Лавр Корнилов

Крымов и раньше имел контакты с офицерскими организациями, действовавшими в Петрограде. Скорее всего, что в сотрудничестве с ним работала упоминавшаяся ранее группа П.Н. Врангеля и полковника А.П. Палена (Врангель долгое время был подчиненным Крымова и сменил его на посту командира Уссурийской дивизии). Напомним, что через поручика И.П. Шувалова группа была связана с военной секцией «Республиканского центра».

После приезда Крымова в Ставке состоялось тайное совещание, на котором рассматривались возможности вооруженного захвата Петрограда, намечались конкретные цели и распределялись роли участников. Для координации действий в столицу, по свидетельству Деникина, был командирован некий полковник С., член Главного комитета Союза офицеров. Предположительно речь идет о полковнике (позднее генерале) В.И. Сидорине. Донской казак по происхождению, летчик по военной профессии, он занимал должность заместителя председателя Главного комитета. Как потом оказалось, Сидорин был человеком не очень надежным, да и к тому же большим любителем ресторанных кутежей. В сообщениях из Петрограда он убеждал, что почва для выступления в столице готова, хотя на самом деле никакой серьезной работы им проведено не было.

Для усиления петроградских организаций с середины августа началась тайная переброска офицеров в столицу. Часть из них направлялась по заранее условленным конспиративным адресам, для других был придуман иной способ. 22 августа в штабы фронтов была разослана телеграмма за подписью генерал-квартирмейстера И.П. Романовского. В ней говорилось о предстоящих в Могилеве испытаниях английский бомбометов и минометов новейших систем. Телеграмма предписывала направить для участия в испытаниях по три кадровых офицера от каждой дивизии ^{326} . Таким образом предполагалось собрать большую группу офицеров с тем, чтобы потом перебросить их в Петроград, сообщив уже по дороге о настоящей цели вызова.

В самом Петрограде офицерские организации, входившие в орбиту деятельности «Республиканского центра», получили приказ быть готовыми к выступлению. В момент появления Крымова на подступах к столице отряды заговорщиков должны были захватить ключевые пункты в городе, арестовать Временное правительство, взять под стражу, а если надо, то и расстрелять вождей Петроградского Совета ^{327} . Ожидаемое выступление большевиков могло ускорить эти меры. Если бы большевистского мятежа не было, заговорщики предполагали его сымитировать. Детали этого замысла помогает понять очередное свидетельство В.Н. Львова, если сказанному им вообще можно доверять. Полгода спустя ветер начинавшейся гражданской войны занес Львова в Оренбург. Здесь атаман оренбургского казачества А.И. Дутов рассказал ему, что под видом большевиков должен был выступить именно он ^{328} .

На первый взгляд налицо детальный и разработанный план переворота. Однако сразу закрадывается подозрение в том, что все это существовало только в фантазии заговорщиков. Нам еще придется писать о том, что все эти замыслы лопнули как мыльный пузырь задолго до стадии реализации. Да и не могло это быть ничем другим, кроме как мыльным пузырем. Никто в Ставке серьезно планов переворота не разрабатывал, никто не поддерживал необходимых контактов со столичным подпольем. Вся петроградская составляющая «заговора» была чистой авантюрой, и подсознательно участвовавшие в ней это чувствовали. Именно это и заставило их в решающий день спрятаться в отдельном кабинете ресторана, вместо того чтобы следовать ранее составленным планам.

Романовский был единственным из старших начальников, кто был посвящен в планы готовящегося выступления. Разумеется, полностью сохранить подготовку в тайне было невозможно. Многие из чинов Ставки догадывались о происходящем, кто-то, как, например, Лукомский, знал об этом почти определенно. Но те, кто догадывался, предпочитали не вмешиваться. Дело было слишком рискованным, и потому в случае его неудачи проще было отговориться незнанием. В том же случае, если бы начинанию способствовал успех, присоединиться было никогда не поздно.

Все зависело от Верховного главнокомандующего. А его намерения были до конца не ясны. Корнилов вернулся из Москвы, будучи настроен крайне отрицательно в отношении перспектив дальнейшего сотрудничества с Керенским. После встречи с главковерхом Крымов удовлетворенно сказал: «Все идет хорошо. Решили больше не иметь дела с “ними”…» ^{329} Тем не менее Крымов каждый день откладывал свой отъезд из Могилева. Он не был уверен в том, что Корнилов сохранит свою жесткую позицию. Действительно, тот снова медлил. К середине месяца крайне осложнилась обстановка на фронте и Корнилов всецело отдался этому, как бы оттягивая неизбежное решение.

ПАДЕНИЕ РИГИ

Своим правым флангом русско-германский фронт упирался в Балтийское море в районе Риги. Линия противостояния шла здесь по правому берегу Западной Двины, и лишь у самого города русские войска сохраняли плацдарм на левом берегу. Непосредственную оборону Риги осуществляла 12-я армия Северного фронта. В ее состав входили пять армейских корпусов и две латышские стрелковые бригады, общей численностью более 160 тысяч человек ^{330} .

Северный фронт, как ближайший к Петрограду, и 12-я армия в особенности, считались наиболее пострадавшими от большевистской пропаганды. Именно здесь выходила знаменитая «Окопная правда», прославившаяся своим антиправительственным и пораженческим курсом. После июльского выступления большевиков газета была закрыта, но ей на смену пришел не менее радикальный «Окопный набат». Особенно сильно большевизмом были заражены латышские полки, позднее ставшие «гвардией Ленина».

С середины июля немцы начали сосредоточивать силы на рижском направлении. Делалось это скрытно, но большим секретом для русского командования не являлось. В распоряжении командующего 12-й армией генерала Д.В. Парского находилось вполне достаточное количество живой силы и артиллерии. Подступы к городу были укреплены по последнему слову военной техники. В обычной ситуации за судьбу Риги можно было не беспокоиться, но революция породила новые обстоятельства, с которыми приходилось считаться.

Все лето в Верманском парке и «Демократическом» (бывшем Царском) саду шли солдатские митинги, дело доходило до прямых столкновений между русскими солдатами и латышскими стрелками. Впрочем, и русские солдаты принимали самое активное участие в разгроме пивных заводов и иных хулиганских выходках. Ненадежны были и части, находившиеся на передовой. В начале августа 54-й стрелковый полк панически бежал с позиций при одних только слухах о появлении немцев. Никто не мог сказать, как будут вести себя войска в боевой обстановке.

Точная дата и место немецкого наступления стали известны еще за несколько дней до его начала от перебежчика-эльзасца ^{331} . Штаб армии за несколько часов разослал во все полки и дивизии предупреждение о том, что ночью противник начнет артиллерийский обстрел с тем, чтобы утром попытаться прорвать русские позиции. Действительно, в четыре часа утра 19 августа со стороны немецких позиций начался ураганный огонь. Противник применил химические снаряды, что внесло дезорганизацию в ряды русских войск. Начальник 186-й дивизии генерал Дорфман потерял связь со штабом армии и подчиненными ему частями. Полки дивизии начали беспорядочно отступать. Воспользовавшись этим, немцы в 9 часов утра начали переправу через Западную Двину.

Первоначально захваченный противником плацдарм был невелик — не более шести верст в ширину и трех в глубину. Генерал Парский отдал приказ отбросить немцев за реку. Учитывая силы русских, эта задача была вполне реальной. Но резервные части вводились в бой отдельными бригадами и даже полками, что позволяло противнику всякий раз сохранять численный перевес. В результате контратака захлебнулась. К вечеру штаб армии покинул Ригу. Связь штаба с подчиненными ему частями и соединениями была потеряна почти на сутки.