Лариса Рейснер
Шрифт:
Раскольниковы продолжали спасать людей. Сохранилось письмо, которое в 1920-м пришло ей от В. Рыбалтовского:
«Простите, что опять беспокою Вас своей просьбой, но Вы единственный человек, который безусловно может нашей всей семье помочь в горе. При ликвидации Архангельского фронта брат уговорил отряд офицерства в 1500 человек перейти на сторону советской власти и вот, несмотря на эту заслугу, он до сих пор сидит в тюрьме.
Лариса Михайловна, ведь в Каспии Федор Федорович взял массу морских офицеров в плен и все они получили права гражданства и многие из них служат в нашем флоте, за что такая несправедливость? Лариса Михайловна, Вы, я знаю, не откажитесь помочь нам в этом горе, будьте добры, помогите ему получить права гражданства, я видел его в Петрозаводске, говорил с ним, он хочет служить Сов. власти честно, быть может, он пригодится Федору
Раскольников обращался к Дзержинскому, прося его присылать ему морских специалистов и просто высокообразованных людей из пленных для работы в политотделе. Главный артиллерист флотилии Н. И. Ордынский рассказывал мне, что Лариса первой пришла ему на помощь, как оказывала помощь и раненым, и заболевшим, и их семьям. И не только в Гражданскую войну. До конца жизни ее звали «бюро помощи». Откуда брались силы? От чувства необходимости своего места в революции, от энергии самой революции. «Когда же жизнь была чудеснее этих великих лет? Если сейчас не видеть ничего, не испытать милосердия, гнева и славы, которыми насыщен самый бедный, самый серый день этой единственной в истории борьбы, чем же тогда жить, во имя чего умирать», – писала она в книге «Фронт».
Смерть Леонида Андреева
В осенние дни 1919-го, когда шли напряженные бои под Царицыном, Лариса, находясь в смертельной опасности, писала о «Вороне» Эдгара По, о смерти в очередном «Письме с фронта»: «Сотни, тысячи птиц скапливаются в безобразное облако: они летят низко, отыскивая добычу и в воздухе, насыщенном тлением, преследуя незримую тропинку пуль… И хочется просить несуществующего Бога, который есть и должен быть в это одно-единственное короткое мгновение: „Господи, пошли тем, кто дороже всех, любимым, пошли им смерть гордую и чистую, спаси их от плена, от предательства, от тюрьмы. Пусть в открытом бою, среди своих, с оружием в руках, как умирают сотни и тысячи за эту республику каждый день“».
Не только Лариса Михайловна обращалась к «несуществующему» Богу. На подавляющем большинстве красноармейцев были нательные кресты. Об этом писал хранитель Эрмитажа В. М. Глинка Д. С. Лихачеву. И подчеркивал народность революции: «На 1000 бойцов и командиров в августе 1919-го было менее 20 членов РКП(б). А дрался полк с деникинцами отчаянно».
Сколько бы ни написала Лариса Рейснер о Гражданской войне, о революции, все кажется только этюдами к открывавшейся ее взгляду картине. Но и эти этюды с натуры, исполненные как монологи в театре, так зримо, ярко передают энергию событий, так не похожи ни на чей другой почерк, кроме некоторого сходства с почерком Леонида Андреева, ее первого учителя. Для него эти дни были последними. Он умер 12 сентября от инсульта в Нейвале, в Финляндии. Было ему 48 лет.
В 1918 году к Леониду Андрееву приезжал Николай Рерих – их связывали дружеские узы, – который вспоминал: «Андреев горел, он весь горел той же священной мыслью, с которой он скончался. Мысль эта была – раскрыть человечеству весь ужас большевизма в его современных границах».
В статье «SOS», ставшей его последней публицистикой, Л.Андреев писал: «…бросаю в темное пространство мою мольбу о гибнущих людях. Если бы вы знали, как темна ночь над нами: слов нет, чтобы рассказать об этой тьме». В письме племяннику, которое похоже на духовное завещание, он утверждал: «В русском народе есть и ум, и талант, и совесть, – большая совесть, – это показывает та же русская литература, которая не из пальца высосана и не в Германии сделана, а создана русскими людьми. Русский народ сумеет свое стремление к свободе заключить в более разумные формы и принести истинную свободу не только себе, но и всему миру».
В более ранних статьях 1917 года Леонид Андреев призывал соотечественников: «Верьте в силу свободного человеческого слова! Говорите, доказывайте, спорьте! Узнайте наслаждение слова, которого всю свою жизнь была лишена Россия! Испытайте неиспытанные радости свободного общения!.. О, бойтесь грубости, граждане, – она достояние рабов и лакеев, она позорит народ и искажает его лицо сатанинской гримасой! Будьте вежливы со взрослыми, будьте ласковы с детьми, станьте костылями для калек… Манифестируйте, шумите, весело ходите по улицам и спорьте, – но будьте вежливы, граждане, будьте ласковы и добры и берегите жизнь друг друга, как драгоценное сокровище… Все мы нужны для новой воскресающей России» (Русская воля. 1917. 22 апреля).
