Лань в чаще. Книга 1: Оружие Скальда

– Жаль, – ответил Торвард. Злой задор Эгвальда напомнил ему его самого тринадцать лет назад. Тогда он тоже оказался пленником человека, с которым ему не о чем было говорить. – Я думал, ты мне объяснишь, с чего это ты вдруг набросился на меня, когда фьялли и слэтты друг с другом не воюют.

– Что-то ты не вспомнил об этом, когда напал на Скельвира хёвдинга на Остром мысу! Помнишь, перед осенними пирами! Ты не объяснил, отчего напал на него ночью, как волк!

– Н-да! – обронил Торвард. Этого обвинения он ждал, поэтому принял его с внешним спокойствием. – Что было, то было. Но обижен здесь все-таки не ты. Кто наследники Скельвира хёвдинга?

– Какое тебе до того дело?

– За убийство можно выплатить виру. А поскольку Скельвир хёвдинг был убит действительно мной и действительно ночью, я готов заплатить даже больше. Марка золота – обычная цена за смерть благородного человека, но, учитывая все обстоятельства, я готов выплатить три марки. И если бы ты от имени наследников Скельвира согласился на эти условия – а я думаю, ты имеешь право решать, раз уж взял на себя месть, – то я готов немедленно освободить тебя и твоих людей, чтобы ты мог вернуться домой и уладить это дело. Как тебе это нравится?

Эгвальд смотрел на него с той же ненавистью: этот разговор тем более его мучил, что он не оправдал надежд Ингиторы. «Наследниками Скельвира» была она, и Эгвальд отлично знал, что она не приняла бы ни три марки золота, ни десять марок. Ей нужна была эта голова, эта самая, с этим шрамом, знаменитым на весь Морской Путь!

– «Наследники Скельвира» ничего от тебя не возьмут! – отчеканил Эгвальд, не желая называть имени Ингиторы перед этим человеком. – Их устроит только твоя смерть. И пока я жив, ты, Торвард сын Торбранда, не будешь для меня никем, кроме врага! – твердо и злобно глядя прямо в глаза Торварду, выговорил Эгвальд. – Никем! И никакого мира у нас не может быть! Убей меня, если тебе это не нравится.

Рука Торварда, лежавшая на колене, сжалась в кулак. Он и сам понимал, что поздно говорить о выкупе. Теперь Эгвальд должен мстить ему и за свое поражение, и мириться сейчас согласился бы только последний трус. А этот, стоявший перед ним раненый «воин светлых альвов» трусом явно не был.

– Тебе это нетрудно! – с усмешкой добавил Эгвальд. – И ничего нового в убийстве слабых и безоружных ты не найдешь! Твои подвиги известны всему свету! О тебе и за морями слагают хвалебные стихи! Не знаешь ли вот таких?

И Эгвальд весело заговорил, глядя прямо в глаза Торварду:

Зол был удалец,Лихо бился, подлец!Меч кровью мыл,Во тьме поразил!

Торвард разом побледнел, как сухая трава, сердце его от гнева стукнуло где-то возле самого горла, словно хотело выпрыгнуть и броситься на обидчика. А Эгвальд, не смущаясь, следил за тем, как меняется выржение его лица, и звонко продолжал, наслаждаясь действием своих речей:

Первым ночью напал,На пир крови скакал!Был Торвард злодейУбийцей людей!

В волнении перепутав порядок двустиший, кое-что забыв, Эгвальд все же добился главного: вся та сила, которую вложила в стихи Ингитора, полыхнула пламенем прямо в лицо ее врагу. Само ее пылкое сердце выкрикивало эти строки, и от волны горячей ненависти дом вдруг содрогнулся. Пламя в очаге пригнулось, словно на него плеснули водой, дикий отблеск задрожал на стене, и со стен с грохотом посыпалось оружие и щиты. Люди вскочили с мест, пытаясь увернуться, закричали ушибленные. Хирдманы бросились на Эгвальда и поспешили зажать ему рот.

А кюна Хёрдис вдруг расхохоталась, словно в жизни не слышала ничего забавнее. Ее звонкий хохот заглушил и голос Эгвальда, и возмущенные крики дружины; он звенел и рассыпался по гриднице, как железный перестук клинков. Никто не понимал причины такого веселья, но всем стало жутко от этого смеха.

– Замечательные стихи! – воскликнула наконец кюна Хёрдис. – Чем сжимать кулаки, конунг, мой сын, ты бы лучше спросил, кто сочинил их!

– Их сочинила Ингитора, дочь Скельвира хёвдинга из усадьбы Льюнгвэлир! – с мстительным задором ответил Эгвальд. – Ваше колдовство сковало мне руки, но мой язык сковать не удастся!

