Лавр Корнилов

Алексеев же в эти дни был практически изолирован от происходящего. Два дня он безвыходно пребывал на квартире Щетининых. Вечером 29 ноября он все-таки решился выйти на улицу в сопровождении ротмистра Шапрона. Когда они возвращались обратно, генерала узнал кто-то из соседей. После этого Алексеева из соображений безопасности перевезли на Спасскую улицу, где находилась квартира графини Сивере (двоюродной сестры Шапрона).

Оставаться в Петрограде становилось делом слишком рискованным. Один из знакомых Щетининых сумел достать железнодорожные билеты до Ростова. Алексеев очень беспокоился за семью, оставшуюся в Смоленске, поэтому его пришлось ввести в заблуждение. Ему было сказано, что билеты взяты только до Москвы, поскольку оттуда проще и безопаснее будет добраться до Смоленска. Сопровождать Алексеева в поездке должны были ротмистр Шапрон, Н.П. Щетинина и полковник Веденяпин, ехавший по документам ее мужа. Сам генерал получил паспорт отца Щетининой, тайного советника в отставке.

Поезд отходил в 11 часов вечера 30 ноября 1917 года. Веденяпин и Щетинина отправились на вокзал заранее, Алексеев же и Шапрон должны были прибыть за пятнадцать минут до отхода состава. Шапрон вспоминал: «Тяжело и странно было смотреть на генерала Алексеева в столь несвойственной ему штатской одежде, особенно той, которой ему пришлось пользоваться за неимением времени достать что-либо более подходящее. Генерал был одет в очень потертое осеннее пальто темно-шоколадного цвета с небольшими темными крапинами. Оно крайне неуклюже сидело на нем. Из-под не по росту длинного пальто виднелись черные брюки, бахрома оконечностей которых ярко очерчивала военные сапоги. Голову его покрывала синяя фетровая шляпа, опоясанная черною лентою, которую генерал как-то особенно глубоко напяливал на голову с наклоном на правый бок. Передняя часть шляпы доходила до бровей, отчего неестественно поднималась задняя ее часть, придавая столь непривычный и резко бросающийся в глаза вид» ^{425} .

Когда приехали на вокзал, выяснилось, что поезд задерживается. Больше часа Шапрон с Алексеевым были вынуждены гулять по улицам под не прекращавшимся холодным дождем. Посадка в вагон прошла без особых проблем. В одном из двух смежных купе расположились Е.П. Щетинина и полковник Веденяпин, в другом — генерал Алексеев и ротмистр Шапрон. Купе были соединены общей уборной, и поэтому пассажиры могли в течение всей поездки не выходить в коридор.

Тем не менее тревожных минут за время пути было немало. Дважды генерала узнавали: сначала проводник, потом случайный пассажир из того же вагона. В Москве Алексеева пришлось убеждать продолжить путь дальше до Ростова. Он согласился при условии, что пробудет на Дону всего несколько дней и при первой же возможности выедет в Смоленск. Где-то, то ли в Орле, то ли в Курске, во время стоянки спутники внезапно потеряли Алексеева. Оказалось, что генерал ходил на вокзал отправлять жене телеграмму о том, что он выехал на юг. Вся конспирация, естественно, после этого становилась весьма сомнительной. Но все обошлось, и рано утром 2 ноября путешественники прибыли в Ростов. Позавтракав на вокзале, они пересели на пригородный поезд и около 9 утра были в Новочеркасске.

Немедленно по прибытии Алексеев направился к генералу А.М. Каледину. Донской атаман встретил Алексеева приветливо, но без особого радушия. Он предупредил о том, что пребывание Алексеева на Дону может быть использовано врагами войскового правительства для агитации в пользу большевиков, и потому попросил его при первой возможности покинуть пределы области, а до той поры не афишировать свое присутствие. В течение всего времени пребывания в Новочеркасске Алексеев был вынужден носить гражданскую одежду, в газетах же он фигурировал под прозрачным псевдонимом «генерал Алексин». Впервые фамилия Алексеева была прямо названа в публикации «Вольного Дона» от 12 декабря 1917 года в заметке о создании общества «Белый крест» для помощи детям офицеров, в числе учредителей которого был назван и он.

На следующий день в Атаманском дворце состоялось совещание, на котором, помимо Алексеева и Каледина, присутствовали председатель областного правительства М.П. Богаевский, некоторые члены правительства и представители кубанского войска. Большинство участников встречи сошлись во мнении, что казачество своими силами не способно свергнуть большевистский режим. Единственное, что можно сделать сейчас, — это не допустить распространения большевизма на Дону и Кубани. Фактически донские власти отказали Алексееву в прямой поддержке, но согласились до поры до времени закрыть глаза на его деятельность.

