Латино-Иерусалимское королевство

Этот таможенный тариф и прочие тексты дают представление о том, какие товары проходили через таможню во франкских портах. Перечень этих товаров Востока для людей средневековья просто пестрел драгоценными названиями: достаточно прочитать восторженную хвалу, которую Жак де Витри посвящает Святой Земле и ее плодам, чтобы понять, насколько все, что приходило с Востока, привлекало его современников. В порты Акры и Тира привозили много лекарств, которые аптекари хранили в своих лавках (средневековая фармакопея, созданная под влиянием Салернской школы, имела целиком восточное происхождение): на рынке Акры взимали пошлины за александрийский лист, алоэ, синайскую манну (из Персии и Аравии), камфару, миробаланы (сливу из Индии и Афганистана), ревень, мирру, scammone из Сирии, кассий, cedouart (горький корень из Индии и Явы). Пряности — известно, насколько велик был в средние века спрос на блюда и питье с пряностями (история об отравлении перца в 1247 г. это подтверждает) — облагались высокими пошлинами: 11 % с перца, 8 % с мускатного ореха, 9 % с гвоздики. Корица, имбирь, кардамон завершали свое долгое путешествие на рынках латинских городов в Сирии — большинство из этих пряностей привозили по суше из Индии и уверяли, что они сохраняли свой аромат лучше, чем те, что доставляли в Александрию по морю. Там они вновь продавались по соседству с товарами, необходимыми для западной промышленности, сырьем, как, например, шелковые клубки, листы хлопка, лен из Египта, волокна из Дамаска (шелковые нити), цинковая руда и особенно красильное сырье, в котором так нуждались суконщики Запада. Это были квасцы из Египта или Алеппо, красная камедь из Индии и Индокитая (которую также употребляли как лекарство), кошениль или «семена экарлата», сандаловое дерево, бразильское дерево, пользовавшееся у покупателей особым спросом и привозимое из Индии или Суматры, индиго из Багдада.

Католическая церковь закупала в этих портах ладан из Аравии, за который на таможне требовали очень высокую пошлину в 11 %; напротив, бальзам исчез из Ангадди и Иерихона, и его привозили в небольшом количестве только из Египта (правда, из Аравии присылали менее ценный продукт, но зато пользовавшийся огромным спросом у церкви, аптек и парфюмерных лавок, «opobalsamum», который также производили из бальзамового дерева). Слоновая кость, за которую взимали пошлину в 8 %, прибывала из Эфиопии и Занзибара; на Акрском рынке можно было купить и духи: «mousqueliet» (мускус из Тибета, пошлина за который равнялась 8,5 %), амбру, росный ладан… Там же на продажу выставлялись предметы роскоши: жемчуг, драгоценные камни (среди которых можно было встретить розовые рубины из Бактрианы, изумруды, сапфиры, алмазы, сердолик из Индии), фарфор («посуда из языческих стран») и, прежде всего, причудливо вышитые ткани, которые свозились со всего Востока: «baudequins» (золототканая парча из Багдада), «camocans» [шелковая ткань, похожая на сатин — прим. пер.], сукно из Дамаска («damasses»), «муслин» из Мосула, ковры^{502}. Наконец, груды богатств, наполнявших акрские лавки, пополнялись продукцией самого королевства^{503}: сахар, главная «промышленная» отрасль франкской Сирии — Фридрих II даже в одном из писем к Филанжиери просил своего наместника прислать работников из вырабатывающих сахар цехов Тира в Палермо, нисколько при этом не заботясь об интересах Сирии^{504}, — стекло, в основном производимое еврейскими ремесленниками, кожа, вино из Назарета и Саферии, ткани, составлявшие предмет гордости ткачей королевства. «Ассизы» устанавливали правила для производства «bouquerans» (тонких полотен из льна или хлопка) и «cendaux» из Тира или Триполи (эти шелковые ткани подлежали штамповке перед тем, как их начинали красить, для того, чтобы проконтролировать качество материи). «Камлот» из ворсистой шерсти (верблюда или козы) также изготавливался в мастерских латинского королевства.