Торвард махнул рукой, приказывая увести Эгвальда, и отвернулся. В нем кипела какая-то черная, отвратительная лихорадка, словно в жилах вместо крови тек какой-то грязный, темный яд, и даже перед глазами потемнело. Сейчас он за себя не ручался.

– Ах, как я ошиблась! – воскликнула кюна Хёрдис, когда Эгвальд оказался за дверью. – Как ошиблась!

Она сжимала голову руками, раскачивалась, и в то же время в ее голосе звучало не меньше гордости, чем досады. Совершенная ошибка ужасала, но и восхищала ее своей значительностью: она была сродни оплошности Гуннара и Хегни, принявших коварное приглашение Атли, который задумал их погубить и погубил.

– Как ошиблась я, конунг, сын мой! – ответила она на непонимающий взгляд Торварда. – Не йомфру Вальборг, а деву-скальда я должна была приворожить к тебе!

– Будь проклята твоя ворожба! – в диком гневе закричал Торвард, вскакивая с места. – Я больше знать не хочу никакой ворожбы, понимаешь ты это! Бид сионн круаснехта им хеанн!

До самого вечера Торвард конунг оставался почти таким же злым и несчастным, как в те дни, когда впервые услышал о «песнях позора». Теперь он знал, о чем шла речь. Строчки издевательского размера рунхента с их конечной рифмой застревали в памяти так, что их никак нельзя было выбросить, выковырнуть, и сидели занозами. Они оставляли какое-то особо мерзкое ощущение, как будто прямо по коже тебя гладят еловой лапой, обмакнутой в грязь. Они не просто позорили, они заражали лихорадочным омерзением, они были словно чесотка, которую хочется содрать с себя вместе с кожей! «Не злись, тогда слабее будет действовать!» – внушал ему Халльмунд, и Торвард старался следовать совету. Но сохранять спокойствие удавалось с большим трудом: он буквально кожей ощущал эти двустишия, прилипчивые, как твердые репейники конца лета; словно сухие грязные комочки с неровными острыми краями, засунутые прямо в душу, они саднили, кололи, царапали, щекотали… От стихов девы-скальда хотелось выть и беситься, но Торвард вспоминал то, что сказал ему когда-то Халльмунд и что ему в то время так помогло: она права, а он виноват. А если он не хочет быть виноватым, то сам должен взыскивать долг с мертвых колдунов Тролленхольма. О Каре Колдуне он не стал ничего говорить Эгвальду, потому что оправдываться и валить вину на другого в глазах Торварда служило признаком слабости: он принимал на себя вину перед дочерью Скельвира, но не собирался и спускать тем, кто виноват перед ним.

На другой день решали, что делать с пленными. Торвард конунг, понимая, что наживаться на такой победе было бы бесчестно, решил послать за выкупом:

– По эйриру серебром за человека, по марке за ярла, и две марки золота за Эгвальда. И пусть проваливают!

– Да за эти стихи, за такую-то наглость, его надо послать свиней пасти! – кричал Ормкель, и дружина поддерживала его одобрительным гулом.

– Я сказал! – оборвал всех Торвард и ударил кулаком по подлокотнику.

Удар был короткий и с виду не очень сильный, но по резному дереву с треском прошла трещина, и народ притих, поняв, что с виду почти спокойный конунг близок к тому состоянию, в котором берсерка не берет клинок… Халльмунд сделал Ормкелю свирепый знак глазами, чтобы тот унялся. Он знал, что именно защищает Эгвальда от рабского ошейника, на который тот действительно напрашивался. «Что я с ним сделаю, троллем проклятым, когда он брат Хельги ярла!» – в злобной досаде говорил ночью Торвард и отворачивался, как будто хотел спрятать глаза, полные боли по тому человеку, которого он не имел права любить и не мог ненавидеть.

– А кто привезет тебе выкуп? – вкрадчиво спросила кюна Хёрдис, с которой ее рассерженный сын со вчерашнего дня не разговаривал.

Торвард пожал плечами:

– Мне все равно!

– А вот это напрасно! – с торжеством воскликнула кюна. – Может быть, не всегда твоя мать так права, как ей бы хотелось, но и недооценивать ее тоже не надо, конунг, сын мой! Это очень даже не все равно, кто повезет тебе выкуп! Помнишь, что обещала тебе руна Эваз! Свет ее горит над тобой все ярче! Сегодня мне вынулась руна Лагу, а это значит, что самая важная для тебя женщина входит в твою жизнь! Она вступает на ту тропу, на которой вы в конце концов встретитесь! Пусть выкуп за Эгвальда ярла привезет его сестра, йомфру Вальборг! Так мы сразу добьемся своей цели! И этот поход, задуманный для твоего поражения и позора, принесет тебе славу, победу и удачу! Помнишь, я обещала тебе? Дождливый вечер…