Для проживания Алексееву был предоставлен пассажирский вагон, стоявший на запасных путях близ вокзала. Это было не слишком удобно (однажды ночью вагон едва не прицепили к какому-то поезду), тем более что примерно через две недели к генералу из Смоленска приехала семья. Снять квартиру в городе оказалось очень сложно, так как никто не хотел пускать к себе «чужих». Наконец, какой-то купец-старообрядец согласился сдать бывшему Верховному главнокомандующему пустующее помещение своей конторы. Маленькая прихожая была превращена в канцелярию, — здесь стоял письменный стол и стулья для посетителей. Узкая комната в одно окно стала спальней Алексеева, радом в такой же комнате поместились его адъютант ротмистр А.Г. Шапрон дю Ларре и врач С.М. Крупин. За этими комнатами находилось бывшее складское помещение, переоборудованное в гостиную. Здесь же за ширмой спали дочери Алексеева. Днем в квартире постоянно толпились люди. Это неудивительно, поскольку именно здесь и рождалась новая, антибольшевистская, армия.

ДОБРОВОЛЬЦЫ

Еще при формировании «Алексеевской организации» ее участникам было предписано в случае непредвиденных обстоятельств самостоятельно пробираться на Дон. Кое-кто приехал в Новочеркасск в одном поезде с Алексеевым (конечно, не зная этого) или даже раньше его. 3 ноября 1917 года, на второй день пребывания Алексеева в донской столице, с ним встречался думский депутат, известный журналист и публицист В.В. Шульгин. Позднее он вспоминал: «Генерал Алексеев жил в вагоне-салоне. В его кабинете стоял письменный стол. Он принял меня очень любезно. Мы были знакомы с ним еще по Киеву. У него было нечто двойное в лице. С одной стороны, это было лицо фельдфебеля, простонародное. С другой стороны, его очки и выражение лица выдавали профессора, каковым он и был. В качестве такового голосом скрипучим, но уверенным он прочел мне лекцию:

— Каждая армия, какова она бы ни была, должна иметь базу. Без базы армия существовать не может. Я избрал базу здесь на Дону, в Новочеркасске. И здесь болото, но другой базы нет».

Продолжение «лекции» прозвучало еще более пессимистично:

«— Кроме базы, армия должна иметь личный персональный состав. В данную минуту этот персональный состав состоит из 28 человек» ^{426} .

В день прибытия в Новочеркасск Алексеев отправил в Петроград условную телеграмму, которая должна была стать сигналом для ожидавших в столице членов «Алексеевской организации». Но еще до получения ее на Дон выехала группа в составе 45 человек во главе со штабс-капитаном В.Д. Парфеновым. До места назначения они добрались к вечеру 3 ноября. Это был уже достаточно большой контингент, и потому пришлось думать о том, где его размещать. К счастью, удалось договориться с Союзом земств и городов о предоставлении в распоряжение формирующейся армии помещения лазарета № 2 по Барочной улице, 39.

В последующем приток добровольцев продолжался. 4 ноября прибыло сразу 142 человека, через десять дней еще 297, а еще через неделю — 211 ^{427} . Это только крупные партии, а так не проходило и дня, чтобы общежитие на Барочной не пополнялось новыми обитателями. Офицеры, юнкера и совсем еще юные кадеты пробирались на Дон по одиночке и группами. 8 ноября Алексеев направил письмо генерал-квартирмейстеру Ставки М.К. Дитерихсу. В нем излагался план создания подпольных центров в Петрограде, Москве, Киеве, Харькове и других городах, которые занялись бы вербовкой офицеров с последующей переправкой их на Дон. Алексеев просил при первой же возможности направить в Ростов или Новочеркасск под предлогом пополнения тыловых гарнизонов надежный полк: «Узаконьте формирование такого, якобы запасного полка, и формирование крупной части обеспечено».

Однако реально пробраться на Дон сумел только кадр Георгиевского полка — около трех десятков офицеров под началом полковника И.К. Кириенко, да и то они предприняли этот шаг не по приказу вышестоящего начальства, а по собственной инициативе.

К концу ноября количество добровольцев превысило уже 600 человек. Ввиду нехватки места кадеты и часть юнкеров были переведены на Грушевскую улицу в помещение 23-го лазарета, а юнкера-артиллеристы размещены в пустующей Платовской гимназии на Ермаковском проспекте.

Но даже это было ничтожной каплей по сравнению с той частью офицерства, которая сознательно предпочитала оставаться в стороне от начинающейся борьбы. Первоначально Алексеев рассчитывал собрать под свои знамена не менее 30 тысяч человек ^{428} . При обозначившихся темпах на это понадобилось бы не менее трех лет. Несомненно, что в какой-то мере это объяснялось трудностями, которые подстерегали добровольцев по пути на Дон. Но преувеличивать их тоже нельзя. Еще очень долго, как минимум до середины декабря 1917 года, продолжала действовать инерция мирной жизни и из «красной» Москвы в «белый» Ростов по-прежнему ходили поезда. В том же Ростове к этому времени скопилось до 16 тысяч офицеров, которым вообще никуда не надо было ехать, но из этого числа на призыв Алексеева откликнулось только 300 человек ^{429} .