Все эти товары отправлялись не только на Запад: египтяне вывозили из королевства большую часть мыла, хлопка, фруктов (дыни, лимоны, апельсины, финики) и масло (особенно кунжутовое масло). Рыбный промысел Тира и побережья дал толчок к зарождению необычайно важного сушильного ремесла: за соленую рыбу, которую вывозили в «языческие страны» («paienime»), платили налог в одну четверть карубля за безант^{505}. Большая же часть торговли с мусульманскими землями осуществлялась с помощью христианских кораблей: так, например, в 1248 г. Марсель перепродал в Бужи корицу и гвоздику^{506}. Картину вывозимых из франкских портов на Запад товаров завершали рабы^{507}.

Не менее интересно будет изучить — на что обращали мало внимания — список товаров, присылаемых с Запада на Восток. Ибо впервые торговый баланс между Европой и Азией более не был дефицитным (так же как и во времена античности, если верить свидетельству Плиния Старшего): в эпоху варварских нашествий и правления Каролингов на Западе не чеканили золотые монеты. Однако во второй половине XII в. золото вновь там появляется: на французском рынке начинают ценить золотой безант, византийскую или мусульманскую монету; в текстах, повествующих о дарении аббатствам, безант упоминается как конкурент серебряного су, каковой безраздельно царил на протяжении предыдущих столетий, с тех пор как из употребления вышел золотой су^{508}. Более того, на Западе снова принимаются чеканить золотые монеты: Людовик Святой приказывает чеканить «королевские золотые», несомненно, по подобию безанта, тогда как его предшественники выпускали всего лишь серебряные монеты… В обращение входят генуэзские и флорентийские золотые; в Италии также взялись чеканить золотые монеты. Из этого следует, что мусульманские страны, владевшие золотом, которое добывали в Судане, должны были привозить его на Запад для оплаты своих покупок.

Испокон веков Европа присылала в Левант продукцию своих суконных мастерских: Карл Великий, захотевший послать халифу Харуну Ар-Рашиду дорогой подарок, выбрал сукно из Фризии, так как знал, насколько оно ценится за морем. Контракты, заключаемые марсельскими или генуэзскими купцами в XIII в., свидетельствуют о популярности, которой пользовались эти ткани у жителей Востока. Корабли привозили с Запада «тюки» с сукном и холстом; когда «Сикард-дю-Сент-Эспри» покидал марсельскую гавань, на его борту находилось 450 центнеров груза, из которых 400 приходились на долю сукна и холста. Регистры марсельского нотария («Заметки Амальрика» от 1248 г.) знакомят нас с целым каталогом текстильной промышленности: черное сукно из Дуэ, сине-зеленое из Провена, зеленое или голубое из Шалона, красное из Ипра, сукно из Лувье, Руана, Камбре, холст из Шампани, Реймса, Германии, Лилля, Баля, «garnaches» из Пуатье, черный «estanfort» из Англии, «biffes» из Парижа, «etamine» из Арраса, «canevas», «baracans», шерстяные одеяла, войлочные шапки, золотая пряжа из Генуи, плащи из Байонны соседствуют там с пушниной, отправляемой в Акру. Пенька пользовалась огромным спросом, так же как и редкие на Востоке металлы, такие — как медь (известно, что один корабль вез тазы), олово, ртуть и свинец. Миндаль часто составлял значительную часть груза, перевозимого на Восток, так же как и солонина (западноевропейцам, поселившимся в Сирии, пришлось обратиться к своей родине, чтобы получить необходимый для них «бекон», который они не могли закупать в мусульманских странах, где свинья была «запрещенным» животным). Шафран (модная приправа) также привозился с Запада. С Сардинии во множестве присылали кораллы. Можно добавить к этому неполному списку железо, дерево (поступавшее особенно из Армении) и седла для лошадей^{509}.

Значительный процент всего этого добра приобретало само Иерусалимское королевство, но основная часть товаров, которые привозились с Запада в порты Сирии, быстро раскупалась из «магазинов» Акры мусульманскими торговцами. Купцы Дамаска и особенно Мосула держали в Акре своих посредников, которые переправляли на внутренние базары товары, присланные из стран Запада. Весьма вероятно, что Египет запасался продовольствием именно во франкских городах на сирийском побережье. Марино Сану до (писавший чуть позже падения Акры) удивлялся тому, что эта страна очень зависела от поставок из-за границы: Египет ничего не получал от мусульманского Востока (известно все же, что Тунис и современный Алжир иногда поддерживали с Каиром связь при посредничестве итальянских или провансальских купцов) и Аравии, немного продуктов поставляла Сирия и одни пряности — через Индийский океан. Из христианских стран Запада ему поступали серебро, свинец, медь, олово, ртуть, льняная или шелковая ткань, холст, коралл, шафран, масло, орех и миндаль, мастика (с острова Чио), а также рабы, дерево, железо и смола, на которых и зижделось могущество мамлюкских султанов^{510}.

