и с умным лицом. И друг мой, с которым мы шли, влюбился в нее тоже. Мы оба стали свататься. И вот тут я себя повел, как глупый мечтатель, а мой друг – как трезвый хозяин своей судьбы. Я старался понравиться девушке и даже почти преуспел. Сама она предпочитала меня. А мой друг сумел понравиться ее отцу-великану и прочим родичам. Они выбрали моего друга, а девушка была влюблена в меня все же не настолько, чтобы с ними спорить. И ее обручили с ним.

– Но вы с другом не поссорились? – задала вопрос Ингитора, держа в уме: «Она тоже была такая, как мне нравятся… стройная, рыжеволосая и с умным лицом…»

– Нет, он же был не виноват, что у них такие вкусы, – живо рассказывал он и почему-то сейчас вовсе не чувствовал той боли, которая все эти годы отравляла его воспоминания об этом человеке. – Мы с ним еще раньше дали клятву, что проигравший не будет держать обиды на другого. А потом, когда оказалось, что проиграл-то я, он поклялся, что когда я надумаю жениться и мне понадобится какая-то помощь, он поможет мне всем, чем сможет.

– И он на ней женился?

– Самое смешное, что нет. Он потом женился на моей двоюродной сестре. А та девушка, дочь великана, вышла замуж за сына своего воспитателя. Как говорится, чтобы далеко не ездить. У твоего воспитателя не было сына? – с угрожающим ревнивым намеком спросил он.

– Нет. – Ингитора качнула головой и впервые при воспоминании об отце почувствовала не боль, а тепло в груди. – У меня вообще не было воспитателя, отец всегда держал меня при себе и сам всему учил. Поэтому я знаю, под каким парусом идти против ветра, где на корабле «рыба», где щитовой брус, как убирать мачту и все такое. Ну, так что же? Ты огорчился?

– Сначала слегка да, но быстро отвлекся. А теперь я рад, что так все получилось. Когда мне там отказали, я так легко утешился, что, пожалуй, не очень-то долго любил бы ее, если бы она вышла за меня.

– А ты хочешь любить долго? – серьезно спросила Ингитора. Любвеобильные люди обычно непостоянны…

– Да, – твердо, как когда она спрашивала, серьезный ли он боец, ответил Аск. – Я не за разнообразием гоняюсь, я хочу найти одну, но такую, чтобы на других уже смотреть не хотелось. Вон, Халльмунд все издевается: хочешь, говорит, чтобы тебе и знатная, и красивая, и умная, и еще чтобы стройная и с рыжими волосами! Ну, хочу! – Он вдруг встал на колени возле Ингиторы, взял ее за плечи и даже слегка приподнял, словно добиваясь, чтобы она непременно его услышала. – Хочу! Ведь бывают же такие! Хоть одна, а мне же одну и надо! У меня, может быть, два десятка побочных детей во всех концах Морского Пути, но это не то. Один или два раза с кем-то переспать – это одно дело, а жить всю жизнь в одном доме и о всяком деле советоваться – другое. К первому я могу относиться незадумчиво, а ко второму – никогда. Мои законные дети и наследники, понимаешь ли, будут принадлежать не только мне, а…

«А всему Фьялленланду», – хотел он сказать, но остановился. А Ингитора даже не заметила, что он внезапно замолчал, чего-то не договорив. Для нее он и так сказал слишком много! Слишком много для четырех дней, но… но это было так ослепительно радостно, что голова кружилась и мысли путались.

– Я тебя оскорбил? – осведомился Аск, видя, что она опустила глаза и не смотрит на него. – Дочери конунга слэттов не пристало слушать о том, откуда берутся дети? – Хоть она и отказывалась от имени йомфру Вальборг, он продолжал иногда называть ее так.