Восьмого ноября 1919 года в Тенишевском училище состоялся вечер памяти Леонида
Андреева.Через несколько лет, когда возникнет идея издавать альманах «Мой первый учитель», Лариса Михайловна задумает написать эссе о Леониде Андрееве.
Во весь рост
Вся в белом, резко выделялась среди экипажа миноносца, стоя во весь рост на виду у всех, Лариса Михайловна одним своим видом, несомненно, способствовала водворению и поддержанию порядка.
Лариса всегда стремилась создавать праздничное состояние, ее присутствие было «явлением», незаурядным событием. В жизни она играла различные роли с разными масками. Ее первым большим произведением была пьеса. Театр – родной дом для нее. Зимой 1919/20 года Лариса Михайловна участвовала в постановке «астраханского варианта» трагедии Гёте «Эгмонт» в клубе моряков.
«Освещение очень скудное. У большинства армейцев между коленями винтовки. Очевидно, это привычка после нескольких казачьих налетов и восстаний. Когда раздвинулся занавес, то по вычурным костюмам графа, графинь и испанских грандов, выкроенных из пятнистого и цветастого ситца, догадался, что дело не обошлось без Ларисы Рейснер», – вспоминал И. Исаков.
Все воспоминания, которые собрала Анна Иосифовна Наумова для сборника о Ларисе Рейснер в 1960-е годы, не поместились на его двухстах страницах. Не привести их полностью и здесь. Надеюсь, они обрели свое место.
Вот свидетельство командира эсминца «Расторопный» Александра Александровича Перроте:
«После занятия белыми Царицына 30 июня 1919 года наш „Расторопный“ был направлен комфлотом для похода вверх по Волге в глубокую разведку позиций белых. Мы приняли, и это было неожиданно, ибо необычайно, 9 человек гостей: командующего флотилией Ф. Ф. Раскольникова, военного специалиста из центра (ученый, пожилой человек с бородкой, в золотых очках), комиссара из РВС Астрахани, флаг-секретаря комфлота моряка Кириллова с сигнальщиком В. Таскиным и 3-х рабочих агитаторов-коммунистов, направляемых в тылы противника. В числе пассажиров была и Лариса Михайловна Рейснер, старший флаг-секретарь комфлота, корреспондент газеты „Известия“.
Необычно было и присутствие женщины на суровом, боевом корабле, личный состав эсминца, хотя и занятый своими служебными делами, внимательно присматривался к ней. «Мне удивительно, – говорила Лариса Михайловна мне, – как трудно сдвигаются с привычных представлений многие интеллигенты (специалисты); познать же историческую необходимость свершающегося опыта революции, ее закономерность и принять все это – нужно, должно и прекрасно». Ее стройная, статная фигура в белой одежде, глаза умницы, лицо, слегка обожженное ветром, манера твердой уверенности в себе – явились образом единственным и прекрасным на нашем стальном корабле. Ее отличали: поиск нового, ожидание раскрытия человека в каждой новой встрече! Несомненно, и в тебе, собеседник, есть огонь разума и творчества! Ее живое, точеное лицо полно красоты и возбуждения от стремительного движения судна. При прощании она спросила меня: «Капитан, я не мешала вам и вашим матросам здесь, на мостике? Надеюсь, нет?» Понято это было нами так: «флотские словеса», отпущенные сквозь сжатые зубы среди грома орудий и суеты боя, не новость для нее, но она понимает, что народ соблюдал меру в подобном лексиконе, считаясь с ее присутствием».
Другой командир Ф. Новицкий пишет о Ларисе в бою: «Мне пришлось впервые за время гражданской войны наблюдать женщину, и надо признаться, я любовался и восхищался ею. Лариса Михайловна среди поднявшейся при первом выстреле противника естественной суеты ни на одно мгновение не потеряла спокойствия и даже обычной веселости и жизнерадостности».
Моряк В. Шамов, который был в конной разведке, организованной Ларисой в 1918 году из моряков, писал Анне Иосифовне Наумовой: «Лариса Рейснер не выходит у меня из головы… прошу Вас найти командира катера и моряков, если они живы, которые могут подробно рассказать о таком эпизоде…» Далее для краткости придется изложить его рассказ своими словами. Царицын – в руках белых, а Ларисе Рейснер надо прорваться по Волге мимо Царицына вниз по течению в Астрахань. От флагманского судна отошел катер, на котором стояла Лариса, и с большой скоростью направился вниз. Перед Царицыном он резко изменил курс и повернул прямо к пристани. Белые от неожиданности растерялись и предположили, что катер решил перейти к ним, потому мчится в их сторону полным ходом. Они не сделали ни одного выстрела.