Конечно, последние товары было строго запрещено продавать Египту, но полностью помешать торговле ими оказалось невозможно. Согласно «Ассизам», виновные приговаривались к повешению^{511}, но когда английский принц Эдуард захотел заставить соблюдать запрет на торговлю товарами подобного рода с Египтом, то столкнулся с привилегиями, согласно которым итальянским купцам разрешалось заниматься этим промыслом. Вне границ королевства латиняне не имели никакого средства давления на западноевропейских купцов: для этого был нужен флот, который постоянно занимался бы ловлей контрабандистов; поэтому контрабанда процветала, а за нее купцам грозило всего лишь отлучение от церкви, которое мало беспокоило этих людей, без опасения идущих на сделки с собственной совестью.

Даже в самом королевстве королевская власть оказывалась беспомощной перед этими итальянскими, провансальскими или каталонскими торговцами: мы уже видели, какие уступки купцы смогли выторговать для себя у государей. Иногда Иерусалимским королям или их наместникам удавалось вернуть себе утраченные права короны, но они так и не смогли добиться отмены самой значимой привилегии — освобождения от таможенных пошлин. Очень часто случалось, что при ввозе товаров в Акру купцы платили всего лишь формальную пошлину (по договору 1190 г. марсельцам полагалось платить один безант из ста за все, что они привезли по морю). И «коммуны» не переносили, когда пытались отнять у них эти привилегии: когда в феврале 1231 г. Фридрих II приказал Филанжиери восстановить право «цепи» (таможенные пошлины) для генуэзцев, те так враждебно отнеслись к этому проекту, что имперский бальи не осмелился применить к ним силу^{512}. Эти привилегии без конца возрастали: Конрад II даровал мессинцам вольности, которые в 1255 г. подтвердил папа. Со своей стороны понтифик разрешил купцам Анконы торговать в Акре и по всему королевству, «не платя никаких пошлин на таможне» (28 июля 1245 г.). «Сеньория Иерусалимского королевства» могла только подтвердить эти новые привилегии, а иногда и вынуждена их увеличить: так, в 1257 г. купцы из Анконы получили от баронов королевства задаток в виде квартала в Акре, с церковью, дворцом и постоялым двором, возле моря, пообещав взамен выставлять пятьдесят воинов на защиту королевства^{513}. Из-за всех этих налоговых послаблений доходы от таможни («цепи»), не переставая, сокращались: это был уже не тот неиссякаемый источник, откуда в предыдущем столетии Иерусалимские короли черпали деньги для пожалований рент. Если доходы с рынка, хоть и значительно в меньшем количестве, все же поступали в казну, то прибыль от таможни Тира в 1243 г. не превышала 1240 безантов в год (сами сирийцы были освобождены от таможенных пошлин Иоанном де Бриенном)^{514}.

Потому Латинское королевство постепенно утрачивало прибыль, которую получало в XII в. от международной торговли: потеряв крепости Трансиордании и Синайского полуострова, оно более не могло контролировать караваны, которые ранее были вынуждены платить значительные пошлины. Итальянские или иные купцы все чаще начинали вести себя по-хозяйски во франкских колониях, обедневших из-за их чрезмерных привилегий. Королевство крестоносцев мало-помалу превращалось в королевство купцов.

