Лавочка закрывается

— Но при чем здесь ботинок? Сегодня существует пятьдесят с хером обувных компаний, выпускающих, к херам собачьим, ботинки для херов вроде нас с тобой.

— Но ни одна из них не наделена эксклюзивным правом выпускать официальные ботинки правительства США.

— Мужские или женские? — Милоу принялся взвешивать эту мысль.

— И те, и другие. Ведь теперь и женщин убивают на поле брани. — Йоссарян уже пожалел, что затеял этот разговор. — Ладно, забудем об этом. В бизнесе есть много такого, чего я не понимаю. Я до сих пор не понимаю, как это вы, ребята, покупали яйца по семь центов за штуку, продавали за пять и получали прибыль.

— Мы до сих пор так делаем, — похвастался Уинтергрин.

— Яйца портятся, — жалобным тоном посетовал Милоу. — И разбиваются. Я бы предпочел ботинки. Юджин, выясни-ка про ботинки.

— Я бы предпочел самолет, — ворчливо сказал Уинтергрин.

— А после самолета? Что, если угрозы войны больше не будет?

— Я это выясню.

— Я не очень доволен этим самолетом, — сказал Йоссарян.

— Ты опять собираешься бросить нас? — с издевкой в голосе спросил Уинтергрин. — Ты все время возражаешь и возражаешь.

Йоссаряна уколола эта насмешка, но он проигнорировал ее.

— Ваш «Шшшшшш!» может уничтожить весь мир, верно?

— Ты подсматривал, — ответил Уинтергрин.

— И потом, ничего такого он не может, — с душевной болью сказал Милоу. — Мы сделали им эту уступку на заседании.

— Но, может, самолет Стрейнджлава обладает такой способностью? — продолжал язвить Уинтергрин.

— И именно поэтому, — сказал Милоу, — нам нужна встреча с Нудлсом Куком.

Йоссарян снова покачал головой.

— И атомная бомба меня тоже не радует. Она мне больше не нравится.

— Ты бы хотел, чтобы этот контракт достался кому-нибудь другому? — возразил Уинтергрин. — Кому же? Этому херу Стрейнджлаву?

— А бомбы у нас нет, — примирительно сказал Милоу. — Все, что у нас есть, так это планы создать самолет, который будет доставлять ее.

— И наш самолет не будет летать.

— Мы это гарантируем, Йоссарян. Даже письменно. Наши самолеты не будут летать, наши ракеты не будут стартовать. А если они и взлетят, то тут же упадут, а если и долетят, то не попадут в цель. Мы никогда не терпим неудачу. Это девиз нашей компании.

— Ты можешь прочесть его на шапке нашего бланка, — добавил Уинтергрин и продолжил, изображая на лице издевательскую улыбку. — Но позвольте мне спросить у вас, мистер Йо-Йо, какую страну вы бы хотели видеть самой сильной, если не нашу? Это та самая херова уловка, да?

— Та самая, верно, — вынужден был согласиться Йоссарян.

— А если мы не будем продавать наши херовы военные изделия всем и каждому, кто их хочет купить, то это сделают наши херовы друзья-союзники и конкуренты. И ты с этим ничего не можешь поделать. Время твоих херовых идеалов прошло. Если ты такой умный, то скажи мне, что бы ты, хер побери, стал делать, если бы руководил страной.

— Я бы тоже не знал, что делать, — признал Йоссарян и разозлился на себя за то, что уступает в споре. Раньше такого не случалось. — Но я знаю, что хотел бы иметь чистую совесть.

— Наша совесть чиста, — ответили оба.

— Я не хочу чувствовать себя виноватым.

— Это все дерьмо собачье, Йоссарян.

— И я не хочу нести ответственность.

— А это еще большее дерьмо, — возразил ему Уинтергрин. — Ты с этим ничего не можешь поделать, и ты будешь нести ответственность. Если этот мир будет уничтожен, то какая к херам разница, кто это сделает?

— По крайней мере, мои руки будут чистыми.

Уинтергрин грубо расхохотался.

— Они у тебя будут оторваны по локти, к херам собачьим, твои херовы чистые руки. И никто даже знать не будет, что они твои. Тебя даже не найдут.

— Иди ты в жопу, Уинтергрин! — сердито ответил Йоссарян. — Можешь отправляться прямо к чертям на сковородку вместе со своей чистой совестью! — Он отвернулся, кипя от гнева. — Жаль, что ты еще не сдох — хоть раз в жизни я бы получил от тебя хоть какое-то удовольствие.

— Йоссарян, Йоссарян, — заголосил Милоу. — Ну, прояви ты благоразумие. По крайней мере, одну вещь обо мне ты знаешь — я никогда не лгу.

— Если только обстоятельства его не вынуждают, — добавил Уинтергрин.

— Я думаю, он это знает, Юджин. Я ничуть не менее нравствен иных прочих. Верно, Юджин?

— Несомненно, мистер Миндербиндер.

— Милоу, — спросил Йоссарян, — а ты в своей жизни сделал хоть раз что-нибудь бесчестное?

— Никогда, — Милоу ответил, как выстрелил. — Это было бы бесчестно. И в этом никогда не было необходимости.

— И именно поэтому, — сказал Уинтергрин, — нам нужна эта тайная встреча с Нудлсом Куком, чтобы убедить его тайно поговорить с президентом. Мы хотим раскрыть все карты.

— Йоссарян, — сказал Милоу, — разве тебе не безопаснее с нами? Наши самолеты не могут летать. Мы обладаем этой технологией. Пожалуйста, позвони Нудлсу Куку.

— Договорись с ним о встрече и прекрати, к херам собачьим, свою болтовню. И мы тоже хотим присутствовать.

— Вы мне не доверяете?

— Ты же сам говоришь, что ни хера не разбираешься в бизнесе.

— Ты говоришь, что от бизнеса впадаешь в прострацию.

— Да, а от чего я и в самом деле впадаю, к херам, в прострацию, — сказал Йоссарян сдаваясь, — так от того, что типы, вроде вас, очень хорошо разбираются в бизнесе.

Нудлс Кук быстро понял, что от него требуется.

— Знаю, знаю, — начал он после того, как Йоссарян представил их друг другу; Нудлс обращался непосредственно к Йоссаряну. — Ты считаешь, что я говно, да?

— Не совеем так, — без всякого удивления ответил Йоссарян; двое других наблюдали за ними. — Нудлс, когда люди думают о наследнике короля, они не обязательно думают о тебе.

— Не в бровь, а в глаз, — рассмеялся Нудлс. — Но мне нравится быть здесь. Пожалуйста, не спрашивай меня, почему. То, что они хотят, — продолжал он, — совершенно неприлично, неуместно, несостоятельно и, вполне вероятно, противозаконно. В обычной ситуации, джентльмены, я мог бы лоббировать что угодно. Но сейчас у нас в правительстве есть этика.