Латинист и его женщины

Совсем невероятное требование я услышал позже: ты должен написать не только то, что со мною на самом деле было, но и то, что на самом деле будет!

Я пытался перевести всё на картинки с принцами и прочие сказочно-мультипликационные затеи, но Зинаида требовала реализма и даже — документализма.

— Вот же ты дура! — разозлился я. — Да откуда ж я знаю, что с тобою дальше случится? А ну как я тебя настрою на одно, а у тебя в жизни получится другое! И отвечай потом перед тобой!

— А ты настрой меня на то самое, что нужно. И не настраивай на то, чего не нужно. И тогда всё и будет хорошо. Ты уж постарайся там, пожалуйста.

2

Не берусь описать с помощью цитат из нашего с нею диалога её дальнейшие объяснения, а просто попытаюсь пересказать ту Зинаидину мысль, которая до меня некоторое время спустя дошла: в её понимании, я — это некая spes ultima — последняя надежда, я — это некое существо, которое не от мира сего, которое всё знает, во всё проникает и всё понимает по-настоящему, а не так, как все остальные; я сижу за пультом перед экраном компьютера и общаюсь с чем-то таким, с чем не общается никто на свете. И это — неспроста!

Я стал возражать, доказывая, что всё это не так, что я простой человек, даже и не умный, а сумма знаний, которыми я обладаю, пусть и велика, но ведь она в реальной жизни ничего не стоит. А это и есть самое главное. Умён тот, кто побеждает в этом трудном мире в битве за деньги и жизненные блага, а я — человек в футляре, я живу в мире своих фантазий, перебиваюсь чуть ли не с хлеба на воду, едва существую, а наш великий ростовский земляк Антон Павлович Чехов уже однажды заклеймил позором моего духовного предшественника; стало быть, я — дурак, ничтожество, и я сам это охотно признаю…

Ничего не помогло.

— С чего ты взял, — возразила она мне, — что Чехов не мог ошибаться? Почему это я должна ему верить? Кто он мне такой, чтобы я доверялась его мнению?

Я не стал тогда с нею спорить и вроде бы и согласился с нею. Чтоб только не обижать её. Но с исполнением поручения не спешил, а стал думать и думать.

Глава 36. ЗАПАСНАЯ СУДЬБА

1

И вот что надумал: Моя Зинаида живёт в системе дух мужчин — этакий адюльтер, где один из мужчин — настоящий, а другой не настоящий; настоящий плохой человек; он полезен в практической жизни, а в духовной — ничто.

Ненастоящий — хороший человек и полезен в жизни духовной; в практической же он ничего не стоит.

Практическое и духовное. Что для Зинаиды нужнее и что полезнее?

По её мнению, на всякий случай нужно не отметать ни того, ни другого, а отрабатывать обе версии одновременно. В самом деле: если при жизни ударишься в высокую духовность, а после смерти выяснишь, что бога и потустороннего мира на самом деле нет, то каково оно потом будет лежать в могиле — вечная пустота и вечная тьма! И будешь потом вечно жалеть о том, что не было взято от жизни всё, что можно было взять…

По другому варианту её рассуждений выходило так: надо брать от жизни всё, что берётся, и плевать на духовность. Но потом грянет час, и, может быть, выяснится, что Высший Суд есть. И что тогда в этом случае делать? Быть может, придётся стоять в центре светового круга посреди огромного зала и отвечать огромному количеству суровых судей… И что же им ответишь? Или, может быть, это будет некая гигантская ладонь, к которой только и останется что припасть всем телом и молиться и молиться… Или даже кончики пальцев; Верховное Божество поднесёт тебя к своему лицу и, глядя на маленькую фигурку, торопливо скользящую и падающую у него на ногтях, о чём-то спросит и, не дождавшись вразумительного ответа, дунет и отправит эту грешную букашку — прямо в ад!

И, стало быть, нужен компромисс.

Но компромисс по принципу «всё в меру» или «немножко того, немножко другого» — опасен. На суде тебя могут уличить в двуличии и прочих грехах, связанных с неверием.

Поэтому механизм компромисса нужно запустить такой: пусть будет две Зинаиды с двумя разными судьбами. Первая Зинаида пусть будет практичная и берущая от жизни всё, что можно; вторая же Зинаида пусть будет праведница… При любом раскладе — выигрыш обеспечен. Если выяснится, что бог есть, то одна Зинаида будет осуждена на вечные муки, но останется запасная, и этой-то — основной Зинаиде! — и будет обеспечено вечное блаженство. Если же выяснится, что бога нет, то грешная и развратная Зинаида посмеётся тогда над Зинаидой-праведницей, которая, не взяв от жизни ничего, отправилась в могилу кормить червей…

2

И тогда я предложил Зинаиде пофантазировать на темы о её прекрасном будущем в УСТНОЙ форме.

Но она возразила: нужно непременно в письменной. Нужны буквы. Нужен текст. Ты сам говорил, что главный редактор одного московского журнала — твой знакомый. Вот ему и пошлёшь. А напечатанное дойдёт потом туда, куда надо, и будет принято к сведению кем надо. Это будет прошение, подлежащее рассмотрению. А сказанное вслух, так же, как и картинки, — может и не дойти. Оно просто улетучится в космос и рассеется в нём без следа.

И ещё: прошение — не от каждого человека будет принято к сведению. А только от хорошего. И от тебя оно непременно будет принято!

Нет, — подумал я тогда, — это не безумие, не глупость и не каприз. Это — какая-то форма наивности, доведённой до крайности. Или наивности, доведённой до гениальности. Я имею дело с женщиной, в которой причудливо сочетаются святость и развратность, мещанское убожество и возвышенность духа, бабья глупость и своеобразный ум. А отсюда и ТАКОЕ. Вот и всё.

И в конце концов, откуда мне известно, что высших космических инстанций, рассматривающих жалобы землян, нет? Да, на первый взгляд, может показаться, что эти инстанции, если и существуют, то они глубоко равнодушны или даже враждебны к людям. Но, может быть, инстанции эти самые не суть однородная масса космических недоброжелателей, а это нечто пёстрое; там тоже идёт своя борьба мнений — одни боги сочувствуют нам, другие нас презирают… Ведь именно таким видели этот верховный мир древние греки и римляне… И вот: прозорливая, умная женщина просит меня обратиться к этим богам…

3

С другой стороны — великий Булгаков. Уж на что был гений, а и то рассуждал точно так же, как и моя Зиночка: достоверно известно, что роман «Мастер и Маргарита» создавался им в качестве некоего художественного прошения к земному божеству по имени Сталин, который прочтёт предлагаемый текст и, потрясённый, изменит к лучшему судьбу просителя! В это страшно поверить, но доведённый до отчаяния Булгаков рассуждал именно так!.. И чего тогда удивляться, что простая советская баба мыслит подобным же образом?

А я и не удивляюсь. Кто я такой, чтобы судить великого Булгакова? А я и не сужу… И не удивляюсь Зинаиде, и не осуждаю её. Точнее: пытаюсь не удивляться и пытаюсь не осуждать. И я тогда подумал: а почему бы и нет? Женщина просит.

Попробую. Ведь не будет же от этого никому и никакого вреда!.. И тогда по принципу «dictum — factum» (сказано — сделано) — я и стал писать.

Часть III В НЕКОТОРОМ ЦАРСТВЕ, В НЕКОТОРОМ ГОСУДАРСТВЕ…