Эти купцы вели свою, обособленную от прочих франков, жизнь. Большинство из них только от случая к случаю посещали Святую Землю, где лишь несколько их соотечественников проживало круглый год. Дельцы и судовладельцы западных портов могли без ограничений проворачивать торговые операции. Благодаря контрактам, которые они заключали, мы можем познакомиться с механизмом этих сделок. Мы не станем на страницах этой книги анализировать сложные юридические вопросы, связанные с контрактами. В довольно запутанных договорах о фрахте рассматриваются все детали и особо оговаривается груз на борту, что позволяет нам получить ценные сведения о снаряжении судов в плаванье. Редко бывало, чтобы капиталист [capitalist] лично нанимал судно (в 1248 г. Ги Триполийский, Жиль Жеан и Вивальдус Иерусалимский зафрахтовали «Сикард-дю-Сент Эспри», где поместилось 450 центнеров груза и с командой из 40 моряков); чаще они прибегали к услугам посредника, выдавая ему определенную сумму на разные нужды, как в случае с неким купцом, который, приняв в 1243 г. «заказ» на 140 ливров в «royaux coronats», обменял эти деньги на 400 акрских безантов и купил тюк шалонского сукна, которые и взял с собой на «Нуво Парадиз», чтобы получить с них прибыль в Сирии^{515}. Этими коммерческими операциями занимался весь мир менял и банкиров, которые иногда получали крупные вклады; но чаще всего подобные вклады брали тамплиеры и госпитальеры; с самого начала они помогали крестоносцам по прибытии на Восток получить на руки наличное золото, согласившись, к примеру, взять в залог землю во Франции, чтобы выплатить сумму с доходов от нее владельцу, когда тот появлялся в Сирии. От того чтобы оказывать услуги банкирам и купцам, их отделял только шаг, и ордена его быстро преодолели. Тамплиеры вновь ввели в обращение вексель, существовавший в эпоху некоторых древних цивилизаций, что позволило торговцам не тащить с собой за море крупную сумму наличности. Кроме того, и тамплиеры, и госпитальеры имели в своем распоряжении корабли, на которых перевозили дельцов и паломников, соперничая в этом с торговыми городами^{516}.

Судна каждого города не пускались в плаванье через Средиземное море поодиночке: они покидали порт «караваном»^{517}, которым руководил один «морской консул» (или несколько), выбираемый из купцов, а не из капитанов кораблей. Этот консул разрешал все споры, возникавшие на борту во время путешествия. Как правило, эти морские поездки совершались дважды в год, в середине августа (осеннее путешествие) и немного спустя после Пасхи (весеннее путешествие^{518}). Курьезная деталь: кроме венецианцев, которые имели право в Тире пользоваться мерами емкости, имевшими хождение у них на родине, у всех остальных кораблей изменялся тоннаж на обратном пути. На пути в Сирию, тоннаж судна измерялся по обычаю Генуи» (Пизы или Марселя); на пути домой — по обычаю Акры или Сирии» (725–740 ливров, то есть 230 кг)^{519}.

Высадившись в Сирии, купцы выходили из подчинения морского консула, чтобы попасть под власть своего соотечественника — местного консула. Отчеты, которые консулы отсылали в метрополию, и марсельские статуты 1255 г. знакомят нас с обязанностями этого административного лица. Как и морского консула, в Марселе его возводил в должность глава коммуны, с одобрения большинства городского совета, который назначал ему советников. Там, куда не назначали консула, марсельцы, если набиралось свыше десяти человек, могли выбрать консулом одного из них. Консул приносил клятву вершить правосудие «искренне, без подлогов и обмана, невзирая на ненависть, любовь или страх, просьбы или подкуп». Приговоры консула, которые считались недействительными без присутствия двух советников и судебного секретаря (предпочитали, чтобы им был государственный нотариус Марселя или, за его отсутствием, корабельный писец, давший присягу), подлежали пересмотру городского совета метрополии, который карал за нарушение консульской клятвы штрафом в 25 королевских коронат и за отказ выполнять консульские обязанности — штрафом в 10 королевских коронат. По возвращении в Марсель на консула могли подать в суд все те, кого он изгнал или осудил, ему надлежало передать на хранение в архив метрополии «картулярий» с отчетом о делах. Таким образом, получается, что консул, хоть и приносил при своем вступлении в должность клятву Иерусалимскому королю, но на самом деле зависел исключительно от метрополии. Некоторые преступления были ему неподсудны, но венецианский бальи подтверждал, что в отдельных случаях грабеж и убийство разбирались в консульской курии (пизанцы, венецианцы и генуэзцы имели своих «консулов и виконтов») в присутствии королевского кастеляна и виконта: такое разбирательство практиковалось в Тире, где венецианская юрисдикция распространялась даже на евреев и сирийцев из венецианского квартала; бальи Марсилио Джиоржио отмечал, что однажды сеньор Бейрута прислал одного венецианца с Кипра, обвиненного в воровстве, на суд венецианского трибунала; в другой раз кастелян Тира поступил так же^{520}.